Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 14 из 24 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
27 ноября 2011 г. (Пост написан во время обсуждения тренингов личностного роста – Л.П.) Я видела всякое: людей, которым это в целом оказалось полезно, помогло решиться на важные изменения в жизни, как-то встряхнуться, что-то про себя понять. Видела тех, кого исказило и кто поломал жизнь свою и близких. Или начинал тренировать всех встречных-поперечных, кто не успел убежать. Случалось и экстренную помощь оказывать тем, кого через пару дней накрывало вплоть до элементов реактивного психоза. Сама не была, хотя, может, и было бы любопытно, но непонятно, почему так дорого. Поразительно, что вообще сама идея таких тренингов, исторически выросшая из мега-бережного гуманистического направления психотерапии, слившись с методами бизнес-тренингов, превратилась в штуку довольно небезопасную. Пообщавшись с друзьями, которые вдоволь нарезвились на всех уровнях, я про себя это обозвала «психохирургией» (в отличие от психотерапии). Обилие выражений типа «его пробило, а ее еще не пробило» наводит на мысль, что суть происходящего на этих тренингах – взлом психологических защит. Взлом довольно жесткий, особо не увернешься. Например, часто бывает правило, что нельзя отказаться от выполнения упражнения – или уходи с тренинга. Или тренер, понаблюдав за участником, – хлоп – и выдает ему какую-то «истину» про него, которую оспорить нельзя, тут же услышишь, что ты это потому и не видишь в себе, что не хочешь. Конечно, слом защит вызывает катарсис и энергетический подъем с эйфорией, ведь защиты, как еще дедушка Фрейд убедительно показал, – жутко энергоемкая штука. Кто помнит, он приводил хороший образ с мужиком, мешающим вести лекцию криками, что лектор – идиот. Можно продолжить лекцию, изолировав мужика, но ценой энергопотерь – паре-тройке крепких дяденек из зрителей придется его вытолкать и удерживать дверь, чтобы он снова не вошел, а лектору – повысить голос, чтобы шум перекрывать. В итоге все устанут гораздо больше и не все из лекции услышат. Но защита защите рознь. Да, бывает защита, так сказать, по инерции. То есть уже и мужик не такой буйный, да и, по большому счету, не лучше ли выслушать, с чем он там не согласен, и почему бы не обсудить, ничего ведь страшного. Но если лектор не уверен в себе, а дверь держит охрана на хорошей зарплате, лучше и дальше вытеснять иное видение ситуации – от греха подальше. То есть у человека реально уже вполне есть силы, чтобы справиться с тем, что было непереносимо раньше, например, в детстве он был беззащитен перед неодобрением окружающих, но сейчас-то точно не помрет от критики. Или когда-то конфликт с близкими пугал его до безумия, потому что родители страшно ругались, но сейчас он вполне мог бы конструктивно выяснить отношения, если б та старая детская паника не продолжала «держать дверь». Тогда да, защита, вдруг рухнувшая от некоторого нажима извне (это может быть не обязательно упражнение на тренинге: сильное переживание, фильм, книга, слова друга или случайного собеседника, да что угодно, дзэн советует удар палкой). И, через инсайт и катарсис, умывшись слезами, мы распахиваем наконец злосчастную дверь, и – свобода нас принимает радостно у входа, а уставший мужик отдает нам меч, коим сам уже задолбался в дверь колотить. Человек уходит с нелюбимой работы, приводит в соответствие де-факто с де-юре в давно умершем браке, вспоминает свои забытые под давлением других ценности и таланты, и всячески еще личностно растет. Щастье, щастье, всем хорошим во мне я обязан лайф-спрингу и синтону. Кроме этого, тренинги действительно дают конкретные техники и методы самомотивации и самоорганизации, которые могут хорошо работать, особенно если родители этим в детстве не озаботились и были скорее склонны все решать и делать за. То есть для в целом благополучного человека, проблемы которого сводятся к некоторой пассивности, неуверенности, внешнему локус-контролю, неумению посмотреть на себя по-новому и т. п., оно вполне может быть полезно. Но бывает, что все иначе. Дверку-то держат неспроста и очень даже не зря. Ибо за ней – не просто мужик, похожий на Бармалея из детских страхов, которого пора бы уж не бояться, а реальный-таки Бармалей. Пьяный папа с ножом. Трезвая мама с повадками медсестры из «Пролетая над гнездом кукушки». Родитель-нарцисс. Родитель-психопат. Отвер-гающий и отменяющий родитель. Опыт серьезного насилия. Или еще что. И если дверь открыть, он же шутки шутить не будет. Когда такая дверь открывается в психотерапии, человек не один – с ним терапевт. Их контакт, обычно к этому времени уже довольно прочный (дверь на первой сессии редко открывается), создает тыл, защиту, ту самую «психологическую утробу», которую человек недополучил или был лишен в детстве. Если это групповая терапия, то защиту дает группа, тоже не в первый раз увиденная, а та, с которой прожито и прочувствовано уже много и есть доверие, и в которой не 50 человек, естественно. Имея такой тыл, можно и с ужасным встретиться. Обычно не за один раз, порциями, по мере готовности. В ситуации тренинга же контакта нет, отношений нет, все «на потоке». Взломали защиту, вскрыли, «пробили» – гуляй кишками наружу сам, как знаешь. Да, есть тренеры, которые за счет личной огромной способности давать много поддержки, за счет незаурядной эмпатии, сочувствия к людям и собственной внутренней силы даже в формате тренинга могут помочь. Но это, сами понимаете, не то, чего можно ожидать «как правило», это надо знать про конкретного человека. И что же дальше? А дальше два варианта. Если взломали уж очень грубо и резко, человек разваливается. Вплоть до психопатических срывов и бреда с галлюцинациями. Не приходилось в своей взрослой уже спальне в ночи видеть вдруг Бармалея собственной персоной? И не надо. Тогда дай бог, чтобы сам человек или родственники вовремя обратились за помощью – промывать, зашивать. А чаще, открыв под нажимом дверь, человек быстро убеждается, что этого мало – ресурса-то нет, и взять негде. Псевдо-ресурс в виде призывов про «поверь в себя», «просто поставь цель» и т. п. быстро рассасывается. И человеку приходится спешно сооружать другую защиту, но, поскольку сейчас он уже не ребенок, то это будет скорее всего не примитивное вытеснение, а что-нибудь повиртуозней. Например, идея, что мы – продвинутые, люди нового типа, а все вокруг – тупые бараны, и все из-за них, непродвинутых. Ему ж показали свои и других типичные ошибки в общении и выстраивании жизни, вызванные защитами, – и вот он уже видит их повсюду и у всех, особенно у ближних (у психологов это называют «синдромом третьего курса», все массово ссорятся с родителями и разводятся). Сначала он, конечно, добрый и всех просто зовет тоже пройти тренинг и припасть, так сказать, к истоку. Но почему-то «бараны» не очень хотят, тогда возникает конфликт. Более того, «бараны»-то из ближнего окружения. Они не случайно там оказались, они были пригнаны к тому, бывшему человеку, который еще с защитами. Они его по-своему принимали и любили, хотя, может, и юзали, но и ему что-то давали. А тут он изменился: ведет себя странно, его прежние «кнопки» не работают, как с ним теперь быть? Понятно, что, как всякая система, его социальная сеть включает силу упругости и стремится сделать «все как было». И на него давят, обижаются, по больному месту невольно бьют в процессе бурных обсуждений и т. д. В запале рушатся вполне живые браки и дружбы, бросаются не такие уж плохие работы, затеваются непродуманные бизнес-проекты, кто-то кого-то подводит, не отдает долг и т. п. В результате человек лишается даже того ресурса в реальной жизни, который имел, все его «яйца» теперь в одной корзине – в сообществе «продвинутых». Новая защита крепчает, и уж ее он, наученный горьким опытом, так просто не сдаст. А силы кончаются, в период эйфории он сильно влезает в энергетический НЗ, поэтому часто все приходит к депрессии. Еще бывает, что депрессия как бы «делегируется» кому-то из близких, а сам человек продолжает бегать в ажитации. В общем, не очень весело. Как отличить, есть у человека ресурс или нет, и пойдет ли ему на пользу слом защит? Тут надо понимать, что никак, собственно. Ни со стороны, ни заранее. Сейчас некоторые ответственные тренинговые кампании к психологу сначала посылают: пусть посмотрит и даст заключение, что человеку можно. Ко мне так уже приходили. Увы, миссия невыполнима. Никто заранее не скажет, ни психолог, ни тренер, ни сам человек, чего больше: риска или возможностей. В норме защита не падает, пока человек не готов, что ему ни говори. Но против лома, как известно, нет приема, а на этих тренингах много именно что «лома». Вообще, я убеждена, что в этом деле риски могут снижаться только процедурой. Правилом «нет» прежде всего, без которого невозможна групповая терапия. Поэтому меня очень настораживает, когда вводится правило, что нельзя отказаться от выполнения упражнения. Если вводится полный запрет на отказ, более того, коллективная ответственность (если ты не будешь, выгонят тебя и того, кто с тобой в паре), я бы советовала разворачиваться и уходить немедленно. Само это правило задает деструктивную групповую динамику, находиться в которой не полезно никому. Так же, если есть жесткий запрет уходить из группы раньше, даже по семейным обстоятельствам, запрет общаться в дни тренинга с семьей и т. п. Многие мои коллеги считают, что раз это может быть – и часто бывает – небезопасно, то должно быть запрещено в принципе и уничтожаться на корню. Я понимаю эту точку зрения. Ведь тут мы сплошь и рядом имеем дело с подменой контракта: обещают личностный рост, а вовлекают в психохирургию с измененными состояниями, взломом защит, авторитарными интерпретациями тренера: «Это у вас так и так устроено, а если вы не согласны, то подумайте, почему вы это отрицаете», – да еще прилюдными: «Все посмотрели на брюнета, который отрицает» и т. п. При этом ответственности за «вскрытых» и отпущенных никакой. Как и за разбалансированных тренингом пограничных, и за ретравмированных им же посттравматиков, которым это вообще противопоказано абсолютно и без оговорок. С другой стороны, у нас все это поле настолько неструктурированно и критерии не сформулированы, что не хотелось бы прям сегодня госрегулирования особого в этом вопросе – нашему государству будет проще закатать в асфальт вообще все, что хоть чем-то напоминает. А я все же видела хороших тренеров, которые очень серьезно к безопасности относились, и неплохие результаты тоже видела. Кроме того, понимаю, что людям проще пройти один, пусть дорогой, тренинг, чем ходить долго на терапию, так что это будет востребовано всегда, что ни говори, и будет появляться в той или иной оболочке. Оно ведь кажется-то как раз безопаснее: в большой группе, кратко, по программе, и вообще «просто саморазвитие», ага. И все ж голодные на истинные чувства, на глубокий контакт с другими, на свободу быть собой, а тут это вдруг промелькивает, даже если ненадолго, но первый раз в жизни, и конечно, впечатляет. Так что не думаю, что проблему решишь запретом сверху, и только ругаться бесполезно, надо как-то еще самих людей вооружать видением, что к чему и почему. Говорят, что панацея – чтоб тренер был психологом с дипломом. Вот тут не уверена – видела я и психологов, упивающихся властью над людьми, а, с другой стороны, у нас не учат толком нигде в рамках госпрограмм групповой терапии и тренингам. Так, чтобы не только теорию, но и приличный практический багаж давало. Все, кто что-то умеют, учились на сертификационных курсах вне гособразования. Это я к тому, что сами осторожны будьте. И внимание не столько к содержанию, слова-то все всегда говорят хорошие, сколько к форме, к правилам, договоренностям. Собака всегда зарыта именно там. Если правила вызывают у вас протест, кажутся неэкологичными и этически сомнительными, а их не желают с вами обсуждать и навязывают, – держитесь подальше. Если все же хотите попробовать – ни в коем случае не отрезайте себя от своих ресурсов, подумайте заранее, что будете делать, если «накроет», не принимайте в течение как минимум недели-двух после тренинга никаких судьбоносных решений, не выясняйте отношений с близкими, даже если подмывает, дайте всему улежаться и лишнему повыветриться. Кстати, еще важный признак: скажет ли вам тренер про мораторий на оргвыводы. Если, наоборот, подталкивает «ковать железо, пока…», пусть продолжает без вас. Настораживающий признак – когда подталкивают к измененным состояниям, например, задают формат неизбежного переутомления (мало сна, работа по 15 часов подряд) и искусственно «замыкают» пространство (запрет выходить в туалет-попить при сессиях, длящихся дольше полутора-двух часов). И помните, что любые интерпретации ваших чувств, реакций, мотивов, услышанные от тренера, – это лишь его мнение, его фантазии и проекции. Берите из них все, что вам важно, что кажется точным и полезным, и просто пропускайте мимо ушей все, что не подходит. Даже если это у вас отрицание – ну и что? Имеете право. Защиты не держатся прочно, если в них нет нужды. Когда будет пора, тогда и услышите. А может, оно вам и вообще не надо. В общем, берегите себя. Личностный рост – это круто, но лучше так, знаете, низенько-низенько. Тише едешь, больше вырастешь. Про «все переругались» 16 декабря 2011 г. (Написано вскоре после 10 декабря 2011 г., когда в Москве на Болотной площади прошел митинг против фальсификаций выборов в Государственную Думу – Л.П.) Очень много в Сети стенаний и сарказма по поводу «вот уже все переругались». Кого-то это прям повергает в совсем отчаяние: «Ну, вот, я так и знал». Я это все вижу со своей профколокольни несколько иначе. Всякий групповой процесс, будь то семья, группа тренинга, коллектив фирмы или вот сообщество протестно настроенных граждан, проходит определенные стадии. Этому учат тренеров и групптерапевтов прям во первых строках. Стадия первая – псевдосплоченности (в семье это называется «медовый месяц», в фирме – «старт-ап»). На ней все только-только почувствовали себя группой, с единой целью, наслаждаются чувством принадлежности, очень боятся кого-то обидеть и разочаровать, «держат лицо» и вообще зайки. Все милы, приветливы, уступчивы, готовы задвинуть свое «я» куда подальше, проглотить противоречия и закрыть глаза на недостатки других. Все кидают мусор в урны, дарят цветы друг другу и говорят «Спасибо!» всем и за все. Все испытывают подъем, эндорфины-дофамины, потому что существа мы стайные и в группе своих нам кайфно, так уж нас природа сотворила. Это не значит, что чувства – не подлинные, они самые настоящие, искренние. Просто они, так сказать, даются авансом, поскольку на этой стадии еще совсем не ясно, выйдет ли из этой общей деятельности толк и будет ли данная группа функциональна, или развалится ко всем чертям, раня осколками участников. Отчего, кстати, к эйфории и радостному изумлению – ну, надо же, мы вместе – примешивается отчетливая тревога, а отдельные особо чувствительные участники ее ловят как антенны и порой начинают истерить а-ля Кассандра, что дело добром не кончится и будет море крови. А кто-то просто сидит в уголке и молчит, от греха подальше, – такие тоже в каждой группе есть. Судя по рассказам о 10 декабря, все признаки первой стадии имели место, и это хорошо. Потому что чем больше ресурса получит группа в этот момент, тем больше ее шансы справиться с остальными. А дальше наступает стадия вторая – стадия конфликтов и конкуренции. Потому что сколько могут люди свое «я» зажимать? Недолго. Почва для конфликтов обычно есть. В семье это грязная посуда и деньги, в фирме – распределение обязанностей и тоже деньги, в группе – конкуренция за внимание тренера и роль лидера, в политике – и так понятно. И тут начинается. Тестостерон зависает в воздухе так, что хоть топор вешай. Амбиции и позиции с грохотом сшибаются и разлетаются в стороны, чтобы опять рвануть на таран. В ход идут все и всякие приемы, в зависимости от личных предпочтений участников: и прямые оскорбления (если автор – пацан и знает слово «гандон»), и обесценивание (если автор – интеллигент и знает слово «лемминги»), и холодный опускающий анализ (если автор – политолог и знает слова «альтернатива» и «оппозиция»), и высокий слог (если автор – поэт и знает слово «говно»), и тонкая ирония (если автор – журналист и знает слова «пуй» и «разосрались»), и детская обида (если автор нежен душой и знает слова «все дураки»). Все орут, машут руками и кидаются: в семье – посудой, в фирме – степлерами, в группе – интерпретациями, а в политике – мрачными предсказаниями про «у таких, как вы, и с такими, как вы, ничего никогда, потому что». Происходит выяснение, кто чей современник, кто с кем нерукопожатен, и где чья роль в искусстве. Бурное, в общем, времечко. Ужас? Да как посмотреть. В процессе оно, конечно, неприятно. Однако есть эмпирический факт: без этой стадии каши не сваришь. Группу, в смысле. Если по тем или иным причинам вторая стадия не развернулась, результативность сильно пострадает. Все будет на вид тип-топ, но настоящей работой это не назовешь. Что в семье, что в фирме, что на тренинге. С другой стороны, на этой стадии все вполне может и вовсе развалиться. Например, от группы останется половина, брак распадется, фирма развалится. Больше половины российских фирм, кстати, не переживает второй стадии. Что же за задачи решаются на второй стадии, почему без нее плохо? Главный вопрос: мы уже знаем, что можем быть вместе, и нам это нравится. Но сможем ли мы остаться вместе, если предъявим себя, какие мы есть? Глупые, нелепые, злые, ничего не понимающие, мало что умеющие, некрасивые во многих проявлениях, виноватые в том и в этом – в общем: настоящие. Сможем? Или нас оттолкнут, отвергнут, унизят? И не надо ли поскорее самим отвергнуть, чтобы остаться неуязвимым? И еще вопрос: по-чьему будет? По-твоему или по-моему? И если у нас это по-разному, то, опять же, сможем ли мы быть вместе, и как? Получится договориться на равных? Или ты захочешь командовать? И не лучше ли тогда поскорее мне самому начать командовать, чтобы не упустить инициативу? И еще: а сможем ли мы остаться вместе, когда придется трудно? Когда хорошо и легко – мы можем, это уже мы знаем. А вот если будет плохо, страшно, обидно, если мы окажемся в лузерах, и одни против всего мира – сможем? Или ты меня бросишь, предашь, начнешь травить вместе со всеми? И не лучше ли мне тогда первому тебя кинуть, чтобы самому уцелеть? Сами понимаете, без ответов на эти важнейшие вопросы толковой группы не будет. И найти их без конфликтов и ругани нереально. Тут важно, как ругаться, чтобы двигаться вперед, а не завязнуть в разборках. И важен, конечно, бэкграунд участников. Чем лучше у них с доверием и открытостью, с гибкостью и уверенностью в себе, тем им будет легче. Чем больше они травмированы в прошлом, чем больше их кидали, опускали, отвергали, тем больше вероятность, что они безопасность поставят выше сотрудничества и общей цели. В этом смысле у нас, сами понимаете, анамнез отягощенный по самое некуда. Но, с другой стороны, и на все грабли уже наступлено, в том числе и на «бис», так что шанс есть. На тренинге проще – там группе помогает пройти через бурные пороги ведущий. Его этому учат, у него на это есть приемы-подходы. Чтоб конкурировали, но двигались. В процессах, где задействованы огромные, многотысячные группы, роль ведущего приходится брать на себя лидерам, авторитетам. Если они понимают или чувствуют суть происходящего, они хорошо справляются. Вот Акунин, например, хорошо справляется, недаром все твердит про открытость, про то, что все должны быть услышаны, про то, что можно думать (идеологически) разное, а делать общее. Годный тренер, чувствует процесс. Если же тренер конфликты гасит, не проясняет, боится конфронтации, или сам берет одну из сторон и кидается в сечу, дело плохо. Или если демонстрирует всей группе или отдельным ее частям неуважение, пренебрежение, сам задает пример обесценивания и отвержения. Если с презрением клеймить кого-то «недоговороспособным», это, к сожалению, договороспособности никому не добавит. А плохих энергий в процесс подольет. Если уж судьба свела людей в группу по тому или иному признаку, в ней каждый важен и нужен, и каждый должен быть уважаем, как член этой группы здесь и сейчас, даже если вне группы эти люди ни за что друг с другом бы не дружили и принципиально не общались. И вообще, тут личные качества участников второстепенны. С хорошими правилами может и группа не очень умных вполне себе чего-то достичь. А с плохой процедурой и милейшие умнейшие люди разругаются в дым. Уважение, уважение, уважение – вот чего сейчас остро не хватает. И у тех, кто в свете прожекторов, и у публики. Надо по возможности эту субстанцию внутри себя производить и добавлять в варево. Посмотрим, что из всего этого выйдет, но пугаться самого факта конфликтов и считать это признаком «все пропало», не надо. Полет нормальный, все идет по плану. Если вторая стадия благополучно проходит, за ней наступает третья – стадия подлинной сплоченности и продуктивной деятельности. Группа раскочегаривается и работает, как заведенная, сворачивая горы и добиваясь успеха за успехом. Но эту стадию надо заслужить. Там еще четвертая есть, но оно сейчас точно не актуально. Про это все написаны целые тома и диссертации, прошу извинить за упрощения, но я коротенько и самую суть. Детки в клетке 19–28 декабря 2010 г. Дочь у меня в четвертом классе. Понтовая прогимназия, «отобранные дети». Уже не первый год травили приятеля дочери, и ее заодно. Они уже притерпелись, что дразнят и гадости говорят. Пытались игнорировать. Все это нарастало довольно долго. И вот привело к драке, в которой мальчику сломали нос. Я предупреждала учительницу, она упорно делала вид, что это не ее дело. Я вместо нее пыталась что-то с детьми делать, командообразованием заниматься и еще по-всякому. Бесполезно, через голову-то. Она каждый раз давала понять, что это те, кого травят, должны измениться. Или научиться не раздражать. Слиться с пейзажем. А они не сливаются, при всем желании. Да это и не помогло бы, см. «Гадкий утенок» Бардина. Там все подробненько показано про то, какие стратегии НЕ работают в ситуации травли. Слиться, измениться, понравиться, подражать, веселить, помогать. Против группы, сплоченной негативом, это не фурычит. А то, что фурычит, должны делать взрослые, по крайней мере в начальной школе. Сами дети смогут не раньше 12–13. Вообще про это все много можно чего написать, за раз не получится. Пока только одно. Главное, что я сейчас, когда эта история длится уже давно, и даже мне казалось, в последний год уже подутихла, поняла. Самое большое зло в подобной ситуации – психологические бредни про «в конфликте две стороны», и «надо начать с себя», и «надо попробовать конструктивно». Да, я боялась незаметно для себя оказаться в ситуации «ах, мой ребенок такой необычный и тонкий, а все вокруг просто звери». Я это наблюдала не раз, и знаю, как родители при этом бывают слепы. Дочь и правда чувствительная. Ее не обижали дома. Она офигевала от агрессивности детей, от того, что они не останавливаются, когда плачешь. Никак не могла этого понять – что смешного, когда человек плачет. «Недостаточно социализирована», как это назвала школьный психолог. Потому что «достаточно» – это когда уже в семь лет все чувства отрезаны и никому не веришь. А наша из-за каждого дождевого червя раздавленного расстраивается. И не просто расстраивается, а лезет в грязь их «спасать». Даже сейчас, после всего, если с любым из этих «деток в клетке» что-то плохое случается, говорит с большим сочувствием о них и готова помочь. Ну, такая она. Так вот избаловали. На мой взгляд, все это немного чересчур, но это отдельная задача, которую ей еще решать: установить границы своей готовности понять и помочь. Конечно, до ярости можно довести любого. И у нее внутри это есть, мы-то знаем. Но не в восемь же лет Евпатия Коловрата изображать. Да и страшно это, ярость. Весь второй класс мы «начинали с себя». С учительницей беседовали. И с директором говорили. И детей пытались перенастроить. И своего ребенка к психологу водили. И вроде оно становилось лучше, и почти хорошо, и придраться конкретно не к чему. И она не жаловалась особо, не отказывалась ходить. Как-то философски стала настроена: «Я в нашем классе аутсайдер, но это только в классе. В других местах все хорошо». Направили усилия на обеспечение «других мест», достаточно качественных. Ребенок там счастлив. Школу вроде глупо сейчас менять – там прогимназия, через полгода все кончится. Вроде было терпимо. И тут эта драка. Сейчас, оглядываясь назад, могу сказать одно: идиоты. Надо было делать то, чего требовал родительский инстинкт и чего хотелось больше всего, – устроить такое, чтобы мало не показалось никому. Тогда еще, сразу, как стало понятно, что происходит. Из-за всех этих «конструктивов» и «начать с себя» испортили ребенку детство. В общем, не делайте так никогда. Если ребенок мал, а однозначной поддержки со стороны учителя нет, и даже есть прямая или косвенная поддержка травли, надо не в себе и в ребенке копаться, а вступать в конфронтацию. Называть вещи своими именами. Это – эмоциональное насилие. Это нужно прекращать. * * *
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!