Ответ пришел через несколько секунд: Прошел всего час, тряпка! Ма и па позарез нужны деньги. Соберись и думай о почасовой ставке. Целую. Я захлопнула телефон и шумно выдохнула. Порылась в корзине с грязным бельем, наполнила бак стиральной машины от силы на четверть и несколько минут читала инструкцию. Мне не хотелось ошибиться в настройках или сделать что-нибудь, отчего Уилл или миссис Трейнор снова посмотрят на меня как на дурочку. Я запустила стиральную машину и немного постояла, пытаясь придумать благовидное занятие. Достала пылесос из шкафа в коридоре и вычистила коридор и две спальни, размышляя, что если бы родители меня увидели, то непременно сделали бы фото на память. Гостевая комната была почти пустой, как номер в гостинице. Наверное, Натан редко остается на ночь. И его сложно винить. Я помедлила у спальни Уилла Трейнора, но решила, что она нуждается в уборке не меньше других. Вдоль одной стены тянулся встроенный стеллаж, на котором стояла пара десятков фотографий в рамках. Пылесося вокруг кровати, я позволила себе взглянуть на них. На одной мужчина прыгал с утеса на тарзанке, раскинув руки, словно статуя Христа. На другой был мужчина, похожий на Уилла, среди вроде бы джунглей, на третьей — он же посреди нетрезвых друзей. Мужчины в галстуках-бабочках и смокингах обнимали друг друга за плечи. Снова он на лыжном склоне, рядом с длинноволосой блондинкой в темных очках. Я наклонилась, чтобы получше разглядеть лицо за лыжными очками. На фотографии он был чисто выбрит, и даже в ярком свете его кожа светилась тем дорогостоящим лоском, какой бывает лишь у богачей, отдыхающих три раза в год. У него были широкие, мускулистые плечи, заметные даже под лыжной курткой. Я осторожно поставила фотографию обратно на стол и продолжила пылесосить за кроватью. Наконец я выключила пылесос и начала сворачивать шнур. Наклонившись, чтобы выдернуть его из розетки, я краем глаза заметила движение и подпрыгнула, тихонько пискнув. Уилл Трейнор наблюдал за мной из дверей. — Куршевель. Два с половиной года назад. — Извините. — Я покраснела. — Я просто… — Вы просто разглядывали мои фотографии. Размышляя, насколько ужасно превратиться в калеку после подобной жизни. — Нет. — Я покраснела еще гуще. — Остальные мои фотографии в нижнем ящике, на случай если вас снова одолеет любопытство, — сообщил он. Инвалидная коляска с тихим гулом повернула направо, и он исчез. Утро затянулось на несколько лет. Я не могла припомнить, когда еще часы и минуты казались такими нескончаемыми. Я придумывала себе все новые и новые занятия и заходила в гостиную как можно реже, сознавая, что веду себя трусливо, но, по правде говоря, мне было все равно. В одиннадцать я принесла Уиллу Трейнору стаканчик с водой и лекарства от спазмов, как велел Натан. Я положила таблетку ему на язык и протянула стаканчик, чтобы он мог запить, все по инструкции. Стаканчик был из блеклой непрозрачной пластмассы, такой же, как у Томаса, только без нарисованного Боба-строителя.[18] Уилл не без труда проглотил лекарство и жестом приказал оставить его в одиночестве. Я протерла пыль с полок, которые в этом совсем не нуждались, и раздумывала, не помыть ли окна. В здании вокруг было тихо, не считая еле слышного гула телевизора в гостиной, где сидел Уилл. Я не осмелилась включить радио на кухне. Мне казалось, что он скажет что-нибудь ядовитое о моем музыкальном вкусе. В половине первого вернулся Натан, впустив с улицы морозный воздух и выгнув бровь. — Все в порядке? — спросил он. — Конечно. — Я в жизни не была так рада кого-либо видеть. — Отлично. У тебя полчаса. Нам с мистером Ти надо кое-что проделать. Я рванула за курткой. Я не собиралась обедать в городе, но чуть не упала в обморок от облегчения, оказавшись за стенами дома. Подняв воротник и надев сумку на плечо, я быстро зашагала по дорожке, как будто мне было куда идти. А на самом деле просто полчаса гуляла по окрестным улицам, выдыхая клубы теплого пара в плотно замотанный шарф. С тех пор как закрылась «Булочка с маслом», в этом конце города не было кафе. Замок стал необитаем. Ближайшее место, где можно было перекусить, — гастропаб,[19] но в нем мне не хватило бы денег даже на стакан воды, не говоря уже о быстром перекусе. На его парковке стояли огромные и дорогие машины с новенькими номерами. Я встала на парковке замка и, убедившись, что меня не видно из окон Гранта-хауса, набрала номер сестры. — Привет. — Ты же знаешь, что мне запрещено говорить на работе. Ты что, слетела с катушек? — Нет. Просто захотелось услышать дружеский голос. — Он настолько ужасен? — Трина, он меня ненавидит. Смотрит на меня как на дохлую мышь, которую притащила кошка. И он даже не пьет чай. Я от него прячусь. — Ушам своим не верю. — Что? — Просто поговори с ним, идиотка. Ну конечно, он несчастен. Он застрял в чертовом инвалидном кресле. А от тебя, наверное, никакого проку. Просто поговори с ним. Узнай его получше. Что такого может случиться? — Не знаю… Не знаю, выдержу ли. — Я не собираюсь говорить маме, что ты не проработала и полдня. Тебе ничего не заплатят, Лу. Ты не можешь уйти. Мы не можем тебе этого позволить. Она была права. Я осознала, что ненавижу сестру. Последовало краткое молчание. Голос Трины стал непривычно ласковым. Это и вправду беспокоило. Это означало, что она в курсе: у меня худшая работа на свете. — Послушай, — сказала она. — Всего шесть месяцев. Продержишься шесть месяцев, получишь плюсик в резюме и сможешь найти работу по душе. И к тому же… если подумать, разве это не лучше, чем работать по ночам на птицефабрике? — Ночи на птицефабрике — просто праздник по сравнению с… — Мне пора, Лу. До встречи. — Как насчет прогуляться? Можно взять машину. Натан ушел почти полчаса назад. Я мыла чашки из-под чая целую вечность, и мне казалось, что, если я проведу еще один час в этом мертвом доме, у меня взорвется голова. — Куда прогуляться? — Он повернулся ко мне. — Ну, не знаю. Давайте просто прокатимся за город. Иногда, как в данном случае, я делала вид, будто я Трина. Она очень спокойный и компетентный человек, и поэтому ей никто не перечит. Мне казалось, я говорю профессионально и оптимистично. — За город, — как бы размышляя, повторил он. — И что мы увидим? Несколько деревьев? Кусочек неба? — Не знаю. А что вы обычно делаете? — Я ничего не делаю, мисс Кларк. Я больше не могу ничего делать. Я просто существую. — Ну, — начала я, — мне сказали, что у вас есть машина, адаптированная для инвалидной коляски. — И вы боитесь, что она сломается, если не ездить на ней каждый день? — Нет, но я… — Вы хотите сказать, что мне не стоит все время сидеть дома? — Я только подумала… — Вы подумали, что мне не повредит прокатиться? Подышать свежим воздухом? — Я только пытаюсь… — Мисс Кларк, моя жизнь не слишком улучшится от автомобильной прогулки по стортфолдским проселкам. — Уилл отвернулся. Он вжал голову в плечи, и я задумалась, удобно ли ему. Но момент был неподходящий, чтобы спрашивать. Мы сидели в молчании. — Принести вам компьютер? — Что, подумали о группах поддержки для квадриплегиков? «Паралитики, но не нытики»? «Жизнь на колесах»? — Ладно… хорошо… — Я глубоко вдохнула, стараясь говорить уверенно. — Учитывая, что нам предстоит проводить много времени вместе, быть может, нам стоит получше узнать друг друга… Выражение его лица заставило меня запнуться. Он смотрел в стену перед собой, и у него дергался подбородок. — Просто… это и правда немало времени. Целый день, — продолжила я. — Возможно, если вы расскажете о том, что любите делать, что вам нравится, я смогу… устроить все по вашему вкусу? На этот раз тишина была мучительной. Я следила, как она медленно поглощает мой голос, и не могла придумать, куда девать руки. Трина и ее компетентная манера поведения испарились. Наконец инвалидное кресло загудело, и Уилл медленно повернулся ко мне. — Итак, вот что я знаю о вас, мисс Кларк. Моя мать утверждает, что вы очень разговорчивы. — По его тону казалось, будто это физический недостаток. — Давайте заключим сделку. Вас не затруднит быть неразговорчивой рядом со мной? Я сглотнула, мое лицо пылало. — Хорошо, — сказала я, когда вновь обрела дар речи. — Я буду на кухне. Если вам что-нибудь понадобится, просто позовите.