И вонь еще не самое страшное. Самое страшное – то, что это значит. – Гангрена, – бессмысленно говорит мистрис Койл… …потому что всем и так видно: стадия заражения давно пройдена. Запах означает, что ткани мертвы. Что рана начала поедать Коринн заживо. Коринн, которая сама меня этому учила (о, хоть бы мне не помнить…). – Они даже не оказали ей чертову элементарную первую помощь, – прорычала мистрис Лоусон и вскочила и кинулась в пещеру за самыми сильными нашими медикаментами. – Ну давай же, трудная моя девочка. – Мистрис Койл ласково погладила Коринн по волосам. – Вы оставались там, пока ее не нашли, – безжизненно проговорила я. – Поэтому и пришли последней… – Она так и не сдалась. – Голос у нее был хриплый, и не только из-за дыма. – Что бы они с ней ни делали. Мы обе неотрывно смотрели в лицо Коринн – глаза закрыты… челюсть бессильно упала… дыхание сбивчиво. О, мистрис Койл права – Коринн ни за что бы не сдалась, не выдала ни имен, ни другой информации… приняла бы любую кару, чтобы только спасти от нее других дочерей, других матерей… – Инфекция… – У меня напухло горло, мешая говорить. – Запах… это значит… Мистрис Койл прикусила губы и резко мотнула головой. – Коринн… – прошептала я. – Нет… И прямо там, у меня на руках, на коленях, лицом ко мне, так и не открыв глаз… Она умерла. Дальше была только тишина. Не громкая, не душащая, не яростная – никакая. Просто вдруг стало тихо – очень конкретно так тихо… бесконечно. Тишина будет длиться, пока ты ее слышишь. Тишина, которая убрала все, просто взяла и выключила миру громкость. Единственное, что я еще слышала, было мое собственное дыхание – сырое, тяжелое, словно легко уже никогда больше не будет. И вот в этой дышащей тишине я посмотрела вниз, вдоль склона, на всех остальных раненых, на раскрытые в крике боли рты, на пустые от ужаса глаза, перед которыми все еще стояло то, что они видели, когда их спасали… На мистрис Лоусон, бегущую к нам с лекарствами – слишком поздно, слишком поздно… На Ли, который шел вверх по тропинке и звал маму и сестру, не веря, не желая верить, что их нет во всей этой неразберихе… что их здесь нет. Я думала про мэра там, у себя в соборе, дающего обещания, лгущего, лгущего… (про Тодда у него в руках) Я смотрела на Коринн, так и лежавшую у меня на коленях, – Коринн, которой я никогда не нравилась, совсем, ничуточки, но она все равно отдала за меня жизнь… Мы – это выбор, который мы совершаем. И когда я подняла на мистрис Койл глаза, от воды в них все кругом засияло остренькими лучами, а восходящее над горизонтом солнце расплылось кляксой на полнеба. Но ее я видела достаточно ясно. Зубы оказались стиснуты насмерть, голос густ, как грязь, но я все же выговорила: – Я готова. Теперь я сделаю все, что вы захотите. 26 Ответ [Тодд] – О боже, – продолжал шептать мэр Леджер. – О боже… – Вы-то чего так расстроились? – рявкнул я на него наконец. Дверь нам в обычное время не отперли. Утро настало и прошло; никто так, кажется, и не вспомнил, што мы тут. Город снаружи горел и РЕВЕЛ, но некая циничная часть меня не упустила случая прокомментировать, што ноет мэр потому, што ему не подали вовремя завтрак. – Добровольная сдача должна была стать залогом мира, – простонал мэр. – А эта проклятая женщина взяла и все испортила. Я странно посмотрел на него. – Вы тут, никак, все раем считали. Про комендантский час забыли? Про тюрьмы… – Пока она не начала эту свою маленькую кампанию, – он затряс головой, – президент ослаблял ограничения. Делал законы мягче. Все должно было быть так хорошо… Я посмотрел в западное окно, где все еще бился дым, и бушевал огонь, и не ослабевал мужской Шум. – Надо практично относиться к жизни, – заключил мэр Леджер. – Даже перед лицом тирании. – Так, стало быть, вот вы у нас кто? – усмехнулся я. – Практичная личность? – Понятия не имею, к чему ты клонишь, мальчик, – сердито прищурился он. Я тоже не особенно понимал, к чему клоню. Зато понимал, што мне страшно и я хочу есть и мы торчим в этой идиотской башне пока мир кругом разваливается на куски и можем сколько угодно смотреть на это да только не в силах ничего изменить и я не знаю не знаю не знаю какую роль во всем этом играет Виола и вообще где она и што нас ждет дальше в будущем и как вообще из этого может получиться хоть што-то хорошее а вот што я пожалуй точно знаю так это как меня бесит мэр Леджер со всей своей практичностью. А, ну да. И еще одно. – И не смейте звать меня мальчиком. Он надулся и шагнул на меня. – Мужчина бы понял, что не все в мире так просто. Не все сводится просто к «прав» и «не прав». – Мужчина, которого заботит только сохранность собственной шкуры, точно бы понял, – сказал я, а Шум добавил: давай, подойди, ну же. Мэр Леджер отважно сжал кулаки. – Ничего-то ты не знаешь, Тодд, – процедил он, встрепенув ноздрями. – Ничего-то ты не знаешь. – И чего же я не знаю? – Но тут замок издал выразительный клац, и мы оба подскочили от неожиданности. Внутрь ворвался Дэйви. С ружьями наперевес. – Пошли. – Одно он сунул мне. – Па ждет нас. Я вышел, ни слова не говоря. – Эй! – кричал нам в спину мэр Леджер, но Дэйви просто запер дверь. – Пятьдесят шесть солдат убито, – проинформировал Дэйви, пока мы катились вниз по лестнице. – Мы убили где-то с десяток и еще одного взяли в плен, но им удалось уйти и забрать почти двести человек заключенных. – Двести человек? – Я встал как вкопанный. – Да сколько же их там было? – Шагай, ссанина. Па ждет. Я кинулся бегом, штобы не отстать. Через холл собора и наружу, в двери. – Вот же суки, – потряс головой Дэйви. – Поверить невозможно, на что они способны. Они казарму взорвали. Казарму! Где наши мужики мирно спали! Мы вывалились из собора в царивший на площади хаос. С запада все еще несло дым, так што все кругом стояло как в тумане. Солдаты – сами по себе и целыми отрядами – носились туда и обратно: некоторые гнали перед собой каких-то людей и колотили попутно прикладами. Другие держали в оцеплении группки перепуганных с виду женщин и отдельно – меньшие по размеру группки перепуганных с виду мужчин. – Но мы им все равно показали. – Дэйви состроил героическую рожу. – Ты тоже там был? – Нет. – Он с гордостью посмотрел на ружье. – Но в следующий раз обязательно буду. – Дэвид! Тодд! – С другой стороны площади к нам скакал мэр – с такой скоростью, што подковы Морпета высекали искры из мостовой. – Что-то случилось в монастыре, – крикнул он. – Оба туда, живо!