После этих слов он перестал реветь и приложил к щеке промокашку, а рассказывать, что у него было плохого, отказался. Глава 15 На последнем уроке я опять только и думал о Кыше и сразу же после звонка хотел убежать домой, но Вета Павловна велела нам построиться и организованно идти в раздевалку. Снежка и я шли первыми. Старшеклассники, смотря на нас, удивлённо говорили: — Двапортфеля! Ну и кнопка! В конце коридора мы остановились около большой школьной стенгазеты, и Вета Павловна показала на фотокарточку парня в купальной шапочке. Одной рукой он держался за поручни. Лицо у него было счастливое, всё в капельках воды. Он вылезал из бассейна. Я не сразу узнал его из-за купальной шапочки и улыбки. Это был Рудик Барышкин. Девятиклассник, мой сосед по подъезду и хозяин немецкой овчарки Геры. Он никогда почему-то не улыбался, ходил задрав нос и ни с кем не здоровался. Я рассказал об этом Снежке. — Сразу видно — воображала! — сказала Снежка. А Вета Павловна объяснила: — Ребята! Это Рудик Барышкин. Ученик нашей школы и известный чемпион по плаванию. Делайте по утрам зарядку. Старайтесь — и вы будете рослыми, сильными и ловкими, как он. А может быть, тоже установите новые рекорды. — Меня к врачам водили, и зарядкой я занимался, и гантели поднимал, и эспандер растягивал, а всё равно плохо вырастаю, — сказал я Снежке. — Зато у тебя фамилия Сероглазов, и совсем это не главное, чтобы быть длинным, — успокоила меня Снежка. Вета Павловна ещё что-то рассказывала про Рудика Барышкина и его рекорды, но я не выдержал и сбежал домой к Кышу, хотя знал, что завтра мне попадёт за нарушение дисциплины. Глава 16 Я открыл дверь, и у меня потемнело в глазах: в коридоре валялась скатерть с обеденного стола. Наверно, стоявшая на ней ваза с георгинами упала и разбилась. Пол был усеян обрывками «Огонька». На них лежал изжёванный галстук. Сам Кыш не выбежал мне навстречу, потому что был занят делом: он подпрыгивал и хватал зубами верёвочку выключателя с белым шариком на конце. Её из-за меня сделали длинной. При этом две лампы в люстре то гасли, то зажигались. Кышу это очень нравилось. Я сразу забыл про всё, что он натворил, и стал учить Кыша зажигать свет по команде. И научил. Но скоро Кышу надоело подпрыгивать, и он стал как угорелый носиться по квартире и цапать меня за брюки. Тогда я взял и привязал его к батарейной трубе рядом с матрасиком. Кыш сразу тихонько заскулил. Наверно, вспомнил, как его привязывали в другом доме. После этого я осмотрел всю квартиру. Ваза чудом не разбилась, а георгины были разобраны прямо по лепестку. На чёрных ножках приёмника виднелись белые царапины. Кыш точил о ножки зубы. В кухне он тоже натворил дел. Нужно было срочно приниматься за уборку. Тут вдруг позвонила мама по телефону и спросила: — Как дела в школе? — Всё так же, — сказал я, — ко мне на парту Снежку посадили. — Кого? Кого? — не поняла мама. — И не на парту, а за парту. — Она Тигру укротила, — объяснил я. — Не заговаривай мне зубы! Как себя вёл Кыш? — На четвёрку, — ответил я, подумав. — А точнее? — На четвёрку с плюсом. — Ты в этом уверен? — А как же! — воскликнул я, потому что и вправду был уверен в отметке. Ведь пятёрку поставить Кышу никак было нельзя. А тройку тоже. Он, конечно, изжевал папин галстук с золотой ниткой, но зато исправился и научился зажигать и тушить свет. Значит, я правильно рассудил, что Кыш достоин четвёрки. А плюс — это уже добавка за весёлое настроение… — Пообедайте, погуляйте, и садись за уроки, — сказала мама. Я пообещал ей, что так и сделаю, и повесил трубку. Но на душе у меня было тоскливо. Неизвестно, согласится ли мама с моей отметкой Кышу. И не отдаст ли его за всё, что он натворил, другим людям. — Ты знаешь, что у тебя испытательный срок? — спросил я Кыша как можно строже. «Знаю. Как же не знать. Р-р-р! Думаешь, весело тут одному?» — проскулил Кыш. — Не весело. Сам сидел один дома, когда гриппом болел, но я же не делал такого беспорядка в квартире! Кыш промолчал. Мне показалось, что он не поверил. И правильно сделал. Я, когда болел гриппом и не ходил в сад, натворил ещё больше, чем он. Я без спроса пылесосил комнату и сам не заметил, как в пылесос попал деревянный флакончик розового масла, билеты в кино, мамина заколка с камешком и сетка для волос… — Так что веди себя как следует, — сказал я Кышу. «Больше не буду», — пообещал он, присев и поджав одну лапу. Глава 17 Потом мы поели и пошли гулять. Ребят во дворе не было, ко мне никто не приставал, и я учил Кыша шагать рядом, но он не слушался и заигрывал с поводком. Вдруг во двор из нашего подъезда вышел гулять со своей овчаркой знаменитый пловец Рудик Барышкин. Кыш увидел Геру, завилял хвостом и потянул меня к ней. Причём хвостом он вилял так сильно, что его заваливало в разные стороны. Мы подошли поближе. Гера тоже заметила Кыша, присела, навострила уши, немного наклонив голову, но хвостом не виляла. — Откуда у тебя этот пигмей? — спросил Рудик. Он смотрел на меня сверху вниз, противно скривив губы. Я не знал, что такое пигмей, и рассказал Рудику, как мы купили Кыша и что документов на него нам не дали. Но он является помесью породистых собак со знаменитыми прапрадедушками. — Пигмей — это порода? — спросил я Рудика. — Да, — сказал Рудик. Кыш так и рвался поиграть с Герой. Уж он и визжал, и лаял, и просил меня, задрав голову: «Отпусти хоть на минуточку! Я ничего плохого не сделаю этой большой собаке… Мы поиграем! Отпусти! Жалко тебе? Да?» И я уже хотел отпустить Кыша, но тут Рудик, не разжимая губ, зачем-то сказал Гере: — Фас! Гера молча, как акула, бросилась на Кыша, а он рванулся ей навстречу. Ведь он не мог понять, что она нападает и хочет его укусить.