– Вообще-то они доставят его сюда завтра в восемь утра. Нола отодвинула стул и взглянула на свое пустое запястье, на котором я раньше не замечала часов. – Ого, посмотрите на время. Я должна успеть сделать домашнее задание по английскому. Джек потянулся и притворно зевнул. – Я тоже устал. Я писал весь день, и от этого плавится мозг. – Как истинный джентльмен, он наклонился и поцеловал меня в щеку. – Не вставай. Мы выйдем сами. Увидимся завтра, в восемь часов. Они уже почти шагнули к кухонной двери, когда Нола сказала: – Не забудь переставить пирожные, чтобы миссис Хулихан не заметила, что каких-то нет. Я открыла было рот, чтобы возразить, но меня опередил оглушительный грохот где-то наверху. Генерал Ли заскулил и бросился к своей собачьей постели, где моментально зарылся мордой в мягкую подушку. – Оставайтесь здесь, – приказал Джек Ноле и мне, но едва он шагнул в кухонную дверь, как мы обе последовали за ним через холл и поднялись вверх по лестнице. Мы все трое остановились в коридоре второго этажа, глядя на чердачную дверь, зияющую, словно открытый рот. Я всегда держала ее запертой, и ее нельзя было открыть изнутри. Мы посмотрели друг на друга, на наше морозное дыхание, как будто стояли на улице январским утром, а не в доме в конце лета. Все втроем мы осторожно сделали пару шагов вперед, чтобы взглянуть на чердачную лестницу. И снова застыли на месте. Я несколько раз моргнула, желая убедиться, что вижу то, что, как мне казалось, я вижу. На самой верхней ступеньке, неким чудом вытащенная из-под груды старой мебели и хлама, виднелась старинная колыбель. Ее силуэт резко выделялся в тусклом свете раннего вечера на фоне окна. – Круто, – прошептала Нола. Ее темно-синие глаза не выражали страха. Затем откуда-то позади нас раздался детский плач. Негромкое хныканье эхом отразилось от оштукатуренных стен и высоких потолков старого дома, вызвав глубоко в моей утробе, где обитал, защищенный от внешнего мира ребенок, легкий озноб. Джек протянул руку и положил ладонь мне на живот, впервые коснувшись нашего ребенка. Наши взгляды встретились в смеси страха и ожидания, как будто мы наконец поняли, что эта новая жизнь крепко связывает нас и что мы столкнулись с чем-то большим, чем рассчитывали. Глава 5 Почувствовав, что машина остановилась, я открыла глаза. Манеру вождения моей матери, медленную и с вечными рывками, было слишком трудно воспринимать с открытыми глазами. Я бы с радостью сама села за руль или пешком отправилась в «Хомини Гриль» на встречу с Софи, но моя мать, пропустившая большую часть моего детства и юности, начала воспринимать меня как стеклянную куклу, ничего не умеющую делать самостоятельно. – Интересно, есть ли у них камердинер, – сказала моя мать, заглушив двигатель. Ей удалось припарковаться у тротуара в переулке, всего в двух кварталах от ресторана на Ратледж-авеню. – Ничего, как-нибудь дойду сама. Она с видимой неохотой выключила зажигание. – Тебе не стоит ходить на каблуках в твоем положении. Твои лодыжки не были бы такими опухшими, если бы ты упрямо не надевала в такую жару эти туфли. Кстати, я нашла тот пакетик картофельных чипсов, спрятанный в кухонном мусорном ведре. Весь этот натрий тоже не на пользу. Я отстегнула ремень безопасности. – У меня есть лишь крошечные промежутки, когда меня не тошнит, и я отказываюсь тратить их на еду со вкусом древесной коры. – Я открыла дверь с моей стороны и, чтобы не слышать ее ответ, вылезла из машины. Мать догнала меня на тротуаре. – И мне кажется, у Генерала Ли эмпатическая беременность. Он стал слегка толстоват. – Неправда. Он просто пушистый. И ширококостный. А если и набрал несколько лишних фунтов, то лишь потому, что я не могла его выгуливать – слишком жарко. И у меня все время болят ноги. Она многозначительно посмотрела на мои туфли, но самосохранение вынудило ее промолчать. Мы как раз подходили к главному входу в легендарную парикмахерскую, обшитую красным сайдингом, а теперь превращенную в ресторан, когда я услышала, что меня кто-то окликнул. Я повернулась и увидела, что ко мне с протянутыми руками бросилась моя лучшая подруга. Сколь бы часто я ни видела доктора Софи Уоллен, ее наряды всякий раз заставляли меня остановиться и задуматься, как она может быть моей лучшей подругой. Сегодня ее темные волосы для разнообразия были распущены, кудряшки подпрыгивали вокруг лица и плеч, а щеки обрамляли светло-коричневые, выцветшие на солнце пряди. С головы до ног она была одета в выкрашенные домашним способом вещи, включая легинсы, но за исключением клетчатого шарфа, который Софи накинула на шею, как ожерелье. Ноги украшали вездесущие «биркенстоки», и я была рада увидеть, что, по крайней мере, ее ногти на ногах не подверглись окрашиванию в чане с краской. – Мелани! – радостно взвизгнула она, заключив меня в медвежьи объятия, которые, как ни странно, заставили меня почувствовать себя гораздо лучше, еще раз напомнив мне, почему мы с Софи были лучшими подругами. Отстранив меня на расстояние вытянутой руки, она одарила меня пристальным взглядом. Ее улыбка мгновенно исчезла, а сама она прищурилась. – Ты не слишком хорошо выглядишь. Как ты себя чувствуешь? Моя мать шагнула вперед. – У нее ужасное утреннее недомогание, и она накапливает воду, как арбуз. Софи отпустила меня, чтобы моя мать могла поцеловать ее в обе щеки. – И ее кожа вся в прыщиках, как у подростка. – Между прочим, я вас слышу, – сообщила я, глядя на мою мать и на теперь бывшую лучшую подругу. Обе обернулись и посмотрели на меня с одинаковым выражением жалости. Проигнорировав их взгляды, я открыла дверь в ресторан. – Хочу есть! – крикнула я через плечо, не заботясь о том, последуют они за мной или нет. Нас быстро усадили за деревянный стол рядом с передним окном, нижняя половина которого была прикрыта кружевной занавеской. Я была голодна как волк, но не потому, что не позавтракала. Проглотив несколько соленых печенюшек, я наконец смогла поднять голову с подушки и, ощутив настоящий голод, позволила миссис Хулихан разогреть для меня одну из булочек с брокколи, с каплей масла наверху. Булочка задержалась в моем желудке почти на три минуты. Терзаемая голодом олимпийского пловца, я изучила меню и заказала сладкий чай, суп из крабов, маленькую тарелку с жареной курицей, кукурузный хлеб и рагу из креветок и риса, после чего была вынуждена объяснять ошеломленному официанту, что это заказ не на весь стол. Выбор Софи был скромней: овощная тарелка – все исключительно от местных фермеров – и большой стакан воды с лимоном. Моя мать заказала суп и салат, и ни та ни другая не ответила на мой воинственный взгляд. Стремясь отвлечь разговор от моих диетических привычек, я повернулась к Софи. – Ну и как тебе супружеская жизнь? Как прошел медовый месяц? Надеюсь, ты захватила фотографии. Софи застенчиво заправила волосы за ухо, не обращая внимания на то, как они тотчас же выскочили обратно. – Медовый месяц был просто потрясающим, и я очень рекомендую семейную жизнь. – Она слегка покраснела. Я пристально посмотрела на нее, гадая, что, кроме выцветших на солнце волос, кажется мне другим. Ее глаза сверкали, а кожа практически сияла. Будь на месте Софи Уоллен кто-то другой, я бы заподозрила, что она только что сделала химический пилинг и чистку лица, две вещи, которым – я знала это наверняка – она никогда не подвергла бы свою кожу. – Ты выглядишь настоящей красавицей, – сказала моя мать, вторя моим мыслям и явно не обращая внимания на наряд Софи. – Супружеская жизнь определенно тебе на пользу. Та одарила меня многозначительным взглядом. – Серьезно, – сказала я. – Что ты используешь сейчас для своей кожи? Я видела младенцев с кожей похуже. Моя мать села прямее и, слегка вздохнув, прижала руки ко рту. – Что такое? Я чего-то не знаю? – Я растерянно перевела взгляд с Софи на мать, а затем снова на мою подругу. – Я беременна! – почти выкрикнула Софи. – Ты беременна? – крикнула я в ответ, отчего другие посетители повернули головы в нашу сторону. Она кивнула. Ее кожа светилась розовым, как созревший персик. – Но как?.. – Я жестом указала на ее сияющее лицо, узкую талию и изящные лодыжки. – По-моему, это обычное дело, Мелли, – нахмурилась моя мать. – Я имею в виду, как ты можешь так выглядеть… и быть беременной? Их улыбки слегка потускнели. Они пристально посмотрели на меня, стратегически глядя мне в глаза, а не на мое покрытое пятнами лицо, распухшие лодыжки или неудобно натянутую на колени юбку. Моя мать положила руку поверх моей. – Все беременности разные, Мелли. Меня всю мою беременность тобой выворачивало наизнанку, и я почти не набрала веса. Зато большую часть времени я была зеленой, а мой бюст просто не помещался в бюстгальтер. Но через несколько лет, когда Амелия была беременна Джеком, она выглядела потрясающе – она как будто светилась, а то, что она беременна, можно было определить лишь по маленькому животику спереди. – По-твоему, мама, это должно помочь мне почувствовать себя лучше? Ты не только напомнила мне, что Джек моложе меня, но и дала понять, как я буду себя чувствовать и как буду выглядеть все девять месяцев. – Я не сомневалась: окружающие могли видеть, как мои гормоны проносятся над столом струями радужного фонтана, и поспешила подавить рыдание. Наш официант приблизился с кувшином воды, но, заметив мою кислую физиономию, быстро изменил курс. Софи взяла меня за другую руку и сочувственно ее пожала. – Вот увидишь, как только твои гормоны успокоятся, ты почувствуешь себя намного лучше, а как только ты почувствуешь себя лучше, ты будешь лучше выглядеть. – Она улыбнулась, и я заметила, что даже ее зубы стали белее. – И не забывай, как важно питание, не только для ребенка, но и для тебя самой. Твой врач уже дал тебе литературу о том, что тебе следует есть? Я тупо рассматривала белую салфетку у меня на коленях, как будто это внезапно стало важнейшей целью моей жизни. – Мелли? – спросила моя мать. – Я умираю от голода, – сказала я, выискивая взглядом нашего официанта. – Надеюсь, они быстро принесут мне суп. – Мелли? – повторила она. Ее голос повысился на тон выше, и официант вновь отступил назад. – Ты еще не обращалась к врачу? Обратиться к врачу никогда не рано, тем более если учесть твой возраст. Я шлепнула ладонями по столу. – Спасибо, мама. Может, ты поможешь мне найти врача, специалиста в области гериатрического акушерства. – Мелли, не говори чушь… Софи подняла руку. – Ты что… уже на третьем месяце? Я посмотрела на нее. – Если честно, я об этом пока не думала. – Но ведь ты, конечно, знаешь, когда зачала? – не унималась Софи.