Хаос царил во всем городе. Всюду сновали солдаты, гоня перед собой стада горожан, строя их в цепочки, штобы передавали ведра для тушения пожаров поменьше – от первых трех бомб сегодняшней ночи. Это которые уничтожили генераторную станцию, водокачку и продуктовый склад. Все они так до сих пор и горели, потому што насосы бросили на тушение тюрем. – Они знать не знают, что их ждет, – прорычал Дэйви на скаку. – Кто? – Этот их Ответ и любые мужики, кто им помогает. – Так никого же не останется. – Останемся мы. – Дэйви смерил меня взглядом. – С этого все и начнется. Чем дальше от города, тем спокойнее становилось на дороге. Еще немного, и впору было поверить, што все нормально, што ничего не случилось – главное при этом, не оглядываться на столбы дыма. Люди тоже все кончились. Стало тихо. Так тихо, словно и мир кончился вместе с ними. Мы проехали мимо руин башни на холме. Охраны у них почему-то не было. Мы обогнули последний угол и выехали к монастырю. И осадили коней. – Срань господня! – выразился Дэйви. Всей передней стены монастыря больше не было. Стражи на стенах тоже. Зато была зияющая дырка на том месте, где раньше стояли ворота. – Суки! – прошипел Дэйви. – Они их выпустили. У меня в животе словно што-то улыбнулось от этой мысли. (так вот чем она занималась) – Теперь придется и с ними тоже драться, – это он уже простонал. Но я уже соскочил с Ангаррад – в животе пуще прежнего смеялось и порхало. Свободны, они свободны. (за этим она к ним ушла? штобы сделать это?) Какое же… Какое же все-таки облегчение. Я почти подбежал к воротам – сжимая в руках ружье по привычке, но совершенно уверенный, што оно мне больше не понадобится… (Виола, Виола, я знал, што могу рассчитывать на…) Влетел в проем – и остановился. Потому што все вообще остановилось. Желудок перестал порхать и ухнул в самые пятки. – Ну што, все разбежались? – Это меня догнал Дэйви. Догнал и увидел то, што видел я. – Какого… – начал он и умолк. Спаклы не разбежались. Они были здесь. Все здесь. До единого. Все тысяча сто пятьдесят. Мертвые. – Я чего-то не догоняю, – поделился Дэйви, оглядываясь по сторонам. – Заткнись, – едва слышно прошептал я. Направляющие стенки все посносило – перед нами снова лежало поле. Поле с кучами тел, накиданных как попало друг на друга, рассыпанных по траве, будто их кто-то просто выбросил – мужчин, женщин, детей, младенцев… словно они были мусор. Где-то што-то горело, над полем вился белый дымок, кружил над кучами тел, тыкал туманными пальцами, искал, но не находил… ни единой живой души – не находил. И тишина. Никто не щелкал, не шаркал по земле… не дышал. – Я должен сообщить па, – пробормотал Дэйви. – Я должен сообщить па. Он выбежал из ворот, запрыгнул на Желудя и поскакал обратно в город. Я остался. Ноги соглашались нести меня только вперед – туда, к ним. Ружье тащилось по земле сзади. Тел было – выше моей головы. Мне пришлось задрать голову, штобы увидеть эти запрокинутые лица, открытые глаза, мух, уже копошившихся в пулевых ранах в черепе. Выходит, их всех перестреляли… большинство – в середину высокого лба… но некоторых, кажется, рубили – вон горло вскрыто или грудь… а вон еще оторванные конечности и головы, вывернутые в невозможную сторону, и… Ружье упало в траву, а я и не заметил. Я брел не мигая, раскрыв рот, не веря своим глазам, неспособный осознать масштабов резни… Потомуш мне пришлось перешагивать – через тела с раскинутыми руками… а руки – с браслетами, которые я же сам на них заклепал… и с искривленными ртами – в которые я совал еду… и с переломанными спинами, которые я… Которые я… Господи. Господи, нет – я же их ненавидел. Пытался што-то с собой поделать, но не мог… (а я говорю, мог) Сколько раз я их ругал, проклинал всеми словами… Сколько раз называл про себя овцами… (нож в руке, нож бьет вниз) Но такого я не хотел. Никогда, никогда я такого не… Я обхожу самую огромную кучу тел, наваленную у восточной стены… И там я вижу… И падаю на колени в мерзлую траву, потому што ноги меня больше не держат. На стене, высоченную, в человеческий рост… О. О Ответа. Синяя буква на камне. Я медленно клонился вперед, пока не ткнулся лбом в землю и холод не потек мне в череп. (нет) (нет, это не могла быть она) (просто не могла)