— Козлы, да, — закивал заморыш, что сидел подальше от меня. — А шо мы сделаем? Он же буйный какой! — Скажите, что водка греется, еда заканчивается… Ну помогите другу, ваш же общий залет будет! — Кто вызвал мусор-ров? — Лысый сделал вторую попытку встать и снова приложился головой, выматерился, ударил полку кулаком. От звука жирдяй заворочался, перевернулся набок, стряхивая заморышей. Самой вменяемой оказалась девка, поднялась и сказала неожиданно трезвым голосом, глядя на кавалера: — Филин, идем за Ванилой. — Кто вызвал ментов? — ревел бык-обжора. — Стукачи уже ушли, — соврал я, — в ресторан! Девка с ухажером направились в начало вагона, я — за ними. Пьяный мужик зацепился за сумки и распластался, вытянув руки, девка его подняла, и они продолжили путь. Проходя мимо нефора, я ему подмигнул. Он ничего не понял и отвернулся. — Ванила! — промурлыкала девка, погладив по спине буяна, ломящегося в купе. — Да нахрен тех лохов, идем бухать! Второй бычок, качаясь, стоял возле титана. — Карабас выжрет все, идем! — настаивала она. — Коза твоя уже зассала и в окно выпрыгнула. Ну? Бык вроде присмирел. Посмотрел на дверь. В коридор. Снова на дверь. Два желания сцепились в нем насмерть: бить и пить. Первое пока не получалось, значить — пить! — За победу ЦСКА выпьем ящик коньяка! — заорал его кореш. — От свистка и до свистка давит мощью ЦСКА! — отозвались издали. Бык напоследок пнул дверь, и троица удалилась. Оказывается, и в девяностые можно решить проблему мозгами, а не кулаками. Интересно, если бы бык вскрыл дверь и начал мутузить Валентину, неужели никто не вмешался бы? В наше время стоило кому-то закурить в тамбуре, на него сразу пикировала охрана поезда и выписывала штраф. Когда мы ехали на фронт, видел, как пытались оштрафовать парня за то, что он выбрасывал пустую бутылку водки, хотя случалось, что никто не приходил. Я подождал, пока дебоширы исчезнут из вида, и постучал в купе, говоря: — Открывайте, они ушли. — Точно ушли? — настороженно спросила Валентина, приоткрыла дверь, убедилась, что опасности нет, и посторонилась. Я проскользнул внутрь. Бабушка выглядела на удивление спокойной, злой была — да, но не зашуганной. — А где Вероника? — поинтересовался я. — Спит у Виталича, — отчиталась Валентина и добавила с сожалением: — Следующая ночь — ее. — Трудная у вас работа, — посочувствовал я проводнице. — Спокойной ночи. — Спокойной, ха! Твои слова — да богу в уши б! — проворчала бабушка, укладываясь и накрывая рукой лицо так, чтобы сгибом локтя защитить глаза от света. Я полез на свою третью полку. Но выспаться опять не получилось, потому что на станции в Воронеже вошли менты, и бык Ванила попытался их труба шатать. Пришлось стражам порядка подкрепление вызывать и стаскивать Ванилу и лысого, что жрал курицу, с поезда. Девка сошла с ними, остальные покатили дальше. Скорее всего никакие они не афганцы, а простые болелы ЦСКА, которые ездили своим ходом поддерживать любимую команду. Думаю, полвагона теперь будет дергать глазом от одного упоминания ЦСКА. Поскольку выдалась бессонная ночь, все досыпали днем, и в вагоне стоял храп. Причем треть пассажиров отказалась покупать белье, эти несчастные спали на полках без матрасов. На каждой станции вваливались горластые коробейники со своими газетами, водой и пирожками и всех будили, за что получали порцию ненависти, а иногда и оплеух. Единственное, что хорошо — в вагоне было прохладно, а ночью я даже замерз. Целее будет наш товар. Я очень надеялся, что много его не испортится. Абрикосы так вообще зеленоватые — армяне знали, что везти — если не считать двух первых килограммов. Если бы меня попросили охарактеризовать наше путешествие на поезде двумя словами, я бы сказал, что это адский цирк. Вот даже сейчас кто-то пел, орал маленький ребенок, вдалеке блевали, торговцы возмущались, что попало на сумки. — А мне убирать, — пожаловалась Валентина. — Вот как их заставить? То-то же: никак. Вернулась Вероника, и Валентина обрушила на нее жалобы на трудную ночь. Может, хоть следующая будет поспокойнее. Я попросил ее открыть подсобку, чтобы проверить, как там товар, но она была завалена матрасами, которые изымались у бедных, отказавшихся оплачивать постельное, и использованным бельем. Пошатавшись по забитому вагону, я так и не нашел место, куда притулиться, и полез к себе на полку, отмечая, что на почти всех третьих полках лежали люди. Иногда я спускался, бродил по вагону, заходил к бабушке перекусить. Что нас ждет завтра в Москве? Впервые за много лет я ощутил себя Колумбом, пробивающим в Индию путь по морю. Вот только результат у него оказался немного другим: открыл он — Америку. Но мучения его команда испытывала такие же, как мы сейчас. Что-то расхотелось мне мотаться в Москву, такой вид деятельности больше не казался легким заработком. К счастью нашему и проводницы Вероники, следующая ночь выдалась спокойной. На подъезде к Москве я рассчитывал снарядить тележки и вытащить в тамбур, чтобы выйти первыми и рвануть на Таганку, ведь каждая минута на счету. Надо все продать, пообщаться с дедом Шевкетом и успеть на поезд, который отправляется в девять вечера. Но таких умников оказалось полвагона, и когда я выглянул в тамбур, он был заставлен сумками, возле которых толпились люди. С нашим габаритным грузом было не протолкнуться. Тогда мы с бабушкой перенесли вещи в купе проводников и закрылись в подсобке. Бабушка заглянула в коробку с абрикосами, что стояла сверху, ругнулась, согнала стайку винных мушек и прошептала: — Неужели забродили? Я не глядя схватил абрикос, рассмотрел: он даже не помялся. Разломил его, съел и помотал головой: — Не забродили. Правда кисловат, но так и задумано. Увы, вкусные переспевшие плоды никак в столицу не доставить, они расквасятся в дороге. Но даже если не повредятся, то на вид будут будто порченые, и их никто не купит, ну не понимают люди, что самые вкусные абрикосы — страшные, а клубника — мелкая. А вот с черешней дела обстояли похуже. На некоторых ягодах проросли паутинки плесени, другие потемнели. Ничего, на месте переберем. Как и планировали, мы освободили два картонных ящика, пересыпав черешню в коробки в рюкзаках — если чуть и помнется, испортиться не успеет. Теперь поклажа не будет такой громоздкой, хоть за ручку можно тележку ухватить. Ну и чтобы оптимизировать багаж, мы распределили пару ящиков абрикосов в два, разделив слои газетами. Раз первыми выйти не получилось, придется плестись в хвосте. Все пассажиры спешили покинуть душегубку, и между ними при всем желании не втиснуться. Мимо потянулась вереница людей, тянущих грузы больше собственного веса, замелькали клетчатые сумки. Говорят, что муравьи самые сильные — врут, самые сильные — это «челноки». А вот и болельщики ЦСКА с опухшими лицами, потерявшие трех бойцов. Надеюсь, быка Ванилу хоть пару суток помаринуют в обезьяннике. Пока ждали, бабушка напомнила правила выживания в большой и опасной Москве: — От меня далеко не уходи. Не оставляй вещи без присмотра. Деньги не держи в карманах. Не вступай в диалоги. Не поднимай валяющиеся кошельки и деньги. Если бы это было начало двухтысячных, добавилось бы: «Не давай телефон, если попросят позвонить — украдут». Все это я знал, но не перебивал бабушку: ей будет спокойнее, если она меня проинструктирует. Потеряв драгоценные пятнадцать минут, мы выволокли товар в тамбур, нацепили рюкзаки. Я слез первым, жадно вдохнул воздух, принял одну кравчучку, затем вторую. Помог спуститься бабушке, поблагодарил Веронику и Валентину — пассажиров они провожали вместе. — Приходите желательно за полчаса до отправления поезда, — предупредила Валя. — Будем ждать… И еще. Павлик, как тебе удалось усмирить того придурка? — Попросил друзей его увести, чтобы у него не было проблем. Они вняли. Сам удивился, что сработало. На самом деле я знал, сработали примитивная манипуляция и передергивание фактов. Я ваш друг и желаю вам добра, опасность угрожает не проводнице, а вашему приятелю. Спасайте же его! Болельщики были пьяны, критическое мышление у них отшибло, потому и повелись. — Спасибо и… Удачи! Мы вас ждем! — улыбнулась Вероника и хоть ненадолго перестала быть похожей на крыску. Мы покатили тележки по перрону и уже на ровном поняли, что легко не будет. Маневренность у кравчучек стремилась к нулю; когда кто-то или что-то встречалось на пути, приходилось или останавливаться и просить посторониться, или волоком оттаскивать свой груз. И это еще ступенек нет! Однозначно две тележки в метро мы не спустим, потому что по ступеням их можно транспортировать только вдвоем. Остановившись у стены вокзала, бабушка перевела дух. Ее, как и меня, наверняка шатало от недосыпа и постоянной качки вагона. — На Таганку? — спросила она с сомнением. — Ты уверен? — Да. Уверен я не был, но много раз слышал от Витали, что именно рынок на Таганке идеален для розничной торговли: народ там обитает состоятельный, конкуренции мало, все предпочитают более раскрученные места. Ну и ехать недолго, всего две станции по кольцевой, без пересадок, а в нашем положении это важно. В какую сторону от метро двигаться, я вообще не представлял. Виталя говорил, что вылез из подземки, чуть прошел — и вот он, рынок возле универсама. Или универмага? На месте разберусь. Оставлю бабушку в переходе, сам сгоняю на разведку, чтобы с товаром туда-сюда не таскаться. Если я ошибся с временными рамками, Виталя торговал в девяносто первом или девяносто четвертом, и рынок уже закрыт или еще не открыт, никто не помешает встать нам в бойком месте и, как другие, торговать с земли. Главное не показывать, что товара много, чтобы не привлекать потенциальных воров. Значит, придется разделиться. На вокзале роился народ, и от него пестрело в глазах. Вездесущие носатые водилы. Тетки с табличками «сдается комната», женщины и дети с корзинками пирожков. Портативные переносные кофейные аппараты на колесах, с операторами — бабками. Хищновзглядые жирные менты, перемещающиеся парами и тройками. Такая троица окружила женщину с тележкой. Деньги почуяли. Вычислили торговку, которая уже распродала товар, и теперь хотят ее ощипать. Схема развода такая: вычисляются торговцы, ожидающие определенный рейс, их задерживают по надуманной причине. Чтобы не опоздать, люди отстегивают круглые суммы. И тут мое малолетство рулит: подростка задержать они не имеют права, на то есть отдельное ведомство. Да и вряд ли мы повезем назад крупную сумму — на лекарства бы заработать. Вспомнилось Виталино: «К ментам попал — считай пропал». И чего, спрашивается, у нас в стране не бандитами детей пугают — милицией и цыганами? И вся эта человеческая масса орала, гудела, грохотала, перекрывая голос диспетчера, объявляющего рейсы. Два мента чуть задержались возле нас, осмотрели с ног до головы — ощущение, что взглядами карманы вывернули. Но мы — с товаром, а значит, пока без денег. Что с таких взять? — Ты постой пока здесь, — сказал я бабушке. — Вот эту тачку сдам в камеру хранения, потому что две мы не допрем. — Не допрем, — согласилась она. — А ты заблудишься. Давай я. — Ты скорее заблудишься. Камера хранения должна быть в здании вокзала, вон там. Сдам, на рынке освоимся, потом ты будешь торговать, а я сгоняю сюда за второй партией. Груз-то поменьше, должен дотащить один. — А метро? Там столько народу! И непонятно ничего… — Не сориентируюсь — спрошу у кого-нибудь. Язык до Киева доведет! Я в библиотеке смотрел, как тут что устроено. — В библиотеке, — покачала головой она. — Тут не книжки, тут — жизнь!