– Только не говори, что не читал его работ. Это что-то! В библиотеке нашего университета хранится одна из них. Её привезли туда, по приказу деканата, как одну из лучших работ по практической полевой хирургии. – Прости, – извинился Фридрих, одёрнув резко плечо, чтобы сбросить руку товарища, – но я видно полный невежа, потому что никогда не читал его работ. Да и вообще, кроме Гарвея и Левенгука, я мало кого изучал. Хорошо, ты знаком с его работами, – согласился с другом Фридрих, – но что здесь делают те, кто вообще не имеет отношения к медицине? Ведь ты же сам это заметил. – Всё очень просто, дружище, – проговорил Иоганн, загадочно улыбаясь. – Когда, в нашем славном небольшом городишке, ты видел, чтобы кто-нибудь устраивал приёмы и светские вечеринки? – задал он вопрос другу, и тут же сам за него ответил: – Правильно, практически, никогда. А ведь всего за месяц, этот человек создал о себе очень много слухов. Чего только стоит его появление в нашем городе. Я имею в виду таинственную смерть всей семьи Хорьх, у которой он снимал комнату. А его вклад в местный банк, о котором растрезвонил банкир Буше? Кажется, там речь шла не об одной тысячи гульденов. Я уж не говорю про покупку этого особняка, где произошло самоубийство, в прошлом, самого знатного человека города после бургомистра. Да и эти люди, – жестом вытянутой руки, он окинул весь вестибюль, – тоже наслышаны о нём, после его спора с доктором Менгером, свидетелями которого стала большая часть президиума. – Тогда всё становится более-менее понятно, – задумчиво сказал Фридрих Брудер. – А самое главное, – продолжил его друг, – хочется посмотреть на жену столь загадочного и окутанного сплошной тайной человека. – Его жену? – переспросил Фридрих. – Вот видишь, а ты говорил, что я собираю сплетни, – выговорила своему мужу укор фрау Марта. – Ни в коем случае, – сказал Иоганн, – в приглашении на приём была подпись не только доктора, но и его жены. Хотя, приехал доктор в город один, а когда, и каким образом прибыла фрау Штанц, никто не видел. – Не удивлюсь, если он сейчас появится в восточном костюме Али-Бабы, – с усмешкой сказал другой собеседник. – Похоже, именно такого появления от этого доктора Штанца все и ожидают, – проговорил Фридрих, посмотрев на этого малоприятного ему молодого человека. – А зачем же он завесил все окна? Человек боится света или слуги забыли их просто вымыть? – Причуда хозяина, что тут скажешь, – пожав плечами, ответил Иоганн Рихтер, показывая всем своим видом, что, как и многие, не придаёт этому факту какого-либо значения. Периодически, во время разговора, он бросал взгляд на лестницу, больше желая увидеть самого доктора и его супругу. Однако время шло, люди начинали роптать, и устало переминаться с ноги на ногу, желая хоть какого-либо действа, а никто не появлялся. Все слова были уже сказаны, новости обсуждены, а споры решены, но главный виновник этого дня всё не желал выходить. И вот, когда приглашённые стали потихоньку замолкать, а некоторые даже протискиваться к выходу из дома, на втором этаже раздался громкий стук дверей, и через несколько секунд на лестничной площадке показалась пара. Это были собственной персоной доктор Хенрик Штанц и его спутница, прекрасная незнакомка, являющаяся, по всей видимости, его женой. В ярком свете сотни свечей пара выглядела таинственно и романтично. Медленно спускаясь по лестнице под пристальными взглядами изумлённой публики, они, вдруг, остановились, не дойдя до первого этажа всего пары ступенек. Доктор осмотрел с занятой им позиции ряды приглашённых гостей и громко, так, что слышно стало даже на улице, проговорил: – Рад приветствовать вас всех геррен и фрау в моём новом и скромном доме! Гости ответили тишиной. Никто не поприветствовал его и не произнёс ни одного слова в ответ. Доктор Штанц же, невозмутимо, продолжил: – Я вижу некое замешательство и недоумение в ваших глазах. Что же, извольте для начала извиниться за столь долгое ожидание, – и он положил ладонь на грудь, – коим мы никого не хотели оскорбить. А теперь позвольте сообщить вам, что нашу сегодняшнюю встречу я организовал для моего знакомства с вами, самыми лучшими, самыми знатными и самыми нужными людьми, этого прекрасного города. И хотя с некоторыми из присутствующих мы пару раз уже пересекались, разрешите мне представиться теперь официально – Хенрик Иоахим Штанц; доктор, хирург и просто учёный. Окончил Пражский университет, в котором потом какое-то время преподавал. Затем подался набираться хирургической практики в союзнические войска. Участвовал в сражении под Лейпцигом, после которого обрёл достаточный опыт в хирургии, позволивший мне написать одну из своих самых важных работ, отмеченную многими именитыми докторами во всём просвещённом свете Европы. Теперь же вот решил поселиться в вашем прекрасном городе. – И, помолчав с минуту, добавил: – Надеюсь, я хотя бы немного, удовлетворил ваше любопытство господа?! Закончив выступление, Штанц внимательно оглядел своих молчаливых гостей. – Ах, да, – спохватился он, беря свою спутницу за руку. – Чуть не забыл вам представить мою супругу, Аннабеллу Штанц, урождённую де Гуффье. Наконец-то по залу пронёсся первый гул одобрения и восхищения, который всё-таки был больше направлен на жену доктора Штанца, чем на него самого. Да, уже не юная девушка, но ещё и не совсем зрелая женщина, супруга доктора поражала своей красотой. Её облик настолько разительно отличался от привычного для всех присутствующих, нордического типа лица местных дам, что невольно вызывал интерес собравшейся публики. И, по мнению некоторых гостей, высказанному ими шёпотом, очень походил на образ последней египетской правительницы из рода Птолемеев. Девушка была лучшей живой декорацией всего раута, а главное, настоящим украшением для своего не столь красивого, хоть и импозантного мужа. Она обладала ростом чуть выше среднего. Её идеальную фигуру, прекрасно подчёркивало великолепное платье, куда больше подходящее для маскарадного королевского бала, чем для светского вечера. Оно хоть и смотрелось богато, но из-за устаревшего фасона выглядело слишком пафосно и вызывающе. Столь глубокие декольте, и высокие веерные воротники стойки, уже не носили несколько десятков лет. Не говоря уже об изобилии прицепленных к нему лент и бантов. В нём супруга Штанца больше напоминала Диану, сошедшую с картин Дюрера или Франсуа Клуэ. Статная осанка, великолепные смоляные волосы без парика, собранные в высокую красивую причёску и широко расставленные глубокие большие глаза, выдавали в ней прирождённую аристократку. Лебединую шею украшало прекрасное бриллиантовое ожерелье из множества ниток. Чуть крупноватый, с небольшой горбинкой нос, ничуть ни портил её, и даже притягивал к себе восхищённые взгляды некоторых мужчин. Коралловые губы были ровными и пухлыми. Лицо имело редкие идеальные симметричные формы: прямой широкий лоб, чуть выступающие высокие скулы и округлый чувственный подбородок. И если присутствующие здесь дамы, смотрели на эту красоту с ревностной женской антипатией, то абсолютно все мужчины, даже те, кому уже было за шестьдесят, не отводили от девушки вожделенных, страстных и ошеломлённых взглядов. Её муж производил совсем другое впечатление. Несмотря на залысины и широкий выступающий лоб, он не надел на голову парика. Его лицо хоть и выглядело волевым, зрелым и умным, всё же не вызывало восхищённых чувств у присутствующих гостей. Даже скорее наоборот, оно отталкивало и пугало своей мрачностью и яркими чёрными прожигающими глазами, с пронзительным как шпага взглядом. Так же, как поражали его идеально постриженные пышные усы с закрученными кончиками и гигантский рост. Широкий сжатый плотно рот со шрамом возле нижней губы придавал лицу доктора отпечаток жестокости, недовольства и какой-то кровожадности. Однако костюм, состоящий из дорогого шёлкового полукафтана с золотым позументом, с расшитыми орнаментом рукавами и пышными кружевами на груди, выглядел весьма устаревшим, хотя и смотрелся богато. Подобная помпезность в гардеробе была давно не в моде. И ещё бросалась в глаза его кисть левой руки, почему-то облачённая в отличие от правой кисти в обрезанную по фаланги кожаную перчатку, митенку, из которой торчал мизинец с надетым на него чрезвычайно дорогим на вид перстнем. Да и вообще, можно было подумать, что при выборе своих нарядов, эта пара ошиблась, как минимум на целую эпоху; настолько неестественно и странно они смотрелись на фоне напудренных гостей. Особенно мужчин, поголовно облачённых в строгие, словно с одной ткацкой фабрики костюмы, кюлоты и туфли. Хотя и женщины не пестрили особым разнообразием нарядов. Но зато хозяева вечера отлично вписывались в старинный интерьер своего дома. Выдержав ещё одну молчаливую паузу, доктор Штанц и его супруга, наконец-то, спустились вниз. Лакеи в зелёных ливреях тут же распахнули высокие двери гостиного зала, приглашая тем самым всех присутствующих покинуть вестибюль и пройти к накрытым столам. Разбившись на пары, гости стали заходить в зал и занимать те места, которые им указывал один из обслуживающих этот вечер старших лакеев. Доктор Штанц же и его супруга встали при входе и приветствовали каждую представлявшуюся им пару, отдельно. Так, у них появилась возможность познакомиться со всеми, кто откликнулся на разосланные ими приглашения и пришёл в их дом лично. Хотя жена доктора немного смущала всех жаждущих разглядеть её поближе своим непробиваемым взглядом (она даже ни разу не улыбнулась) и немного отсутствующим видом. Процессия гостей продолжала заходить не менее пяти минут, пока, наконец, последняя пожилая пара не прошла в двери столовой и не заняла последние места за расставленными столами. Только после этого, чета Штанц заняла и своё место, находящееся, как и положено, там, где все гости могли спокойно их лицезреть. Приступив к трапезе, гости загудели. Большинство начали делиться первыми впечатлениями о своём знакомстве с доктором и его женой. Занявшие среднюю часть столов, Фридрих Брудер его супруга и их общий знакомый Иоганн Рихтер, также не преминули обсудить свои наблюдения и ощущения после ознакомительного выступления доктора перед всеми. – Это просто поразительно, – высказался первым Фридрих. – Люди, не знающие этого человека, так запросто, пришли к нему в дом и заняли место за его столом. Похоже, мир сошёл с ума. – Но какова его речь, – отозвался Иоганн. – Он говорил громко, слаженно и ещё, я никогда не слышал такой чистой, правильной немецкой речи без баварского акцента. – Сразу видно, что человек он действительно образованный, – вступила в разговор Марта Брудер. – Хотя с его лицом ему больше подошла бы профессия инквизитора, чем врача. – А ты рассмотрел его жену? – спросил Фридрих друга так, чтобы его не услышала Марта. – Дьявольская красота, – ответил Иоганн, улыбаясь и косясь в сторону жены доктора Штанца. – Но при этом она совершенно мертва. – Мертва? – не поняв своего товарища, переспросил Фридрих. – Что ты имеешь в виду? – Да то и имею в виду, что мертва, – ответил Рихтер. – Ты присмотрись к ней. Она абсолютно лишена всякой мимики или каких-либо эмоций. Нет смущения, радости или любопытства, с которым бы любая другая девушка, разглядывала совершенно незнакомых ей людей. Ведь это было бы естественно. Приглядевшись внимательнее к супруге доктора Штанца, Фридрих отметил, что его друг абсолютно прав. Жена доктора глядела только перед собой. Так смотрят обычно слепые, которым всё равно, что их окружает. Она изредка поднимала свой большой кубок с красным вином и делала из него по несколько маленьких глоточков. В какой-то момент Фридриху показалось, что она и вовсе не жива или же находится под гипнозом. Он даже почувствовал, как у него от таких мыслей побежали по спине мурашки. Больше он на неё не смотрел, предпочтя заняться гастрономической составляющей вечера, тем более что столы просто ломились от разнообразия и количества блюд. Здесь стояли салаты, закуски, паштеты, фаршированные перепела, рыбные балычки, сыры самых разных видов и даже фрукты, которые не росли в окрестностях. Откуда они взялись на столах, оставалось загадкой. Всё было оформлено красиво, изысканно и со вкусом. Гости за столом были рассажены соответственно своему статусу. Чуть ближе к самому доктору находились Абелард Вагнер и его постоянный спутник и личный лечащий врач Адольф Менгер со своей немолодой женой. Менгер смотрел на Штанца с неприязнью, возникшей ещё при их первом знакомстве. Ему претило всё это торжество и действо, но что поделать, нужно было соответствовать своему статусу. Здесь же, неподалёку, сидел и начальник полиции Генрих Штольц. Он также пришёл с супругой. Вся эта элита общалась между собой, совершенно не обращая внимания на хозяина дома, в котором они находились. Первым к доктору обратился герр Вагнер: – А что, герр Штанц, вы уже начали свою врачебную практику в нашем городе? – спросил он его. – Пока нет, – ответил Штанц. – Но в скором времени очень надеюсь на это. Доктор ничего ни ел, а лишь прикладывался иногда к вину, попивая его маленькими глотками. Супруга доктора, Аннабелла, также ничего ни ела. Как и её муж, она лишь изредка отпивала из большого хрустального кубка рубиновую жидкость. По всей видимости, красное токайское или испанское вино, коего на столах почему-то не было. Здесь стояли лишь кувшины с напитком, который производили только местные виноделы. Это было видно по цвету вина и ощущалось по его вкусовым качествам, прекрасно известным каждому жителю Вюрцбурга. – Даже не знаю, как вы будете кого-то лечить с такими своеобразными знаниями, – вступил в разговор Адольф Менгер. – Ведь, исходя из нашей с вами последней дискуссии, вы придерживаетесь каких-то своих, отличных от традиционной медицины взглядов, – последнюю фразу доктор Менгер произнёс особенно громко, так, чтобы его услышали многие сидящие за столом люди. – Боюсь, что не дам вам ни единого шанса на сомнение, как только приступлю к практике, – ответил Штанц. – А правда, доктор, что вы участвовали в сражении под Лейпцигом? – задала ему вопрос одна из сидевших поблизости дам. – Истинная, правда, – ответил Штанц, пристально посмотрев на неё. – Могу это подтвердить как бывший военный, видя у вас на губе столь явный сабельный шрам, – кивнув головой, сказал сидящий поблизости высокий пожилой мужчина, ничуть не смущаясь. И тем самым привлёк к лицу доктора взоры остальных гостей. – Ведь на дуэлях используют только шпаги и мушкеты, – пояснил он, заметив некоторые вопросительные взгляды и на себе. Штанц странно промолчал и в отличие от ожиданий своих гостей, никак не опроверг и не подтвердил эту информацию. – А кого из знаменитых учёных мужей нашей эпохи вы можете назвать? – вновь обратился к нему герр Менгер, нарушив всеобщее минутное замешательство. – Самое глубокое впечатление у меня осталось после встречи с графом Сен-Жерменом, – спокойно ответил Штанц. – Как?! – возмущённо воскликнул герр Менгер, дзинькнув вилкой об тарелку и вытаращив глаза. – Вы относите этого великого шарлатана к учёным? – Ах, расскажите доктор о вашей встрече с Сен-Жерменом, – взмолилась дама. Услышав имя самого таинственного графа Европы, многие женщины и девушки присоединились к желанию дамы; узнать подробней о встречи с этим человеком. – Ну что же, извольте, – сказал Штанц, усаживаясь поудобней. – Хоть я тогда и был очень молод, помню всё как сейчас. Это произошло в Эккернфёрде, где граф давал свой последний публичный банкет. Я тогда обучался у князя Карла Гессен-Кассельского и попал на банкет совершенно случайно. Мы, юные ученики Карла, сидели за отдельным столом и внимали речам этого великого человека. Он был настолько интересным собеседником, что люди совершенно не замечали, как быстро в его компании летит время. – Жаль только, что он уже умер, – сказал с сожалением один из собеседников. – Ну что вы, – возразил Штанц, – граф не умер. Он уехал обратно на восток, туда, где получил свои великие знания. – Разве Сен-Жермен ещё жив? – недоверчиво спросил всё тот же человек. – Ну конечно, уверяю вас, – твёрдо ответил доктор. – Он обладал секретом чудного эликсира, продлевающего жизнь на долгие и долгие годы. Секрет этого эликсира он получил от тибетских лам, которым поклялся под страхом смерти никому его не раскрывать. – Доктор, вы нас мистифицируете, – улыбаясь, кокетливо сказала одна из дам. – И тем ни менее, расскажите, что вы слышали лично от графа? – А вам он случайно не раскрыл секрет своего эликсира? – вдруг перебила её другая пожилая фрау. – Разумеется, нет, – ответил доктор. – Но я работаю над собственным эликсиром. Что же касается графа, то он любил говорить о науках, как о чём-то, связанном с идеологией самого Христа. – Осторожней доктор, – погрозил ему один из собеседников пальцем. – Это попахивает богохульством, самым страшным грехом в Библии. – Ну что вы, – отрицательно покачал головой доктор. – Просто, как учёный я не сомневаюсь, что Христос обладал способностью врачевания именно благодаря своим знаниям, которые, правда, в нём были заложены его Отцом, – добавил он с улыбкой. – Что же касается графа Сен-Жермена, то он тоже мог любого человека удивить своими способностями. Он мог заглянуть в грядущее и вырастить за ночь алмаз. А благодаря открытому им способу выпаривания порошков из камней, я научился лечить старость. Ведь ни для кого не секрет, что это тоже болезнь. Вот только в запущенной форме, омоложение приходит ненадолго и доставляет изношенному долгой жизнью организму лишь дискомфорт. К сожалению, граф должен был покинуть на время этот Свет, но обещал нам, что вернётся не позднее двадцатого столетия. И я ему верю, ведь это уже его не первая и думаю, далеко не последняя смерть. После последних слов доктора многие сидящие за столами зашептались. Кто-то от возмущения, кто-то от восхищения. Более впечатлительные слушатели даже встали со своих мест и окружили Штанца полукольцом. – Да вы с ума сошли герр Штанц, – резко высказался обо всём услышанном от него Адольф Менгер. – Старость нельзя исцелить. Это естественный процесс любого живого существа, продиктованный законами самой природой. И я уверяю всех находящихся здесь людей, что вы либо ненормальный, либо такой же шарлатан, как ваш, ныне точно покойный, Сен-Жермен. Однако, даже Вагнер, будучи человеком, весьма образованным, молчал. Он так пристально смотрел в глаза доктора, что казалось, тонул в них. Штанц же тем временем продолжал свою речь: