Девушка засмеялась. — Ух, гора с плеч! Вы меня перепугали. Это ж надо: на дежурстве прозевать приход парохода! Да мне, знаете, как бы влетело? — А вы думаете, что в такой туман «Таврида» к причалу подойдет? — Вот радиограмма с «Тавриды»: «Полагаю прибыть к 16 часам». Тимофей взглянул на часы: — Думаете, придет? Девушка пожала плечами: — Других сообщений не было, значит, собираются прийти. Как они идут в кромешном тумане — я не знаю, но капитан там слов на ветер не бросает. Все стоят, а он идет. И локатора нет. И приходит Крокодил Семенович. — И она рассмеялась. — Как его зовут? Крокодил? — переспросил Тимофей. — Нет, по-настоящему он Ардальон Семенович Шулепов. А за глаза его Крокодилом Семеновичем зовут. Он знает об этом, между прочим, и сам под хорошее настроение побит себя так называть. Визгливый гудок донесся с залива. Диспетчер встрепенулась, открыла форточку и прислушалась. Гудок повторился. — Она! Это ее гудок. Идет ваша «Таврида». «Ну и гудок. Как у паровоза», — подумал Тимофей. Он поблагодарил девушку и вышел из диспетчерской. На причале зажглись прожекторы, забегали люди, заурчал мотор подъемного крана. Визгливый гудок раздавался все ближе, потом из тумана показались огни, потом стала видна темная масса судна, и «Таврида» медленно, словно ощупью, подкралась к причалу и отшвартовалась. Обледенелая от ватерлинии до верхушек мачт, с кучами руды на палубе, грязная, с побитыми и погнутыми релингами и трапами, с ободранными бортами «Таврида» не обрадовала Тимофея. «Видно, доживает последние дни», — подумал он. На борту «Тавриды» бесшумно суетились люди. Швартовка не заняла у них и пяти минут, тут же был спущен с борта новенький трап, и около него появился вахтенный с повязкой на рукаве. Однако на берег никто не сходил. Тимофей подождал немного и поднялся на борт. * * * «Дорогая Марина! Сейчас уже глубокая ночь, а утром мне с восьми часов заступать на вахту. Я наконец дождался «Тавриды» и пишу тебе в своей каюте, вернее, в своем кубрике. Нас здесь четверо, в этом кубрике под полубаком. Все ребята ушли в город, отдыхают, и я сижу один, и никто не мешает мне побыть с тобой. Пароходик небольшой и старый. Ты, конечно, ужаснулась бы, увидев его. Что ж, я бы не стал тебя упрекать. Я и сам поначалу упал духом, увидев эти обшарпанные борта. А теперь я вроде привык, да и не годится охаивать свое судно. Поднялся я в первый раз на борт, спрашиваю у вахтенного матроса, как пройти к капитану. А тот документы требует! Чувствуешь, служба как налажена? Ну, предъявил я ему свое направление, вахтенный вызвал боцмана, тот провел меня к старпому. Вхожу я с боцманом в каюту и вижу: сидит в кресле такой кругленький усатый грузин и что-то быстро пишет. «Здравствуйте», — сказал я. Тогда он повернулся, взглянул на меня, встал, пожал мне руку и пригласил сесть. Боцман доложил, кто я и зачем пришел. Старпом кивнул и оказал: — Меня зовут Илья Иванович, фамилия Долидзев. — Он покрутил свой ус, усмехнулся и добавил: — Не Долидзе, а именно Долидзев. Так сказать, и по существу и по форме обрусевший грузин. Правильно я говорю, боцман? — Вполне, — солидно подтвердил боцман. — Ну-с, будем считать, познакомились. Остальное прояснится в работе. Главным начальником для вас сейчас будет боцман. Вот и действуйте. Будут вопросы — заходите. Потом боцман привел меня в кубрик и показал койку и рундук. — Вот это твое место. Остальное — завтра, — сказал боцман и ушел. До капитана даже и не допустили. Это мне, между прочим, нравится. Значит, есть порядок на судне! Эх, Марина, ты не можешь себе представить, как это приятно после дней неопределенности и одиночества! Я прямо ожил сегодня — теперь знаю свое место, свою службу, у меня есть свое судно, есть капитан, старпом, есть, наконец, боцман — вон сколько начальников надо мной! …Если бы знать, что и ты хоть изредка думаешь обо мне, вспоминаешь…» МАТРОССКИЕ ВАХТЫ К капитану судна Тимофея позвали в полдень, сразу после того, как он сменился с вахты у трапа. Каюта капитана находилась в средней надстройке под штурманской рубкой. Она была небольшая, эта каюта: кабинет-приемная с овальным столом и шестью привинченными к полу креслами. Над письменным столом нависал круглый циферблат гирокомпаса, а выше на стене висел старинный большой барометр. За шторкой — спальня. Костлявое длинное лицо капитана было бесстрастным и неподвижным. Густые черные брови почти срослись на переносице и широкими крутыми дугами расходились к вискам. Тонкий с горбинкой нос разделял глубоко посаженные цепкие глаза. Он медленно стал ходить по каюте. Четыре шага вперед, четыре шага назад… Руки держит за спиной. На правом грудном кармане значок капитана дальнего плавания. Тимофей поежился: почему он молчит? — Итак, — наконец заговорил глуховатым баском капитан, — вы закончили мореходное училище. — Так точно, — привстал Тимофей, но капитан дал знак сидеть. — Мне известно, — продолжал капитан, — что у вас не хватает трех месяцев до практического диплома штурмана. — Капитан сел за стол рядом с Тимофеем. — Не испугались судна? Тимофей пожал плечами. — Судно как судно. Вы плаваете, значит, и мне можно. Капитан вздернул брови. — Как, как? Значит, и вам можно? — Он засмеялся. — А что, верно, пожалуй. Не возражаете, если я попрошу старпома назначить вас на вахту второго помощника? Вахта трудная, и там нужны опытные люди. — Я согласен, — коротко ответил Тимофей. Перед отходом в рейс Тимофея перевели в двухместную каюту на полуюте, где жили матросы первого класса. Соседом оказался напарник по вахте. «Чекмарев» — назвал он себя, знакомясь. Разбитной и находчивый парень, пришедший на пароход после демобилизации из Военно-Морского Флота, он сразу перешел с Тимофеем на «ты». — Давно на судне работаешь? — спросил Тимофей. Чекмарев кивнул. — Понял вопрос. Отвечаю: давно, шестой месяц. С боцманом лажу, со вторым помощником капитана, с которым, кстати, нам с тобой вместе морские вахты стоять, увы, не лажу и отношусь к нему скептически! Мелкий он человек, по-моему. Я и сам люблю выпить, когда есть время, но товарищ второй помощник, кажется, сделал себе из этого занятия культ, и ничего другого для него не существует в жизни. А это уж не мужчина, а… — Чекмарев махнул безнадежно рукой. — Впрочем, сам во всем разберешься. Зато батя у нас — что надо. Строг, это верно, ой, как строг. Но иначе нельзя. Флот есть флот и держится он дисциплиной, верно я говорю? Ну, так вот, у нашего Крокодила не побалуешься. Службу знает и за малейшее нарушение способен живьем содрать с человека кожу. Если же служишь исправно, честно и благородно — видит и отмечает. А я еще на Военно-Морском Флоте привык к порядку, так что меня это не тяготит. Ну, как, исчерпывающий ответ? — Исчерпывающий. Спасибо. Признаться, мне старик понравился. Еще когда вы швартовались к стенке, я заметил, что порядок есть на судне, рука хозяина чувствуется. — Это точно, хозяин есть, — охотно подтвердил Чекмарев. …В полночь Тимофей с Чекмаревым поднялись на мостик заступать на ходовую вахту. Пароход давно уже вышел из залива и теперь удалялся от берегов. Море было спокойным, небольшие волны неслышно катились из океана и плавно покачивали «Тавриду». Легкий ветерок посвистывал в снастях. Ночь была светлая. Горизонт полыхал красным заревом, и навстречу этому зареву неторопливо двигалась «Таврида». На подветренном крыле мостика виднелась высокая фигура капитана. В фуражке и наглухо застегнутой шинели он стоял в одиночестве и курил папиросу. На полубаке пробили восемь склянок. По трапу бегом поднялся на мостик мужчина в шапке и стеганой фуфайке и, вбежав в рулевую рубку, неслышно притворил за собой дверь. — Уф, кажись, проскочил! Опять Крокодил торчит на мостике. Что ему не спится? Ты, братец, извини меня, что опоздал. — Ладно, — коротко ответил третий помощник капитана, — меняй матроса на руле. Второй помощник увидел Тимофея. — Это что же, опять новенький у меня? Вот Крокодил, все время тасует мою вахту. А потом кричит, службы требует… Ты хоть море-то видел когда, матросик? — обратился он к Тимофею. Тимофей сдержал себя и сказал: — Попрошу вас, товарищ второй помощник, обращаться ко мне на «вы». Мы не так близко знакомы. Что же касается моря, — да, видел и неоднократно. Второй помощник махнул рукой. — А-а, брось трепаться. Становись на руль и слушай мои команды. Что за времена пошли — с каждым надо выяснять отношения! — Я еще раз прошу вас обращаться ко мне на «вы», — вспылил Тимофей. — Тю-тю-тю… Их благородие обиделись… Ну, ладно, ладно, беру свои слова обратно, я вижу, вы шуток не понимаете. Прошу вас держать курс поточнее. — Курс сдал триста сорок, — четко проговорил матрос, уступая место у руля Тимофею. — Курс принял триста сорок, — четко произнес и Тимофей, беря в руки теплые рукоятки штурвала. — Ловко ты его поставил на место, — прошептал сзади Чекмарев. — Теперь он у нас будет шелковым.