— Очень просто! — уронила она с язвительным смешком. — Ты ж в большом городе ни разу не был! Ты там просто потеряешься — вот это просто. Тебя подкараулят и обворуют! Да и абрикосы будут только в июле. — Они уже есть. Армянские на рынке. Купим оптом и перепродадим. — Где продадим? Ты ж метро ни разу не видел, как будешь перемещаться по Москве! Ищи тебя потом с собаками! — Сориентируюсь на месте. На Таганке, слышал, есть рынок, вот где… — А потащит кто? Мы ж много не унесем. — В этом главная проблема, — вздохнул я, и она расхохоталась. — Главная! Проблема! Ты собрался ехать в чужой город, где непонятно что творится! Не зная, что почем. Без какого бы то ни было плана! В наши неспокойный времена! Откуда ей знать, что некоторое время я жил в Измайлово? Правда, Черкизона тогда уже не было. И что мой приятель прошел этот путь и поделился нюансами так красочно, что я на всю жизнь запомнил. Вот же как бывает: не угадаешь, какая информация пригодится и какое зерно деяния даст всходы. Виталины рассказы я всегда воспринимал, как забавную трескотню без какой бы то ни было практической ценности. — Первый выезд будет пробным, с небольшой партией товара, — возразил я. — Заодно и пристреляюсь. Ну что ты теряешь? Что мы теряем? — Ты что — один туда собрался? — Бабушка уставилась на меня, как на смертника. — Могу и один, — пожал плечами я, — но лучше, конечно, вдвоем. У нас. Нет. Выхода. Бабушка замолчала, налила себе еще рюмку, выпила, не поморщившись, и прошептала: — Павлик, ты хоть понимаешь, что предлагаешь? — В том-то и дело, что понимаю и готов ответить за свои слова. Не бойся рискнуть. Я привел тебе помощника, научи его обращаться со скотиной, дед Василий подстрахует. Уже через три дня можно погнать в Москву. Черешня поспела? Бабушка обреченно кивнула. — Как раз да. Белая и красная. — Сколько будет? — Ящиков семь. Килограммов сорок. — Круто! Абрикосы я готов у армян за свои семь штук купить. Что еще у нас есть? — Это бы дотащить, — вздохнула бабушка. — Стоянка поезда в Москве — всего семь часов. Мы не успеем. — Это у того, на котором тетя Ира. А у резервного? Бабушка пожала плечами. — Надо спросить. — Вот и спроси, поедем-то мы на нем, иначе через границу не прорвемся. Если не будем успевать, переночуем в отцепных вагонах, это недорого. И сядем на следующий поезд. — я ненадолго смолк и решил ее немного простимулировать финансовой перспективой. — Смотри. Почем у нас черешня? — Двести-триста… — Пффф, копейки. Допустим, там по пятьсот… — А если нет? — недоверчиво прищурилась бабушка. — Если прогорим? — Сто пудов все будет отлично! Но если нет, мы свои деньги все равно вернем. Ну, потеряем три дня, зато убедимся, что схема не работает. Но она — работает! Так вот, если черешня там по пятьсот… Считаем: сорок на пятьсот — двадцать тысяч! Плюс за абрикосы десяточка, минус затраты — пятерик. Двадцать пять в самом худшем случае! За эти деньги люди месяц работают! В месяц мы можем сделать шесть-семь ходок. Умножаем. Сто тридцать тысяч! — Фантазер… — грустно вздохнула бабушка. — Это реальность! Я еще по минимуму считаю. Зато какой шанс появится у мамы! Похоже, поверила, глаза, вон, заблестели. Я продолжил: — Но нам нужно сорок тысяч на лекарства, и уже скоро. Так что придется занимать. Отдадим через две недели, когда прокрутим стартовый капитал. У тебя есть на примете человек, который одолжит денег? Бабушка сжала виски. — Вот дура! Зачем на видик Ирке отдала? Были бы! И на лекарства были бы! — Пусть теперь помогает! С проводниками договаривается, чтобы было где груз разместить. — Уловив ее сомнения, я привел самый мощный аргумент: — Ба, ты фрицев била, зимой в окопах сидела, жизнью рисковала. Сейчас — мирное время, что тебе какая-то Москва? Бабушка засмеялась. — Твоя правда! Как сейчас говорят — в натуре? Потом будут говорить «реально» — не суть. Одни слова заменяют другие, суть остается неизменной. — Ба, мне нужно уезжать, поговорить с людьми, занять денег. И ты попытайся. Но главное — договорись с тетей Ирой. Я знаю, у тебя получится. Я попытался встать, но бабушка схватила за руку и вернула на место. — Так. Стой. Этот мальчик выглядит неблагополучным… Он точно ничего не украдет? — Не должен, я его проверял. К тому же он тебя боится до… до икоты. Так что помягче с ним. Но к труду — приучай. Сделай из Юрки человека! — Ладно. Сделаем. А у кого ты займешь? И неужели одолжат? — Очень на это надеюсь. — Встав, я не спешил уходить, пытался вспомнить, что еще хотел сказать. Бабушка окончательно сбила с мысли: — Ты успокой мальчика, чтобы не шарахался от меня. Напугал его, наверное. — Не. Он сам, все сам… — И вдруг я вспомнил, чего хотел, и спросил: — Ба, а у нас есть кто-нибудь из родственников в Москве? Очень пригодились бы. Бабушка потерла подбородок, задумалась, качнула головой. — По нашей линии нет, а вот по вашей — твой дед Шевкет. Вот так номер! — Ты его знала? — сделал стойку я. — Постольку-поскольку. Он давным-давно в Москву укатил с молодой женой, и там его след затерялся. — А фамилия у него какая? Отец-то на другой. — Кажется, Джемалдинов… Что-то такое. Он татарин, правда, не знаю, какой — крымский или казанский. У Оли спроси, она должна быть в курсе. — Это вряд ли. Вряд ли она знает больше, чем отец. Но я спрошу, конечно. Из дома мы направились в летнюю кухню, где на табуретке за столом замер Каюк, прижимающий к груди пожитки. Над ним бормотало починенное мной радио. Я уселся рядом с парнем, бабушка выставила тарелку с блинами и варенье, определила чайник на газ. — Дети, вы не голодны? — И уставилась на Юрку. Он втянул голову в плечи и помотал головой, жадно косясь на блинчики. — Нет, спасибо, мы поели. — А придется, — сказала она с нажимом. Видно было, как Каюку хочется блинов, но он терпел, ждал чай. Тогда я взял один, мокнул в варенье и кивнул на тарелку. Юрка цапнул лакомство и принялся медленно есть. Молодец, не совсем он дикий, а вполне обучаемый. Может, и будет из него толк. А я думал о том, как найти деда в огромной Москве, ведь, чтобы выяснить номер его телефона в справочной, нужны фамилия и адрес, которого я не знал. И вообще представления не имел, что делать, чтобы восстановить цепочку, которая к нему приведет. Ладно, подумаю об этом позже. Сейчас мне предстоит неприятный разговор номер два и визит к папаше. Хотелось просто отрезать память о нем, выбросить и больше никогда его не видеть. Но увы, придется еще с ним не просто встречаться, но и проблемы решать, и не только эту. Выпив чаю и распрощавшись с бабушкой и повеселевшим Юркой, который убедился, что его не съедят, а если кто и будет что-то есть, то он, и всякое вкусное, я отправился на остановку. Здравствуй, отец. Давно не виделись. О деде я у него спрашивать не буду, чтобы не вызвать приступ гнева, разве что потом, но деньги… Вот и посмотрим, осталось ли в нем что-то человеческое. К общежитию я приехал затемно, почти в десять вечера, обошел его, глянул в окно. Отец ложился рано и мог уже спать, но нет: в комнате горел свет. Ага, значит, молодые бодрствуют, и можно их осчастливить своим визитом. На успех я особо не рассчитывал, просто обязан был использовать все возможности, и, если отец даст от ворот поворот… Ну, нет, значит нет. Уже знакомая щербатая дверь. Алкаши на пороге, среди которых — опухшая женщина с фигурой лягушки, в синих замызганных лосинах. Заплеванный коридор с исписанными стенами и облупившейся краской. Некоторые надписи такие старые, что, наверное, их авторы — в числе тех алкашей. Скрипучий деревянный пол коридора. Прогорклый запах стряпни. Из-за каждой двери доносилось бормотание телека. А вот и нужная дверь. Я постучал, не зная, что говорить. Сориентируюсь по ходу дела, от папаши можно ожидать чего угодно, вплоть до пинка под зад. В комнате завозились, что-то сказала мыша Аня. Щелкнул замок. Дверь приоткрылась, и на меня уставился отец через разделяющую нас цепочку. Ага, внутрь меня он звать не собирается.