– Всё верно, – сказал Михаил. – Именно это мы с моим другом Денисом и хотим вам напомнить! Теперь можете спрашивать меня о чём угодно, вы же, наверное, нечасто разговариваете с «кваzюком»? Всё. Теперь зал был его. Когда мы вышли со школьного двора, я не выдержал и сказал: – Михаил, я и не подозревал, что у тебя такой талант общаться с детской аудиторией. Им же палец в рот не клади, по локоть откусят. Михаил покосился на меня. – Образно говоря, – сказал я. – У нас есть специальная методичка, – пояснил Михаил. – Как говорить о восставших и кваzи с детьми до пяти лет, до девяти, до пятнадцати… Как говорить со взрослыми мужчинами. Как говорить со взрослыми женщинами. – Со стариками? Со старухами? – Конечно. – Какие же вы расчётливые, – сказал я. – Да. И мы этим гордимся. – А это из методички «как говорить с людьми, не любящими кваzи»? – спросил я. Михаил кивнул: – Совершенно верно. Я же говорю – ты хороший полицейский. Зря торчишь на этой технической работе. – Где же ещё можно безнаказанно отрубать восставшим головы… – буркнул я, подходя к машине. – Ты лучше скажи, твой сын успокоился? – Почему он должен успокоиться? – осторожно спросил Михаил. – Он и не был взволнован. – Ну раз ты ничего не говоришь о результатах теста, значит, убедились – я к Найду отношения не имею? Михаил остановился, недоуменно посмотрел на меня. Спросил: – Как я могу говорить о результатах теста, если конверт в твоём кармане? – Моём? – Вчера я положил конверт в карман твоего пиджака, – пояснил Михаил. – Пока мы спорили. – Карманник, – сказал я восхищённо. – Только наоборот. У тебя там настоящий склад, гора бумаги. – Грязные носовые платки, наверное, – сказал я. – Как жаль, что сейчас я в форме. Не могу вернуть конверт сразу. Но верну, не сомневайся. Михаил только вздохнул. Открыл машину, сел за руль. – Поехали, капитан. – Куда? – Продолжаем искать Викторию, разумеется. Я сел рядом. – Вы мне сильно подпортили всю работу, с господином Маркиным. Церковь кваzи нам не помогла, психологи тоже. Мне пришлось пойти на прямой контакт с преступными элементами, причём гарантировать им безопасность… Знаешь, как это неприятно? – А то тебе при жизни не доводилось идти на компромиссы, – фыркнул я. – Не фарисействуй. У нас работа такая, чтобы поймать большую рыбу – мелкую отпускаем… Что ж ваши правильные кваzи становятся преступниками? – Мы такие же, как в жизни, только упёртые, – спокойно ответил Михаил. – Если человек при человеческой жизни плевал на закон, ловчил и жульничал – он и в постсмертии будет мошенником. Но я скажу честно, Денис. Я в тупике. Все доступные мне пути я исчерпал. – Так куда же ты собрался ехать? – спросил я. – Надеюсь, что ты скажешь, – объяснил Михаил. – Командуй. Ты можешь видеть что-то, незаметное для меня. – Кваzи… – буркнул я. – Сейчас… Я взял табельный планшет, открыл информацию по делу и начал рыться в базе данных. – Родственники? – с любопытством спросил Михаил. – Нет-нет. У Виктории почти не осталось родственников среди живых или кваzи. Только дальние. Но их тоже проверили и предупредили. И бывших друзей тоже. – Родственники – это хорошо, – сказал я. – И друзья. Но поверь… порой чужие люди куда ближе… Так. Давай-ка на Профсоюзную… что-то мы зачастили на Юго-Запад… – И куда конкретно? – заводя машину, спросил Михаил. – Палеонтологический институт. Михаил нахмурился. Неохотно кивнул: – Да, помню. Она там работала, при жизни. Недолго. – Не важно. Это была её молодость. Энтузиазм. Первые научные труды. Защита кандидатской. – Она же не защитилась. – Да, не успела, умерла. Но я посмотрел – её научный руководитель до сих пор там работает. Как там говорили классики? Жизнь даёт человеку три радости – семью, друзей и работу. Семьи у Виктории больше нет. Друзей, по сути, тоже. Остаётся работа. Как бы там ни было – палеонтологический институт – это тоже научное учреждение. Там есть кое-какая техническая база, если ей надо продолжать работать с вирусным препаратом. Да и укрыться там проще. – И с чего бы её несостоявшийся, – Михаил выделил это слово, – научный руководитель взялся помогать бывшей аспирантке? К тому же такой необычной? – Он сам кваzюк, – сказал я. Михаил молча вывернул со стоянки. В кабинет я ворвался громко, вызывающе хлопнув дверью. Но потом аккуратно прикрыл её за собой, что, боюсь, смазало впечатление. И прямо с порога сказал: – Я не сварщик! Седовласый, хоть и не старый ещё человек за письменным столом поднял голову. И сказал: – Я тоже не прораб. Я экономист. Занимался международными финансовыми деривативами. Но приходится. – Но я… – Да хоть флейтист. Нам нужны сварщики. Ещё нужны плотники, делать опалубки. Очень нужны строители любого профиля. – У меня жена и ребёнок остались там, за МКАДом, – сказал я. – Направьте меня в отряд, который пойдёт туда. – Отряды идут в строительные гипермаркеты. Пригоняют технику. Умеешь управлять бульдозером? Или тяжёлым грузовиком? Я с ненавистью посмотрел на начальника седьмого сектора обороны Москвы, в чей кабинет так бесцеремонно ворвался. – Вы что, не слышите? У меня жена и ребёнок остались там! – Тебе повезло, – сказал седовласый. – А мои погибли. Я осёкся. Помолчал и сказал: – Я умею убивать восставших. – Мы все умеем, кто выжил, – сказал мой собеседник. – Я сам отрубил жене голову, когда она восстала. Где твои, юноша? – В Шолохово. Посёлок такой, там ещё танковый музей… Это рядом совсем! Седовласый кивнул. – Знаю. Там сейчас волна восставших, из Дубны и Дмитрова. Ближайшие дни в этом направлении не выбираемся, надо закрепиться в городе. Потом вояки обещают дать конвой. – Я сам уйду, – сказал я.