Я глянул на Андрея, самодовольно развалившегося на диване, словно это он на видик заработал, и поспешил к выходу. Мне нужная была тетя Ира, авось ее удастся заинтересовать. Вряд ли, конечно, слишком это предложение нелепо в устах ребенка. Ну а вдруг? Бабушка курила трубку. Набирала в рот дым и пускала кольца. Тетушка стояла, как на панели, опершись одной ногой на стену и выпуская сизый дым. Они смотрели друг на друга и меня не замечали. — Слышала, что в городе орудует маньяк? — спросила тетя Ира. — Надо Оле сказать, чтобы Наташку предупредила. Бабушка пожала плечами. — Не слышала. — В «Вестнике» писали. Две девушки пропали у нас и пять — по области. Бабушка отнеслась к новости скептически. — Врут небось. Вот ты лично знаешь тех, у кого кто-то пропал? Тетя Ира качнула головой, бабушка продолжила: — Вот! Не знаешь, а все туда же — сплетни разносить. Много вранья, очень много. Ни газетам, ни новостям верить нельзя. Я был с ней согласен. Время такое: народ, как оголодавшая ставрида, хватает голые крючки сенсаций, и любой онанист, облюбовавший парк — маньяк, любая баба, нарядившаяся ведьмой на ролевуху, — провидица, каждый непонятный блик в небе — НЛО. Я подождал, когда тема маньяка себя исчерпает, мысленно поаплодировал бабушкиной мудрости, подошел к ним и не стал юлить, сказал прямо: — Теть Ир, вы денег хотите? Раз в десять больше того, что вы зарабатываете сейчас? Тетушка поперхнулась дымом. — Павлик, ты о чем? Я начал издали: сперва о том, какая Москва большая и богатая, потом — что рассыпалась логистика в большой стране, после — что у нас есть овощи и фрукты, а в северных широтах их нет и, сколько ни привези, будет мало. Женщины внимательно слушали, когда на их лицах появилась заинтересованность, я сказал: — Возьмите меня в Москву. С абрикосами. Буду их продавать. Мне надеть нечего, вещи износились, кеды, вон, расползаются. Хоть заработаю немного, сам оденусь, Наташке вещей куплю. Глава 2 И что делать? Заинтересованность стерлась с лиц бабушки и тетушки, будто по ним ластиком провели. Я говорил и чувствовал, как каждое слово падает горстью земли на гробик моих надежд. Тетка онемела от неожиданности, а бабушка строго изрекла: — Павлик, согласна, ты парень умный и развитый. Но как ты себе это представляешь? — Ты даже метро не видел ни разу! — поддакнула тетя Ира. — Да просто! Отнес два ящика абрикосов на привокзальную площадь, продал за несколько часов и поехал назад. Все! Или на рынок ближайший мотнусь, сдам оптом. Тетя Ира закатила глаза. — Просто у него! Рехнулся⁈ Какой рынок⁈ Там такой вокзал, что Андрюша пошел в туалет и заблудился! А он старше тебя! А метро чего стоит! Нет, Павлик, не ввязывай меня в эту авантюру! — Мне хватит трех часов в Москве, — настаивал я. — Тебя, прогонят с рынка, не дадут торговать! — Теткины глаза округлились от ужаса. — И абрикосы заберут! Там бандиты, куплено все! — Все продают все с пола, — не сдавался я. — Ельцин разрешил. Вон, бабушка со мной рядом постоит, посмотрит, чтобы я не потерялся, а деньги поделим. — Ну уж нет, а скотину я на кого оставлю? — Бабушка выпустила очередное кольцо дыма; превращаясь в продолговатую прозрачную рыбину, оно поплыло по воздуху. — Что вы теряете? — спросил я у тетушки. — Это деньги. Большие деньги! Хотите, я заплачу за проезд! — Ты не заплачь главное, — съязвил Андрюша, подслушивающий нас у двери. Бабушка обернулась. — Ты чего это уши греешь? А ну живо в дом! Тетушка наклонилась, загасила окурок об асфальт и бросила в консервную банку, Боцман сунул туда нос и чихнул. — Павлик, — проговорила тетушка тоном врача, убеждающего слабоумного. — Это глупая затея только потому, что мой поезд идет транзитом через Украину. Там такой шмон на границе, ты не представляешь! — Ее передернуло. — Погранцы с той стороны только и ищут, к чему придраться. А у тебя еще паспорта нет, ты несовершеннолетний, и нужна доверенность от родителей. Снимут с поезда вместе с товаром — и что? Рука сама к лицу потянулась. Точно! Был СССР, все поезда ходили самым коротким маршрутом — через Донецк или Харьков, а теперь это другая страна. Беспредел и вымогательство на железной дороге царили вплоть до момента, когда закрыли границу. Помнится, когда на учебу ехал, на территории Украины с поезда сняли пожилую женщину-диабетика за то, что она советский паспорт не поменяла на российский. Тогда вагон восстал и чуть морду погранцам не набил, но жертву все равно высадили вместе с чемоданами, а их было штуки три. — Бред, — возмутился я, — мы же не выходим на их территории! По своей стране едем! — Вот такой бред! — развела руками тетя Ира. — Умом Россию не понять. Упыри. Ненавижу погранцов. Столько крови выпили! Уроды. «Полностью разделяю», — подумал я и спросил: — Это один маршрут, или есть резервный? — Есть дополнительный, но только летом. Идет долго, через Воронеж, и лучше в него не попадать. Ушатанный, грязный, и проводники бухают. К тому же там у меня знакомых мало. — Если хочешь, вон, — бабушка кивнула на абрикосовое дерево, — соберешь ананасные, продашь у нас на рынке, заберешь деньги и купишь то, что нужно. — Но в Москве денег получится в четыре раза больше! Бабушка и тетка посмотрели так, что стало ясно: вопрос исчерпан. Блин, и было же понятно: дохлый номер, но зло взяло, я сжал челюсти. Хотелось что-нибудь пнуть. Так, ясно. Денежки пролетели фанерой над Москвой, нужно придумывать другой способ вылезти из нищеты. И ведь не предложишь никому бизнес-план! Даже если кто-то и заинтересуется, воспользуется идеей, а потом меня — пинком под зад, и — «Ты кто такой, мальчик?» Чертов возраст! Бабушка и Ирина пошли в дом, а мне туда не хотелось. Теперь нужно два-три часа тут побыть, и можно ехать домой. Точнее в подвал, там наши сегодня собираются и будут тусоваться до девяти вечера, а я им тренировку обещал. Да и самому интересно прокачать клан с нуля. — Абыдно, да? — ехидно сказал из-за спины Андрей и встал рядом, сунув руки в карманы джинсов и покачиваясь с пятки на носок. Двоюродный братец нарывался изо всех сил. И понятно ведь — подросток пытается задоминировать мелкоту и занять достойное место в социальной иерархии, а зло берет. Вот как с ним себя вести, когда врезать нельзя, а на равных общаться тошно? — Давай музон послушаем? — предложил он. — Предки телек включили, а дерьмо свое выключили. У тебя хоть магнитофон есть? Ты ваще что слушаешь? — Вагнера, — ответил я. — А че это? Типа Розенбаума? — Он презрительно скривился. — Это земляк «Скорпов». Фу, позор — Вагнера не знать, — улыбнулся я. Еще разубеждаюсь, что чем тупее человек, тем выше у него самомнение. — Металлисты — прошлый век! — выпятил грудь братец. — А сам-то говнарь небось? Андрюха воровато огляделся и зашептал: — Что б ты понимал! Мне такое недавно подогнали! Кореш дал переписать одну группу… «Красная плесень» — слышал? — Так и есть — говнарь, — ехидно констатировал я. — Про лобковых вшей и дерьмо мне неинтересно. Давай, вон, калитку бабушке починим, а то отвалится скоро. — Ну ты жополиз! — попытался меня уязвить Андрюша, вытащил руки из карманов и скрестил на груди. — Да она и так тебе абрикосов даст, бабка у нас добрая. А я сюда отдыхать приехал, и так весь год пахал! — Где инструменты? — спросил я, придумав, как избавиться от, мать его, кузена. — Хрен бы я знал, — ответил он и пошел в огород. Обычно инструменты хранились в подсобке, а в частном доме? Конечно же в гараже! Я выбежал на улицу, но обнаружил на дверях гаража амбарный замок. — Андрюха! — крикнул я. — Дай ключ. Донесся протяжный вздох. Думал, братец скажет: «Че это ты раскомандовался?» — но нет, принес связку, бросил мне через забор так, чтобы она упала, но я ее поймал и принялся подбирать ключ. Похоже, вот этот, ржавый, как и замок. Смазать бы! И замок, и все петли, а то не скрипят даже, а визжат, как свиньи недорезанные. С замком пришлось повозиться, но он поддался. Отодвинув створку ворот, я вошел внутрь и обомлел: на меня таращилась круглыми фарами «Победа». Сначала я подумал — белая, но присмотрелся и понял, что нет — бежевая. Пыльная, с паутиной на дворниках, спущенными колесами, но и так видно, что она в идеальном состоянии. Ни царапинки. Помыть, и заблестит, засияет!