Артем бродил в сопровождении Дины по Хайфе и Тель-Авиву и поражался четырехэтажным облезлым домам-коробкам, замусоренным тротуарам, толстым крикливым женщинам в обтягивающих рейтузах. На минутку представил здесь маму с ее любовью к холодному серому морю, тишине и навсегда заведенному порядку. Норковый палантин на пляже! И в то же время поразительно хотелось вписаться в беззаботную пеструю толпу, так же бродить вдоль набережной, покупать жареные орехи и початки кукурузы, пить гранатовый терпкий сок, выжатый у тебя на глазах смуглым и красивым, как бог любви, парнишкой в шортах и шлепанцах. Отдельно поразили девочки – загорелые, голоногие, в наглых разноцветных лифчиках, слегка прикрытых майками, с обалденными гривами длинных кудрявых волос. Артем разговорился с одной такой лахудрочкой: – Нет, не родилась, родители привезли в два года. Нет, не из Русия, а из Молдова. С бабушка говорим дома на русский, но это ужас, все слова шипячие. – Какие? – не удержался Артем. – Шипячие и трещатые и ужасно длинные: уходя-щая, говоря-щая, бибе-лиотека, бено-запыравка. Артем уже хохотал во весь голос, а она все продолжала: – …препо-даватель, само-обрезование. Потом все-таки перешла на английский. Нет, пока нигде не учится, продает мороженое. Ой, совсем не вкусно, через два дня не можешь смотреть! Учиться? А зачем сейчас решать, когда впереди еще два года армии! Потом? Потом поедет в Австралию. Многие ребята стремятся в Азию или Южную Америку, а ей хочется именно в Австралию. Ха-ха, не только кенгуру, просто интересно, другая сторона Земли! Она потрясающе смеялась, белоснежные зубы чуть выдавались вперед, и губы казались пухлыми, африканскими. Нет, замуж раньше тридцати не собирается. Ну в двадцать восемь. И только не за русского! Мама говорит, что русский муж – натуральный саудовский шейх, ни на что не годится! Вот ты, например, умеешь готовить? А с детьми играть? И сколько детей хочешь иметь? Наверняка одного! Что ж, если быть честным, Артем никогда даже не задумывался, откуда берутся обед, чистые глаженые рубашки, свернутые в аккуратные клубочки носки. Муся и мама готовили и убирали, это считалось нормальным, все вокруг так жили. И по поводу детей. Да, он представлял одного ребенка, да и то с трудом. Собственно, у всех по одному ребенку – у Муси и Аси, у мамы, почти у всех маминых подруг. Чертовщина! Он вернулся домой со смутным чувством неприятия и белой зависти. Ясно одно – нужно много, очень много зарабатывать. Только так можно добиться независимости. И при этом обязательно выделить время для поездок по миру. Вот чего он хочет больше всего на свете – независимости и путешествий! И потом возвращаться домой, в прекрасный любимый город. К любимой женщине. В поисках работы главным пунктом оказалось знание английского языка, а вовсе не диплом с отличием. В то страшное лето девяностого года, сразу после возвращения из Белоруссии, Саша предложил Артему вместе записаться на двухгодичные очень профессиональные и серьезные курсы английского. Не исключено, что он попробует переехать в США по линии еврейских беженцев. Артем огорчился, но не удивился. Знакомые вокруг все больше разделялись на две противоположные группы – одни считали, что нужно как можно быстрее бежать из Союза, пока опять не закрыли границы, а другие радовались, что сброшено иго коммунизма и открывается новый исторический период с большими перспективами именно в России. Вот и в Сашином доме не утихали споры и даже скандалы на тему эмиграции. А началось с того, что старшие Цейтлины собрались подать документы в Германию, поскольку с 1990 года ГДР, а потом и объединенная Германия разрешила советским евреям переселяться в статусе беженцев, то есть с получением медицинской помощи и жилья. В Ленинграде эта акция пользовалась особой популярностью, поскольку переселиться в европейскую страну с привычным климатом казалось намного легче и приятнее, чем в Израиль с его постоянными войнами, безумной жарой и безумным языком. Но Саша встал насмерть. Он кричал, что дедушка переворачивается в могиле, что родители плюют на память погибших в Шамово, что только самые толстокожие никого не потерявшие в войну евреи могут добровольно переехать на родину фашизма, потому что пепел сожженных не стучит в их холодное сердце. Артему было жалко Сашу, жалко его родителей, переживших блокаду, они элементарно устали от пустых прилавков и равнодушных врачей, мечтали пожить в хороших условиях и сделать отцу операцию на сердце. Ему хотелось крикнуть Саше, что нельзя судить всех немцев, что его прабабушка Бетти, была святым человеком, что убийцы не имеют национальности. Но он молчал, потому что больше всего на свете боялся напомнить другу о человеке с автоматом на старых фотографиях в забытом богом краеведческом музее Могилевской области. В конце концов родители Цейтлины решили, что Саша уедет один, устроится на работу и потом вызовет их к себе. Но хотя бы в Америку, а не в Израиль, где папино сердце не вынесет жары. Одним словом, курсы принесли двойную пользу: с одной стороны, три раза в неделю по три часа Артем скрывался от расспросов и увещеваний семьи по поводу разрыва с дедом, с другой – выучил английский язык на уровне свободного владения! Конечно, он тоже не раз задумывался об отъезде заграницу, но как только представлял себе мамин хор а капелла, Петра Афанасьевича с любимым томиком Фета, Мусю в каракулевой шубе с потертыми манжетами, становилось ясно, что с такой командой на дачу выехать сложно – не то что в чужую страну! И вот прошло три года, Саша уехал в Чикаго и устроился лаборантом в Иллинойский технологический институт в надежде в дальнейшем попасть в магистратуру, а Тёма нашел очень удачную работу! Как ни странно, информация пришла от Петра Афанасьевича – один из его бывших учеников рассказал, что серьезной фирме требуется толковый математик со знанием иностранных языков. Кстати, сын самого Богоявленского успешно защитил диссертацию по новым направлениям в экономике и получил приглашение на ставку доцента в Таллинском университете. Серьезное везение, поскольку Прибалтийские страны, и особенно Эстония, становились все более независимыми, почти европейскими. Конечно, если не придираться к неизгладимой совковости сферы обслуживания и общей облезлости. – Потому что, в отличие от Коломейцева, Петр Афанасьевич поддерживал сына во все годы учебы! Это была мамина больная тема. К счастью, с началом работы в новой фирме вопрос о финансовой помощи со стороны отца стал абсолютно неактуальным. Потому что Артему предложили огромный оклад! Примерно в четыре раза превышающий его собственные мечты и планы. Фирма, где он начал работать, арендовала небольшое, прекрасно оборудованное помещение на берегу Мойки, с суровым охранником на входе, но без какого-либо внятного названия. Как объяснил Артему его непосредственный руководитель Андрей Федорович, они выступали посредниками между крупными предпринимателями и банками, оформляли покупки по безналичному расчету, а также долевые вклады и ссуды. Работа оказалась несложной, и вполне хватило бы знания математики за девятый класс, но огромное количество документации занимало весь день, а иногда и часть ночи. Понятно, что вся информация являлась закрытой для посторонних, да и кому он мог рассказать, разве только Мусе! Иногда руководство фирмы устраивало корпоративы, то есть красиво обставленные вечеринки в небольших, но дорогих ресторанах, где вскоре очень просто решилась проблема Тёминой затянувшейся девственности. Две секретарши, а также несколько длинноногих похожих, как близнецы, блондинок, специально приглашенных на мероприятие, были веселы и беззаботны, не потребовалось больших усилий, чтобы оказаться наедине с одной из них в уютной нише того же ресторана. Девушка, в отличие от взмокшего неловкого кавалера, прекрасно понимала, что снимать и как повернуться, поэтому уже через полчаса слегка помятый Артем вернулся в зал с чувством сытости и легкого омерзения, словно съел на голодный желудок огромный приторный торт. Стыдно вспомнить, но подобные приключения повторились еще несколько раз, что поделать, если для настоящих романов и любви совсем не оставалось времени. Они познакомились, как ни смешно, тоже в ресторане, модном, недавно открывшемся на Невском элитном ресторане, где Артем отмечал с коллегами квартальную премию. Премия очень вовремя помогала закончить ремонт и плюс к тому – определиться с планами на отпуск. Да, он купил квартиру! Страшно удачно, совсем недалеко от их старого дома на Лахтинской. Довольно давно, уже лет пятнадцать назад, там снесли разрушенное еще в войну здание и построили вполне современную башню. Мама не раз говорила, как ей нравится этот дом и как, наверное, удобно жить с лифтом и мусоропроводом. И вот, прошу любить и жаловать, собственная двухкомнатная квартира на десятом этаже! Главное, прежние жильцы торопились с отъездом и практически не торговались. При получении ордера Муся тихо расплакалась – она никогда не сомневалась, что любимый внук станет ценным специалистом и состоятельным человеком и что он обязательно покинет скудную старую жизнь на чердаке! Теперь она может спокойно умереть. Мама со страстью занялась ремонтом! Нужно было решить несколько важных вопросов – выбрать деревянные шкафчики для кухни или более практичные, но менее красивые пластиковые? Голубую плитку в ванную или белую но с нарядным цветным ободком? И наконец, стелить ли дорогой дубовый паркет во всей квартире или в спальне оставить старые доски и накрыть ковром от стены до стены? Бабушка выступала главным советчиком, немотря на то что настроение ее несколько раз в день переходило от восторга к отчаянию и обратно. Впервые в жизни беспокойная заботливая Муся оставалась жить совсем одна, и перспектива так ее ужасала, что даже жизнь под одной крышей с Богоявленским казалась более приемлемой. Она почти решила предложить Наташе вернуться на Лахтинскую, пусть даже с Петром Афанасьевичем, но Артем ловко сменил тему, потому что у него была совсем другая идея. Итак, они познакомились в ресторане. Не в театре или филармонии, не на выставке импрессионистов, а в дорогом модном ресторане на Невском, такая вот случайная ничем не объяснимая нелепость. Девушка за маленьким угловым столиком сидела совершенно одна, без сигареты и бокала вина, как сидят обычно девушки в баре, и явно никого не ждала. Артем даже на мгновение подумал, что это секретарша Андрея Федоровича. Идиот! Она так же походила на секретаршу шефа, как сам Андрей Федорович на их охранника Колю. Застенчивая, еле заметная улыбка, тонкие кисти рук, почти невидимый лак на ногтях. И чуть выступающие, манящие взгляд бугорки груди под тонкой блузкой. Почти незаметные складки у рта помогали понять, что перед вами прекрасная женщина, а не двенадцатилетняя девочка, случайно заглянувшая во взрослую жизнь. Официант склонился в полупоклоне, поставил на столик вазочку с фруктовым салатом. Музыка заиграла что-то грустное, пьяно-щемящее, и Тёма, обычно не выносивший ресторанные мелодии и танцы, вдруг поспешно направился в сторону незнакомки, поклонился и протянул руку. И тут же подумал, что кланяться официант умеет лучше. Да, никого не ждет, вдруг стало грустно и захотелось побыть среди людей. К тому же у нее завтра день рождения, пусть будет иллюзия праздника. Валентина. Ужасно старомодное имя, но так назвали в память о бабушке. Только год назад переехала, мама и отчим живут в Смоленске, и она жила в Смоленске, училась на экономиста-бухгалтера – ненужная невыносимая жизнь. Все бросить не страшно, страшно остаться и никогда не узнать, чего ты достоин на самом деле! Ничего не объясняла, просто собралась и уехала, кто сможет понять, что твоя мечта не повышение зарплаты или собственная квартира, а школа живописи? Очень хочется освоить рисунок на шелке. И акварель, самое главное – акварель! Почти прозрачная, без этого грубого мазка и толстых слоев масла на холсте. Где же учиться живописи, если не в Петербурге. Возлюбленный город, как возлюбленный человек, – единственный на всю жизнь! Сотрудники весело пялились, понимающе улыбались. На мгновение подумал пригласить ее за общий стол, но тут же стало стыдно непристойной дороговизны закусок, ополовиненых тарелок с икрой и семгой. Еще приставать начнут, черти пьяные. Валентина (какое певучее нежное имя!), словно услышав его мысли, вдруг заторопилась, заспешила домой – родители должны звонить с поздравлениями, да и пора, пока поймаешь такси. Артем рванулся за курткой, отодвинув гардеробщика неловко подал легкую недорогую шубку, зашарил по карманам в поисках ключей от машины. И совершенно забыл записать ее телефон! Она снимала комнату в Кузнечном переулке. Так повезло, что соседи – старые ленинградцы, очень деликатные и почти не мешают. Артем хотел припарковаться, но Валентина уже легко скользнула из машины, чуть коснулась его щеки нежными горячими губами. Нет, подниматься ни к чему, зачем вам такое грустное зрелище? И все, и убежала, растаяла в темноте, он даже не успел ответить. Почти до утра Артем не мог заснуть. Вспоминал пушистые очень светлые волосы, ускользающую музыку, нежное дыхание на щеке. Господи, не дай разнять объятья! Пытался все-таки задремать хотя бы на час, закрывал глаза, и тут же наплывало нестерпимое желание, губы пересыхали, рука тянулась к ее груди – почти физически ощущал теплую нежную кожу и напряженный сосок. Как он мог уехать?! Словно последний кретин уехал, не спросил ни фамилии, ни номера квартиры. И даже телефон не записал. Даже телефон!.. А вдруг она исчезнет, переедет в другой дом, вернется в Смоленск?! И он ее больше не увидит, не найдет, потеряет навсегда, как теряют тупые безмозглые болваны лучший единственный шанс в своей жизни. Розы в такой ранний час были непомерно дороги, но он не задумываясь выбрал семь штук с самыми длинными стеблями и капельками влаги на лепестках. Счастливое число. Какое счастье, что она сказала про день рождения, не так дико заявиться в шесть утра. Какое счастье, что запомнил подъезд, что дверь выходила во двор, что пожилой дядька с пакетом мусора в руках вывел гулять мелкую тощую собачку. Старик молча кивнул в сторону парадного – четвертый этаж, правая дверь. Под звонком висел перечень жильцов, он сразу нашел: Валентина Самохина три звонка, и, еле сдерживая дрожь в руке, нажал: раз, два, три! Она открыла так быстро, будто заранее знала, знала и понимала все, что с ним проиходит. Даже то, что он не закрыл автомобиль и не выключил зажигание. Из машины в лифт Артем перенес ее на руках, не ступать же на снег в домашних тапочках! Горячие бедра под тонким халатом обжигали руки, он еле дождался медленно ползущей кабинки, еле пережил бесконечную смену цифр – пятый, седьмой, восьмой, десятый! Не помнил, как открыл дверь, чуть не поскользнулся на новом паркете (все-таки мама поменяла и в спальне!). Твоя единственная женщина не станет жеманничать и повторять ненужные слова, не отправится на кухню или в душ, а только молча раскинет руки и застонет в объятьях, и душа твоя улетит и вернется, сто раз улетит вместе с ликующим телом и вернется, и обретет наконец восторг и успокоение. – Я никогда больше тебя не отпущу! Никуда и никогда! Господи, как она смеялась, как прижималась пылающей щекой к груди. К его грубой мужской груди, недостойной такой награды. – А как же ты пойдешь на работу? Спрячешь меня за пазухой? – Да, спрячу! – А как же я буду рисовать? – Так и будешь рисовать, у меня за пазухой. В крайнем случае в моем доме. Только не вздумай опять ускользнуть. – А если ускользну? Улечу, как Снежная королева, или растаю, как Снегурочка? Ты будешь сердиться? – Нет, я никогда не буду на тебя сердиться. Я просто умру. На следующий день они отказались от комнаты в Кузнечном переулке. Хозяйка, начала было ворчать, но Артем не торгуясь заплатил за месяц вперед и тут же забрал вещи. На губах горел аромат ее кожи, руки начинали дрожать при одном воспоминании о запрокинутой в поцелуе голове и копне светлых волос на подушке. В субботу они отправились за покупками, долго бродили, взявшись за руки, любовались на золоченую мебель с гнутыми ножками, хохоча вспоминали Кису Воробьянинова. В конце концов Валя выбрала зеркало с тумбочкой и лампу волшебного персикового цвета, словно специально под цвет ее лица. Уже стемнело, мягкий пушистый снег кружился в свете фонарей, и вместе с ним кружилась голова, и хотелось закрыть глаза и поверить наконец, что это не сон. Машина легко тронулась с места и понеслась по проспекту. Они поженились в начале марта. Валя очень хотела настоящее свадебное платье из дорогого салона – только один день побыть принцессой, только несколько часов. Артем безоговорочно соглашался, хотя больше всего любил ее коротенький сарафан на лямочках, открывающий ноги и хрупкие плечи. Муся никак не могла выбрать между строгим нарядом из шерсти и шелковым, но устаревшего фасона, и на всех обижалась. Мама в темно-синем невозможно элегантном платье и Петр в замшевом пиджаке с темно-красной бабочкой несомненно стали украшением праздника, особенно на фоне бесцветной Валиной матери и отчима в траурном черном костюме. Больше Тёма ничего не запомнил, кроме очень громкой музыки. Только когда остались наконец одни и Валя в чем-то кружевном, жутко соблазнительном (как будто можно было еще больше его соблазнить!) улыбнулась и откинула на край кровати мешающую подушку, он понял – да, сбылось! Страшно поверить, но в свои двадцать шесть он имел все – высокооплачиваемую работу, японский автомобиль, собственную квартиру и самую нежную и очаровательную женщину, какую только можно пожелать. Потом Артем много раз пытался вспомнить, когда появилось неясное чувство тревоги и близкого несчастья? С чего началось? Может быть, с неприятностей на работе? Нет, фирма процветала, Артему дважды повышали оклад (было страшно подумать, сколько зарабатывает сам Андрей Федорович), но от тупой многочасовой гонки болела голова и все больше нарастало чувство отвращения. Бухгалтер с красным диплом! Андрей Федорович располнел, заматерел и брался теперь только за очень крупные договоры. Артем старался не задумываться о проходящих через его руки суммах – пятьдесят миллионов долларов, сто пятьдесят, пятьсот. Появлялись никому не известные названия фирм, с которыми уже знакомые клиенты, и целые предприятия заключали миллионные контракты, потом эти фирмы исчезали, как фантомы, валюта уходила в иностранные банки, в своем кругу данные операции назывались обналичиванием или, еще проще, отмыванием денег. Достаточно финансового техникума, а не красного диплома ЛГУ, чтобы разобраться. Андрей Федорович, глядя на каменное лицо Артема, зло усмехался: – Да, мой мальчик, считай, что ты на Уолл-стрит 1920 года, начальный капитал делается именно так. Они раньше начали и сегодня позволяют себе забыть. Будь спокоен, мы тоже забудем! Если бы можно было забыть прямо сейчас! С каждым днем ненавистной работы все больше хотелось куда-то уехать или улететь, да, улететь очень далеко и высоко, неспешно пожить на берегу просторного горного озера, посидеть с удочкой или просто поваляться на поляне. Почему-то именно озеро вставало перед глазами, огромное зеркало воды с отраженными горными вершинами и бескрайними зарослями травы и цветов. Но все коллеги и знакомые «их круга» с упоением говорили только о покупках – новых автомобилях, антикварной мебели, бриллиантах. И в поездках ценили только модные курорты, роскошные отели и бассейны, голубые от плитки и растворенных химикатов. Иногда Артему казалось, что он сейчас задохнется, утонет в пошлости и скудости разговоров. Куда его занесло, зачем? Карету мне, карету! Если бы забыть или лучше совсем не знать, что Саша получил профессора и ставку в университете. Да, Саша Цейтлин, мой первый друг, мой друг бесценный, после нескольких лет молчания объявился! Благодарение Богу и развитию компьютеров! Первые два года в Америке Саша страшно вкалывал на самых разных работах и еще по вечерам развозил пиццу, но все-таки прорвался в магистратуру и сразу по окончании взялся за докторат. Учиться оказалось ничуть не сложнее, чем в ленинградском вузе, даже интереснее. И вот теперь получил место старшего преподавателя и собственный кабинет! Зарплата, конечно, скромная, профессор вам не директор банка, но зато атмосфера университета. Жаль, что невозможно описать все сразу: кампус, семинары и диспуты студентов, старый парк, конференц-зал и особенно библиотеку! (Отдельным файлом прилагалась фотография библиотеки с тяжелыми кожаными креслами и стеллажами темного дерева – декорация к спектаклю «Из жизни профессора»). Но главное, Тёма, главное – круг общения! Среди преподавателей встречаются потрясающе интересные люди, можно слушать и спорить до полуночи. Кстати, кажется он собрался жениться. Анна Дэвис, аспирантка с кафедры английской литературы. Никогда не думал, что с женщинами кроме сексуальной близости может быть настоящее духовное родство. Валя! Валя – его радость и мука. Вот отчего ныло сердце и хотелось закричать от отчаяния. Она жила с ним в одном доме, спала в одной постели, ласково улыбалась по утрам, но ее не было! Словно прекрасная оболочка, слепленная природой для восхищения – стройные ноги, нежный овал лица, глаза в золотых крапинках, трогательная, почти детская грудь. Для восхищения, но не для жизни. Сначала Артем думал, что все дело в Художественной академии. Валя не прошла, причем уже второй раз. Как и в первый, сразу после приезда из Смоленска, приемная комиссия забраковала почти все ее работы. Артем искренне сочувствовал, ругал предвзятость экзаменаторов, но в глубине души, мучаясь и сгорая от стыда, был рад. Эти потенциальные однокурсники, наглые бородатые гении, привыкшие к натурщицам и обнаженному телу, наверняка сведут с ума любую женщину. И кто сказал, что художником можно стать только в Академии, а писателем в Литературном институте? В конце концов, существуют частные уроки для развития техники, а дальше все зависит только от самого человека. Учитель легко нашелся и стоил вполне реальных денег, Валя немного ожила, потащила Артема в Гостиный двор за новыми платьями, весь вечер крутилась перед зеркалом, окончательно сводя его с ума. Но через несколько дней вернулись молчание и отчужденность. Несмотря не подростковую худобу и хрупкость, Валя была на два года старше Артема, дураку понятно, что красивые женщины не сидят до двадцати восьми лет на печке в ожидании бухгалтера Коломейцева. Бесконечно злясь на себя, он пытался расспрашивать, но только нарвался на слезы: пожалуйста, если Тёма ее любит на самом деле, он должен обещать никогда не задавать никаких вопросов. Однажды за завтраком вдруг вспомнил любимую с детства книгу «Три товарища» и похолодел от нахлынувшего страха. Может быть, Валя больна и скрывает от него? Да, больна страшной неизлечимой болезнью, как болела прекрасная неповторимая Пат? Он давно заметил ее бледность и усталость по утрам! Но сегодня другое время, можно найти хорошую клинику, уехать за границу. Слава богу, есть деньги, а он, кретин, еще думал поменять работу. Нет-нет, она совершенно здорова, с детства занимается спортом, любит правильное питание. Только небольшая анемия с тринадцати лет из-за сильных кровотечений, чисто женская проблема. Найти в медицинской энциклопедии раздел гинекологии и маточных кровотечений оказалось сущим пустяком. – Ляленька, твои женские проблемы прекрасно лечатся – железо, витамины, внутриматочная спираль. Но советуют для начала забеременеть и родить. По-моему, гениальная идея! Ты кого хочешь, мальчика или девочку? – Не поможет, – вдруг почти злобно сказала Валя, – роды не помогут, уже проверено. – Что?! Что ты хочешь сказать, о чем ты? – О родах. Три года назад. Нет, уже скоро четыре. Дочку зовут Настя, если тебе интересно. Нет, у нее в мыслях не было обманывать и скрывать! Но встреча с Артемом и их сказочный роман казались такими хрупкими, нереальными, невозможно счастливыми. Она решила только переждать немного, поверить, что Тёма на самом деле здесь, что он так любит ее. И вдруг все закрутилось – предложение, свадьба, приезд родителей… Да, девочка живет с ее мамой. Хорошие условия, отдельная комната, кружок гимнастики. Вдруг выдергивать из теплой привычной жизни, тащить на свадьбу в чужой город, что она может понять в свои четыре года? Да, отец ребенка тоже в Смоленске. Собственно, из-за него и не рассказала, так страшно и мучительно вспоминать. Вале было двадцать три, а ему сорок три. Седые виски, загадочный взгляд, элегантный, как Ричард Гир. Генеральный директор только что открывшегося нового банка, говорили, специльно переехал из Москвы поднимать их целину. Там, в банке, и познакомились, она пришла узнавать по поводу ссуды на учебу. Такая дура, была уверена, что Художественная академия ее ждет не дождется. Да, понимала, что женат, но сколько угодно людей расходятся и начинают новую жизнь! Тем более она сразу забеременела и он настаивал на сохранении ребенка. Оказалось, он и не думал о разводе! Возомнил себя турецким султаном – одна женщина для официальных приемов, другая – для личных утех, мол, почти все его друзья имеют вторую семью. Кроме того, ему нравится иметь много детей, благо он всех их может содержать. Тёма вдруг вспомнил израильскую лахудрочку – саудовский шейх, именно так она и говорила. Но она не собиралась жить в гареме! Она мечтала рисовать, путешествовать, быть любимой и единственной, поэтому тайно собралась и уехала в Питер. Уверена, что Тёма может ее понять, она была совершенно одна. Нет, этот тип не слишком спорил, согласился обеспечивать девочку, но только при одном условии: Настя должна жить в Смоленске, под его контролем. Иначе нанимает адвокатов и в три минуты лишает Валю материнства. – Но теперь ты не одна! Давай тоже наймем адвокатов, что за средневековье?! – Милый, ты просто не понимаешь, какой это страшный человек. И потом Настя живет в прекрасных условиях, мама с отчимом ее обожают, никто ни в чем не нуждается. И дорога к ним очень простая – ночь на автобусе, билеты дешевые, а на самолете и вовсе полтора часа! Как по Питеру в час пик. Артем долго собирался с духом, прежде чем решился рассказать своим. Муся всплеснула руками и явно собралась разразиться гневной тирадой, но мама довольно жестко ее остановила. Что ж, разве Муся забыла, что Наташа сама родила ребенка от не слишком подходящего человека? Правда, ни при каких условиях она не смогла бы оставить сына в другом городе, но тут каждый решает для себя, не им судить. Тем временем за окном светилось лето. За окном, потому что Артем по-прежнему вкалывал до ночи, но в выходные все-таки успевали нагуляться до одури, ездили в Петергоф и Пушкин, покупали бусы, колечки, самодельных кукол и прочие безделушки, обожаемые Валей. Отпуск шеф обещал только в сентябре, и не более двух недель, мама ворчала, что крепостной строй отменили сто пятьдесят лет назад, Муся даже всплакнула пару раз по поводу Тёминого усталого вида, но Андрей Федорович платил, значит, и музыку заказывал. Они выбрали Грецию! Продолжение лета и солнца, теплое, как парное молоко, море, все через край – свет, синь, свобода. Скромные белые домики местами облупились, но увитые цветами и зеленью были чудно хороши, особенно когда поднимал глаза и видел парящий над городом Парфенон. Валя в майке и шортах казалась античным мальчиком, сандалии подчеркивали тонкие щиколотки, и все время хотелось встать на колени и поцеловать аккуратные бронзовые пальчики. Она обожала бродить по туристким лавочкам, накупила целый ворох льняных платьев и рубах и на Тёму напялила шикарную ковбойскую шляпу с кисточками. Вечерами сидели в кафе на площади, ели хрустящую жареную рыбу с маслинами. – Тёма, ты знаешь о чем я мечтаю? Жить в своем домике! Пусть совсем маленьком, и не здесь, а в Петербурге, но обязательно с деревянной лестницей и камином. Осенними вечерами я буду спускаться тебе навстречу в длинном до полу мягком платье и вязаной шали, представляешь? Словно времени не существует вовсе. А на втором этаже будет настоящая мастерская, разноцветные тюбики с краской, холсты, прислоненные к стене, чтобы никто случайно не увидел неоконченную работу. Как я не люблю нашу бездарную башню, тесную квартиру, вонючий мусоропровод. И лифт, особенно лифт! У меня клаустрофобия начинается, всякий раз, как вхожу в эту коробку и еду на десятый этаж. В первый момент Артем расстроился и растерялся, но тут же сообразил, что сам Господь помогает осуществить давний план по переселению родственников. Только нужно заранее проверить цены на аренду в коттеджном поселке. Прошлым летом сотрудник пригласил в гости на новоселье – чудесное место, лес, речка, если нет пробок, можно за час доехать до работы.