Возле общаги никого не было. Все остановились, и Гаечка указала на подъезд без двери. — Тут. Я схожу, а вы подождите, хорошо? — Морлоки нападут — кричи, — сказал я. Вряд ли кто-то знал про морлоков, но многие засмеялись, слово понравилось. Гаечка растворилась в полумраке и вскоре вернулась, развела руками. — Никого нет. Мать, наверное, еще на работе в магазине. Будем ждать? — А они переезжать не собирались? — уточнил я. — Точно нет, — мотнула головой Гаечка. — Может, поехали куда… — Покажешь ее дверь? Может, позже зайду. Гаечка развернулась, махнула рукой. — Там понятно. На второй этаж, налево. А оттуда раз, два, три… Пятая дверь. На ней нарисован… эээ… — Уд? — спросил я, и все заржали. — Он. Она обернулась, и Илья спросил: — Точно налево? Ты махнула туда, а это — право. — Я просто махнула. Лево — это туда, — Гаечка принялась нервно тыкать пальцем в крайнее крыло. — Учитесь ориентироваться по сторонам света. Туда — это на восток, — сказал я, пока они не поцапались. Вот же дети, на пустом месте конфликт! Мы двинулись к главной дороге, идти было минуты две-три. Я напряг память прошлой жизни. Алису я смутно помнил до своего восьмого класса, потом в школе ее не было. В девятом так точно. Мне она казалась симпатичной, и было интересно, какой она станет, когда вырастет, но я так и не увидел, и это сейчас мне очень не нравилось: девочку будто вымарали из реальности. Еще покопавшись в памяти, я не вспомнил связанных с ней скандалов и происшествий. Все было так, как будто она уехала. Если бы пошла в ФЗУ, по-любому мы пересекались бы. Черт, а мне завтра уезжать! А сегодня еще деду позвонить, узнать, как там мама. Утром это делать было бессмысленно, потому что он укатил на вокзал за очередной партией товара. — Илья, можно будет от тебя позвонить по межгороду? Деньги оставлю. — Да ладно, — отмахнулся он. — А потом давай еще раз сходим к Алисе. Если дома никого, завтра я вам расскажу, что мы выходили. — Расходимся, — сказал я. Обычно молчаливый Минаев спросил то ли с досадой, то ли с обидой: — Паша, тебя опять пять дней не будет? Никто же бить в перчатках не умеет… — Я умею! И покажу, — вызвался Рамиль. — И грушу притарабаню, прицепим, да. Меликов действительно был знаком с азами ударной техники, а большего сейчас и не требовалось. — Назначаю тебя заместителем тренера! — Я хлопнул Рамиля по спине, она аж вырос от гордости и раздулся. — Ты бы хоть рассказал, что там в Москве, — прогудел Чабанов. — А то с темы съезжаешь, а нам интересно. — У него мать болеет, а тебе шоу подавай, — пристыдила его Гаечка. До главной дороги мы шли все вместе, потом разделились. Вслед за Ильей я завернул в его двор, он остановился, посмотрел на меня пристально и сказал: — Я читал, что, когда человек испытывает потрясение, он меняется. Начинает понимать языки, которые никогда не знал. Внезапно играет на инструментах, рисует или сочиняет стихи. — Ты это к чему? — осторожно поинтересовался я, хотя отлично понимал. — Тебе со мной уже неинтересно, я же вижу. И… у меня больше никого нет. Только родители. — Нет! — сказал я с уверенностью и постарался, чтобы она передалась другу. — Наша дружба не закончится, обещаю. Просто замотался, сосредоточился. Вот решу проблемы, и все будет по-прежнему. Вспомнить бы еще, что мы обсуждали в этом возрасте, какими тайнами делились. Илья всегда не очень разбирался в людях, зато удачно женился на Светлане, пусть и поздно. А мне с женщинами то ли не везло, то ли я негоден для семейной жизни, и они со мной портились. Или, может, в отличие от Ильи, чаще полагался на сердце, а не на разум, и не замечал очевидного. Илья же — чистый логик, с детства у него ко всему научный подход. — Родители сегодня пошли в театр, — сказал Илья, — так что звони хоть обзвонись. А можно видик посмотреть, у тебя-то тоже никого. Оставайся у меня! Круто же! — Борька с Наташей будут переживать, подумают, что и меня маньяк порезал. — Да, ты прав. Он опечалился и замолчал, и к нему мы поднимались молча. Я остановился в прихожей у телефона, Илья протопал в кухню и спросил: — Ты голодный? Есть овощное рагу, будешь? — С удовольствием! — откликнулся я и только сейчас понял, что съел бы слона вместе с хоботом. — Ты звони пока, я разогрею. То ли это чертова эмпатия, то ли Илья так плохо скрывал чувства, что каждое его движение, каждое слово отражало скорбь. Он мне не верил. Он видел, что лучший друг отдалился и если раньше использовал каждый час, чтобы провести с ним, то сейчас ищет причины, чтобы убежать. И он прав. Я не помню, о чем мы разговаривали, то, что было интересно тогда, кажется блажью сейчас, а сыграть искренность я не могу. Итак, сперва бабушка… Или дед? Деду! У него новости о маме. Я покрутил телефонный диск — отвык уже от сенсорного экрана. Поднес трубку к уху. Дед ответил быстро и сразу перезвонил. — Павлик, — отчитался он, — товар я получил, все продал, по полторы и по семьсот. Килограмма четыре черешен пришлось выбросить, кило абрикос — раздать. Двадцать восемь тысяч в итоге. Вот теперь я отлично представлял, как он надевает круглые очки, сдвигает их на кончик носа и читает то, что записал в блокнот — пожилые люди редко полагаются на память. — Мама звонила? — спросил я. — Да. Сказала, взяли анализы, сегодня делают пункцию второй раз — что-то там им не понравилось. — Что же? — встревожился я. — Говорит, ее в известность не поставили. — Хм… за сутки готов результат! Выходит, завтра все будет известно, куда нам бежать? — Скорее всего да. Как твои успехи? — поинтересовался он. — Почти все кофе продал. Потом расскажу. Все хорошо, короче. Завтра в Москву. То есть приеду вместе с товаром через три дня. Сегодня должны были отправить — завтра на вечер, потом — послезавтра на вечер. Ну и я утром приеду, потом — день перерыв. — Хорошо. — Дедушка… — проговорил я, — спасибо, что помогаешь! Ты нас просо спас. Воцарилось молчание, и я не мог представить, что дед сейчас делает и как выглядит, слишком уж часто он менял маски. — Зачем же тогда нужны близкие? — наконец сказал он. Интересно, он так проверяет, сядем ли мы ему на шею? Дед — мент, а бывших ментов не бывает, вряд ли он так просто откроется и примет нас. — Еще раз спасибо, дедушка. Мы в долгу не останемся. — Да брось… — Я считаю, помощь должна работать в две стороны. Вот для этого и нужны близкие. — Видимо, дед не ожидал от меня таких слов и смолк, а я закончил разговор: — Не знаю, успею ли набрать тебя завтра. До встречи в Москве! Теперь — позвонить бабушке. Илья выглянул из кухни, увидел, что я кручу диск, и закрыл дверь. Ответил Юрка: — О, Пашка, привет! Ща позову. Донесся его голос: — Бабушка! Павлик звонит. Надо же, не Эльза Марковна — бабушка. Выходит, совсем прижился Юрка. Хлопнула дверь, бабушка что-то прокричала издали, взяла трубку и сказала. — Привет!