Она отодвинула телефон от уха, взглянула на экран, затем снова поднесла его к щеке. – Мне звонят. Реакции не последовало. Женщина на другом конце линии продолжала что-то доказывать своей дочери. – Мам! – буквально закричала раздраженным голосом Наташа. – Мама! Мне звонят. Все, пока. Целую. Она отключила разговор с мамой и ответила на другой звонок. – Да, доктор, – сказала она. – Да, я поняла. Хорошо, спасибо вам. Я скоро приеду. Она убрала телефон в карман черных брюк, поторопила собаку, не заметив, что пес давно «сделал свои дела» и уже не прочь бы пойти домой. По дороге в больницу Наташа размышляла о том, что ей говорила ее мать. Стоит отметить, что тему эту они обсуждают уже больше месяца, и Наташа знала все доводы матери. Знала она и то, что по большому счету мать ее была права, но упорство и желание обрести счастье именно в том формате, в каком она его себе представляла, брали верх над здравым смыслом. Стоя на светофоре, она взглянула на свое отражение в зеркале заднего вида: молодая красивая женщина с прямыми длинными волосами, которые она с пятнадцати лет красит в насыщенный черный цвет, ровный макияж, красивая улыбка с безупречно отреставрированными белыми зубами, дорогой костюм, серьги с бриллиантом. Это его подарок, который он сделал ей очень давно: два года назад он подарил ей эти серьги на ее тридцатый день рождения, а спустя полгода они расстались. За эти пару лет у нее было несколько интрижек, как, вероятно, и у него. Но все это время она хотела вернуться к нему, ждала удобного случая. И случай представился. – Рита! – Наташа улыбнулась и протянула руки, чтобы обнять женщину, которая ждала ее в на первом этаже больницы. – Рада тебя видеть. – И я очень рада видеть тебя, Наташа, – ответила женщина. – прекрасно выглядишь. Как и всегда. – Спасибо большое, – ответила девушка, – ты тоже хороша. Наташа улыбнулась, но ей никогда не нравилось то, как выглядит Рита. Безусловно, Рита была красивой женщиной, но ее серые волосы… Мышиный цвет и без того выглядел угнетающе и невесело, а седина, которая к пятидесяти пяти годам жизни Риты уже изрядно покрыла ее голову, и вовсе указывала на то, что женщина не особо следит за собой. По крайней мере, она не любит красить волосы. – Доктор уже ждет нас, – сказала Рита, – но я без тебя не стала подниматься, как мы и условились. – Спасибо огромное, Рита, я очень признательна… – Наташа, – перебила ее женщина, – я делаю это исключительно ради своего сына. Я надеюсь, что ему будет лучше, если ты будешь рядом. Если я ошиблась, и он не захочет этого, тогда… – Я все понимаю, – улыбнулась Наташа, хотя в тот момент она ненавидела Риту, – я исчезну. Я понимаю. Но, Рита, поверь мне, все будет замечательно. Я постараюсь. Даю слово. Они пошли к лифту и, когда двери уже стали закрываться, услышали: – Придержите, прошу вас! Наташа коснулась дверей, и те послушно вернулись в свою тайную плоскую комнату, находящуюся вдоль стены. – Фух, спасибо большое, – сказала Меган, мило улыбнувшись двум женщинам, – я так сильно хочу в туалет, – шепотом добавила она, – что просто не дождалась бы следующего лифта. А в туалете на первом этаже я ни разу не была. Не хотелось тратить время на его поиски. Еще раз спасибо вам. – Пустяки, – улыбнулась Наташа со скрытым недовольством. Ей было неинтересно, куда и зачем спешит эта женщина. Выяснив, кому до какого этажа ехать, Рита сказала: – Прошу прощения за нескромный вопрос, вы, видимо, в положении? – она ласково улыбнулась Меган. – Как вы догадались? Еще ведь ничего не видно, – ответила та. – Видно, – ответила женщина, – по вашим глазам. Ну и, конечно, по тому, какой этаж вы выбрали. Они обе хихикнули. – Какой срок? – снова задала вопрос Рита. – Если не секрет, конечно. – Ох, нет, не секрет, – ответила Меган. – Если быть точной, то девять недель. – Совсем еще юный молодой человек, – мечтательно посмотрела Рита на плоский живот Меган. – Это девочка, – не задумываясь, – ответила та. – Мой этаж. Приятно было поговорить. Рита и Наташа кивнули Меган, и двери лифта закрылись за ее спиной. – А когда у меня будут внуки? – загадочно спросила Рита у Наташи. – Это в первую очередь стоит спросить у твоего сына, – улыбнулась девушка. Не скажет же она будущей, возможно, свекрови, что детей рожать не хочет, а сделает это, если потребуется, только ради того, чтобы удержать ее сына при себе. Доктор еще раз рассказал им то, что они уже знали. Две операции на костях таза прошли успешно, восстановление идет хорошо. Постепенно можно начинать ходить, но только с опорой и с помощью другого человека. Если его прогнозы верны, а он заметил, что редко ошибается, то уже через два месяца Николас сможет ходить сам. С сегодняшнего дня обезболивающие отменены полностью, потому ему придется терпеть периодичные, весьма сильные боли, а им – тем, кто будет о нем заботиться дома, предстоит стойко за этим наблюдать. – Мы справимся, – насилу улыбнулась Рита, – спасибо вам, доктор, за все. Последние два месяца для нее были пожалуй самыми тяжелыми в ее жизни: после того, как ее сын попал в страшную аварию, в которой ему раздробило кости таза, сломало несколько ребер и берцовую кость правой ноги, она впервые почувствовала, что жизнь налаживается. Николас пошел на поправку, да и Наташа заботится о нем, словно и не было в их отношениях двухлетнего разрыва. Конечно, Рита заметила, что ее сын холоден с девушкой, несмотря на все ее старания, но сейчас он был не в том положении, чтобы диктовать свои правила. Николасу долгое время вкалывали сильные болеутоляющие препараты, из-за которых он много спал, но совсем не видел сны. Разве что короткие отрывки, в основном – моменты из пережитой им аварии. На восемьдесят девятом году жизни скончалась его любимая тетушка. Старушка ни при каких уговорах не соглашалась переехать жить в дом престарелых, мотивируя это тем, что она будет жива, пока сможет двигаться, а там она будет вынуждена «сложить лапки и склеить ласты, наблюдая за бескрасочной, однообразной жизнью увядающих, вонючих старикашек». С каждым годом она двигалась все меньше, и жизнь, повинуясь ее же логике, тихо покидала ее. Когда восьмидесятилетняя соседка (которую покойница часто называла малолеткой) по обычаю зашла утром проведать старую подругу, она нашла дверь открытой, а хозяйку жилища сидящей в кресле уже мертвой. Губы были накрашены розовой помады, на щеках – румяна такого же оттенка, в ушах тяжелые золотые серьги – безумно старомодные. Рядом на столе стоял бокал красного вина с отпечатком помады на нем. «Пригубила лишь раз», – потом скажут в полиции. Розовые губы застыли в легкой улыбке, голова лежала на боку. Когда тело забрали, то в кресле нашли журнал, который, видимо, лежал между телом старушки и спинкой кресла: на глянцевых страницах преобладали фотографии молодых, мускулистых мужских тел. – А старушка была не промах, – улыбнулся санитар, обнаруживший журнал. – Всем бы такую смерть… – Ты тоже хочешь, чтобы последним, что ты увидишь в своей жизни, были голые мужики? – высмеял его коллега. Журнал был оставлен на кресле. Через пару недель Рита выбросит его в мусор, даже не раскрыв. Ее движения будут автоматическими и быстрыми. Ей надо спешить: ее сын, прикованный к больничной постели, нуждается в ее поддержке. Она должна быть рядом. В тот роковой день Николас спешил в дом своей старой тетки, узнав о ее кончине. Разница в возрасте у двух сестер была огромная: больше тридцати лет, все потому, что их отец, овдовев в пятьдесят, женился второй раз на матери Риты – тридцатилетней молодой женщине, у которой в то время за душой не было ни гроша, и только этот брак мог спасти ее бедственное положение. Машину Николаса занесло под кузов огромного грузовика после того, как выпивший лихач «подрезал» его, спровоцировав аварию, в которой в итоге участвовало почти с десяток автомобилей. Сам виновник происшествия погиб, спрашивать было не с кого. Страховые компании выполнили свой долг, а Николас, чью машину вместе с ним буквально зажевало под грузовик, был обречен на длительное лечение практически в обездвиженном положении. Неизвестно, кому сложнее дался этот период: Николасу, перенесшему столько боли и лишенному на какое-то время возможности ходить, или его матери, которая, едва узнав о смерти своей пожилой сестры, тут же получила страшное известие о том, что ее сын чуть было не погиб в жуткой аварии, а за его спасение теперь борется бригада врачей. Похороны старой тетки Николаса прошли быстро, на них почти никто не явился. Бывшая жена Марка, которая в девятнадцать лет вышла за него замуж исключительно «по залету», даже не отправила открытку с соболезнованиями Рите, когда та оповестила ее о смерти вдовы ее двоюродного деда. «Дальние родственники» – слишком удобное выражение, позволяющее игнорировать столь малозначимые события, как похороны стариков. В равной степени, как и их дни рождения. Тогда и появилась Наташа. Узнав о том, что Николас попал в аварию, остался жив, но при этом получил тяжелые травмы, она решила во что бы то ни стало воспользоваться этой ситуацией и возобновить их отношения. Два года назад они расстались из-за ее короткой интрижки на работе, после чего Ник решил для себя оборвать с ней любые связи. Он прекратил дружбу с их общими знакомыми, чтобы не видеться с ней на общих праздниках, мягко, но кратко отвечал на все ее сообщения, извинения, просьбы простить ее. Нет, он «сохранил лицо» и не стал чинить самосуд, в конце концов они не были женаты и еще ничего друг другу не обещали. Но видеть ее Николасу больше не хотелось. Находясь в больнице, выбора он не имел. Против его воли она приходила к нему чуть ли не каждый день, сидела с ним, пока он был без сознания, ухаживала за ним и была в курсе всего процесса его лечения. Николаса это изрядно раздражало, но он деликатно соглашался на принятие помощи, видя, что она значительно облегчает жизнь его матери. Поэтому он терпел присутствие Наташи и ее чрезмерную опеку, однако пытался донести до нее, что, несмотря на все, вместе они уже не будут. Она делала вид, что печалится из-за этого и сожалеет обо всем, однако для себя твердо решила, что не отступится, и они будут вместе. Нет, она не любила Николаса. Определенно какие-то чувства она испытывала к нему, но отнюдь это не было любовью. Просто Ник был удобным мужчиной, надежным и верным, добрым и заботливым. Она была согласна сейчас подтирать ему зад, чтобы потом всю оставшуюся жизнь быть уверенной в том, что он сможет разрешить любую жизненную ситуацию, не создав при этом новых проблем, как зачастую это делают слабохарактерные мужчины. Когда он проснулся в то утро, то чувствовал ее запах, ощущал ее тепло в своих руках. Глупо верить в сказки. Ему уже не десять лет. И даже не семнадцать, когда юношам еще свойственен нежный романтизм, отличный от того, каким пытаются сразить женщин взрослые, опытные мужчины. Но он чувствовал этот запах, и это не было галлюцинацией. Во всем, происходящем с ним во снах до этой ночи, можно было усомниться. Но не в этом. Все утро он нервничал и размышлял, пил много кофе, почти не ел. В конце концов решил для себя, что, несмотря на то, что он – взрослый, самостоятельный, образованный и весьма успешный человек, он не имеет иного другого времени в своей жизни, чтобы верить в подобные сверхъестественные вещи, как его свидания с Меган, кроме времени, отведенного ему для жизни. Ведь вся наша жизнь – это лишь череда лет, меняющихся с такой скоростью, что порой мы не успеваем вести им счет. Так почему бы не расслабиться хоть раз и не поверить, что реальность порой выходит за границы того, что мы привыкли считать реальностью? Кто, в конце концов, научно опроверг саму возможность видеться и общаться с другим человеком во сне? Ни для того ли родители читают своим детям сказки, чтобы те научились верить в них, принимать что-то, что невозможно объяснить словами и законами природы? Кто вообще эти законы узаконил и вогнал их в рамки столь ограниченной реальности? Николас решил для себя, что Меган не менее реальна, чем его телефон, который уже десятый раз подряд беззвучно оповещает своего владельца о входящих на него вызовах. Но все вызовы остаются без ответа. Николас решил во что бы то ни стало встретиться с Меган в реальной жизни, не во сне. Когда одиннадцатый входящий вызов на телефон был удостоен «снятием трубки», Николас услышал от своей матери, что его старая тетка сегодня была найдена мертвой. – Выезжаю, – ответил он матери. Медсестра помогла ему сесть в инвалидное кресло, чтобы транспортировать его на первый этаж, Рита собирала вещи, а Наташа с видом благопристойной супруги выслушивала наставления доктора. В это же самое время двумя этажами ниже Меган улыбалась, чувствуя, как в ней просыпается ее женское начало: она смотрела на экран монитора, где доктор Фокс при помощи ультразвука показывал ей еще бесформенное нечто, уже являющееся не пассажиром, а растущей девочкой. И хотя пол ребенка при помощи ультразвука еще нельзя было определить, в том, что это именно девочка, Меган не сомневалась. – Это же та самая девушка, – сказала Рита, помахав рукой Меган, которая уже садилась в свою машину. Николас повернул голову в ту сторону и, без того малоподвижный, замер. – Меган? – удивленно произнес он. Меган заметила махавшую ей женщину и, улыбнувшись, кивнула ей в ответ, уже глядя на нее сквозь лобовое стекло. Рядом все так же стояла эффектная брюнетка, которая толкала перед собой инвалидную коляску. Меган словно током ударило, когда она поняла, кто в ней сидел: это был Николас, тот самый, ее Николас, только, как и полагалось – старше. – Ты что, знаком с ней? – удивленно спросила Наташа. – Да… – замялся Николас. – Виделись несколько раз… Улыбка сошла с лица Меган. Она не могла понять, какие именно эмоции начинают овладевать ею, но здравый смысл явно отсутствовал в том букете чувств. Глаза округлились, сердце часто-часто забилось, в верхнем грудном отделе образовался странный ком, мешающий дышать. Она завела двигатель, включала заднюю передачу и резко сдала назад. Переключая передачу с задней на первую, она почему-то взглянула на Наташу и увидела на ее лице странную ухмылку. Или ей только показалось? Как доехала домой, Меган не помнила. Все движения были автономными, мозг, видимо, успешно активировал функцию автопилота. Она даже ни разу не напомнила себе по дороге, что не любит водить. В себя Меган пришла уже тогда, когда закончила выкладывать в белое блюдце содержимое банки с кошачьими консервами – в мисочке с нарисованными на дне рыбками был насыпан сухой кошачий корм. Она взяла телефон, пролистала телефонную книгу, нашла номер, на который давно не звонила, набрала его. Через десять секунд она произнесла: – Мам, привет. Только прошу: выслушай и не перебивай. Я беременна. Я имею право на то, чтобы ничего не рассказывать тебе об отце ребенка. Я так решила, это мой выбор. И это мой ребенок (пассажир?). Прошу, пойми меня правильно и прими это, как уже свершившийся факт. Молчи, прошу. Не стоит мне задавать вопросы, ответы которые тебя не устроят и лишь рассорят нас. Не вынуждай меня врать, я все равно не умею этого делать. Я буду благодарна, если ты отнесешься к этой новости благосклонно, в противном случае лучше нам ее и вовсе не обсуждать. Прости, на этом пока все. Если решишь расспросить меня о моем состоянии и планах на будущее, позвони завтра. А сегодня, прошу, прими эту новость и проживи с ней сутки. Люблю тебя. Пока. Она положила трубку, так и не дав матери сказать после слов приветствия больше ни слова, села на диван со стаканом воды в руках. Жадно выпив воду, Меган поставила пустой стакан на столик около дивана, облокотилась локтями на свои колени и закрыла лицо руками.