— Значит, решено: завтра дед — вместо меня, я — на склады? — Я посмотрел на деда, тот кивнул. — Ага, эта часть плана ясна, теперь надо позвонить бабушке Эльзе. Дед закрыл дверь на кухню, чтобы меня не смущать. Я набрал бабушку — она, к счастью, сразу ответила. Отчитался о том, как прошел день, рассказал про деда и что маму кладут на обследование уже завтра, поделился далеко идущими планами, попросил ежедневно высылать товар поездом тети Иры — он идет быстрее, и ничего не успеет испортиться, а уж проводница найдет способ его спрятать от таможенников. Пообещал приехать через три дня — я ж получил добро на закупку партии кофе — и вернуться в Москву на следующий день. Бабушка отчиталась, что завтра приедет пятнадцать килограммов черешни и десять — абрикосов. Слава богу, орехов нет. Распрощавшись с бабушкой, я набрал Илью, но никто не ответил. Летом в квартире делать нечего. Он, наверное, на базе или купается в море, и домой придет к десяти, а родители на работе. А пока — милое семейное чаепитие с галетным печеньем. Потом — разглядывание фотографий, где дед маленький. Фотографий отца у него оказалось совсем мало — семейные альбомы остались у покойной бабушки, а отец потом избавился от всех снимков, где они всей семьей. Дед говорил о себе отстраненно, словно пересказывал давно подготовленный доклад. И несмотря на кажущуюся открытость, я чувствовал, он не то чтобы насторожен и закрыт, а будто бы держит под замком часть своей личности. Может, и правда подозревает, что внезапно обрушившиеся родственники с ним только из-за его квартиры в Москве. А может, он всегда такой. В десять я еще раз набрал Илью. Ответил Леонид Эдуардович. — Привет, Паша. Ты как? — Все хорошо, — уверил его я. — В Москве. Маму завтра кладут на обследование. — Это замечательно. Мы все рады за тебя. Теперь зову Илью. — Пашка, привет! — выпалил друг. Я пересказал то, что уже говорил его отцу, и спросил: — Как там наши? Слушаются? — Ну… да. Тренируемся. Но у тебя лучше получалось. Я поинтересовался: — Наташка Алису не сожрала? — Эту сожрешь, — усмехнулся Илья. — Вы не гоните ее. У нее… сложная жизненная ситуация, и некуда пойти. — Да она один раз пришла и больше не ходит. — Наташка… Вот же… — Да никто ей слова плохого не сказал. — Илья немного помолчал и добавил: — Чет кажется, что она на тебя ходила. Посмотрела, что тебя нет, и перестала. — Не должна бы. Рассказывать то, чем девочка со мной поделилась, по меньшей мере бестактно. Ей и правда некуда идти, я думал, она в нашем подвале и поселится. Или все-таки Наташка подкараулила Алису и объяснила, что ей не рады — Илье откуда это знать? Меня нет, вступиться за нее некому… — Она нагрузку еле тянет, — продолжил Илья — Девчонки… Что у них в головах? Алиса Илье никто, просить выяснить, в чем дело, можно разве что у Гаечки, но у нее нет телефона. Остается самому искать ответы по возвращении. — Может, ты и прав, — согласился я, потому что гнуть свою линию было бессмысленно. — Ты когда назад? — спросил Илья. — Или там застрял? — Через три дня. Сколько пробуду… Недолго, скорее всего. Когда вернусь снова, непонятно. Все зависит от мамы. — Давай побыстрее. Мы тебя ждем, — сказал Илья. — Открывай телепорт! — улыбнулся я. — Все, увидимся. Маме в больницу нужно было в девять, нам с дедом на вокзал — тоже в девять, потому спать мы легли пораньше, и после двух суток в поезде я сразу уснул. Мама проснулась первая, приготовила блинов с творогом и орехами, которые дед сколько ел, столько и нахваливал. Я косился на него и пытался понять, какой он на самом деле: харизматичный весельчак, очаровавший торговку? Суровый милиционер, прогнавший коробейника? Уж точно не тот ко всему равнодушный человек, что вечером рассказывал о родне, переворачивая страницы старого фотоальбома. Похоже, еще один случай, когда человек прожил не свою жизнь. С его искусством перевоплощения ему бы в театр! Перед тем, как уйти, мама села «на дорожку» и долго сидела, кусая губу и сжимая-разжимая пальцы. Наконец решилась, захватив выданный дедом запасной ключ, упорхнула. Мы еще немного посидели, поехали на Казанский вокзал, вытащили ящики из подсобки, я поздоровался с Вероникой и Валентиной, и мы отправились на Дорогомиловский рынок, где нас ждала Яна, причем сегодня она надела длинную юбку и блузку цвета хаки, подчеркивающую грудь. Глаза накрасила так, что стала похожа на фараона, нанесла алую помаду. Как говорила учительница русского Вера Ивановна, ирокезы на тропе войны. Разулыбалась, увидев нас, освободила часть прилавка. Дед включил Казанову: — Мы к тебе, красавица! Пустишь на огонек⁈ Он сразу же отсыпал ей абрикосов. В нижнем ящике, я видел, лежали первые ананаски с бабушкиного дерева. Они отличались от армянских румянцем и размером — были вдвое больше. — Эти продавай отдельно, — сказал я. — По две тысячи, двести рублей штука. Пока дед готовил торговое место и раскладывал товар, я прошвырнулся по рынку, узнал цены, абрикосов не нашел, значит, мы еще на коне, и так продлится где-то неделю. Потом Украина повезет ранние. Им удобно, тут Киевский вокзал рядом. Потому нужно подыскать другой рынок. Интересно, в Перово есть? Деду было бы удобно. Вернувшись, я спросил и у деда, и у Яны, у которой как раз не было покупателей: — Как отсюда добраться до мытищенских складов? Яна набычилась, глаза налились кровью. — Ты только попробуй курицей торговать… — Не беспокойтесь, — вскинул руку я, — мне интересен кофе, и не здесь буду продавать, а дома. Она успокоилась мгновенно и объяснила: — Вот прям к нему не подъехать. Можно на метро — до Лианозово или Медведково, оттуда 136-м автобусом, но они редко ходят, и набитые. Потому приходится до Ярославского вокзала, оттуда до платформы Перловская и — три километра пешком. — В какую сторону? — уточнил я. — Мимо частных домов, ангаров… неприятная дорога. — Скажите направление: на север, юг, куда? Она покрутилась на месте, задумавшись. — На запад, наверное. Почему мало кто ориентируется по сторонам света? Удобно же, они всегда на месте. — Ага, теперь разберусь. — Неприятная дорога, — повторила она. — Один раз меня там ограбили. Нож к горлу — и прощайте, деньги и сережки. Я вспомнил, что в те времена парням опасно было появляться в чужом районе. Наряду со многими пороками, в людях проснулся территориальный инстинкт. Получается, я ставлю на кон все заработанное плюс дедовы деньги. Придется воспользоваться бабушкиной сумочкой. Вряд ли, конечно, кто-то заподозрит, что у подростка на руках такая сумма, но все равно стремно. — А автобус прямо туда и идет? Нигде шататься не надо? — уточнил я. — Да. Но ты попробуй влезть, а потом с грузом протолкнуться. — Спасибо. Груз будет небольшой. Пожалуй, придется на автобусе, я не имею права рисковать. Был бы я один — другое дело. Дед посмотрел на меня настороженно, будто оценивая мои шансы, но промолчал. — Хочу пить шампанское, — ответил я на его немой вопрос. — Когда вырасту. А пока — на разведку. Дед дал мне ключ от квартиры, потому что неизвестно было, кто из нас освободится первым. Путь до пункта назначения занял два с половиной часа: я заехал на Таганку, забрал лекарство, за которое бабушка оставила аванс. Большую часть времени ушло на ожидание 136-го автобуса и выживание среди людей с пустыми баулами и тележками. Паломничество челноков в торговую Мекку. Тут нужен глаз да глаз, наверняка щипачи ищут, чем поживиться. И пофиг. Денег-то все равно при мне нет. Завтра будет свободный день, поеду вместе с дедом. Если, конечно, в этом будет смысл. А вечером, если я найду нужный товар по нужной цене, — домой. И было там одно слово. И слово это — «если». Вывалившись из автобуса вместе со всеми пассажирами и поправив перекошенную олимпийку, я огляделся и понял, куда мне нужно: вслед за челноками, потянувшимися в одну сторону, к приземистым строениям, мимо стоянки, залепленной автомобилями. Казалось, этот уже привычный базарный гул заглушает даже рев автомобилей на МКАДе. Люди были везде. К каждому ангару прилеплялся ларек, который штурмовала толпа, и было не подступиться, чтобы посмотреть, что почем. Внимание привлекла знакомая вывеска: «Шаурма». Почти такая же, как у нас на рынке! Живот заурчал, и я понял, что готов душу продать за вкус своего настоящего. К тому же в ларек, где продавали шаурму, тянулась очередь. Вон, подъехал «форд-скорпио» — крутейшая тачка по нынешним временам, у нас в городе будут на такую оборачиваться — оттуда вылез новый русский из анекдота: в малиновом пиджаке, с голдой и двумя телохранами, растолкал очередь, заказал себе порцию и сел в машину, оставив одного телохрана ждать, когда приготовят.