Моряки бросились к деревьям, чьи стволы были плотно увиты коричневато-зелёными лозами неизвестного растения. Лозы и впрямь оказались на диво крепки. Употребив ножи, робинзоны срезали длинную толстую лозу и на каждом её конце связали петлю, достаточно широкую, чтобы взрослый человек мог устроиться в ней, как на качелях, только с меньшими удобствами. Середину лозы Роб для пущей мягкости обмотал собранными на берегу сухими водорослями. — Иначе врежется в плечи, — пояснил он морякам. — Ну-с, — объявил он минуту спустя, — прошу занять места. Матросы забрались в петли, мальчик перекинул лозу через плечи, указатель летательной машинки двинулся в положение «подъём». Высоко в небе маленький тощий матрос принялся верещать от страха, точно раненый заяц, и схватил мальчика за руку. Старший моряк сидел безмолвно и угрюмо. — Н-н-и-не п-и-п-под-д-днимайся в-в-высоко! — заикаясь, умолял тощий. — В-в-вдруг-г мы уп-п-падём! — Ну и что? — огрызнулся Роб. — Утонуть не сможешь, пока воды не коснёшься, и получается: выше летишь — дольше падаешь, а дольше падаешь — дольше живёшь. Этот резонный довод отчасти успокоил тощего, который и впрямь отчаянно боялся высоты, а посему дрожал, как осиновый лист. Плечи Роба страдали меньше, чем ожидалось. По-видимому, летательная машинка наделяла известной лёгкостью всякого, приходившего в соприкосновение с её владельцем. Набрав достаточную высоту, Роб опять повернул указатель на восток и понёсся в сторону американского континента. Потерпевшие кораблекрушение летели за мальчиком будто на буксире. — Ужас… у-ужас… у-у-ужас… — шептал маленький и тощий. — Эй, заткнись! — раздражённо распорядился Роб. — Допускаю: ужас. Но не ужас-ужас-ужас! Был бы твой приятель таким же трусом, как ты, я бы вас обоих сию секунду акулам скормил. Отпусти мою руку, если жить хочешь! Тощий моряк ещё немного поскулил и на несколько минут послушно умолк. Затем встрепенулся и заголосил опять: — А вдруг ра-ра-разорвётся лоза?! — Послушай, мне уже надоело! — рявкнул Роб. У кого нет мозгов, тому и жить незачем! Он повернул указатель и начал быстро снижаться. Тощий ревел белугой, но Роб оставался глух к его мольбам. Босые ноги обоих матросов уже цеплялись за белые гребни волн, когда мальчик прервал полёт и повис над океаном. — Ч-ч-что т-т-ты т-т-твор-р-ришь? — простонал тощий. — Скармливаю тебя акулам, — ответил Роб. — Или барракудам, или кашалотам, или кальмарам — в зависимости от того, кто из них поспеет сюда первым… Согласен ты заткнуться или нет?! — Заткнусь! Обязательно и непременно заткнусь! Даю слово чести! — взмолился тощий. — Ладно, поверю в последний раз, — милосердно молвил Роб, готовый прыснуть со смеху. Путешествие продолжилось на прежней изрядной высоте. Несколько часов миновали в полном покое: тощий трус то ли оказался человеком слова, то ли попросту обеспамятел от ужаса. У Роба уже начинали не на шутку ныть плечи. Лоза резала их, невзирая ни на какую предохранительную обмотку из морских трав. Мальчик начинал подумывать: а не сбросить ли ему, в самом деле, обоих олухов? Но тут же устыдился: бедолаги видели в нём единственную надежду на спасение. «Ладно, — решил Роб, — потерпим. Деваться некуда». Уже смеркалось, когда воздушный странник и его подопечные завидели сушу — дикий и, по всей вероятности, необитаемый участок американского побережья. Роб даже не пытался подобрать удобное место для приземления: плечи стёрлись в кровь, мышцы отчаянно ломило, в глазах темнело. Повиснув невысоко в воздухе над плоской вершиной одного из береговых утёсов, Роб дождался, пока моряки спрыгнут, сбросил с плеч долой измучившую их лозу, спустился наземь и немедленно рухнул навзничь, едва не плача от изнеможения. Глава 17. Орегонское побережье Немного передохнув, мальчик приподнялся и огляделся. Старший моряк стоял на коленях, истово молясь, вознося благодарность за избавление от мук и подстерегавшей погибели. Молодой трус по-прежнему валялся на земле и всхлипывал, не в силах забыть ужасных испытаний, которым подвергся на море, на суше и, особенно, в небесах. Юный путешественник вёл себя куда сдержаннее, однако и он ликовал при мысли, что выручил из беды сразу двоих взрослых людей. Роба распирало нежданной гордостью. Побережье уже окутывалось тьмой, мальчик попросил своих товарищей набрать немного хвороста и разжечь костёр. Сказано — сделано. Стоял довольно прохладный для этого времени года вечер, и расточаемое костром тепло показалось всем троим истинной благодатью. Странники удобно улеглись неподалёку от весело потрескивавших углей и быстро уснули. Наутро их разбудили грубые голоса. Приподнявшись и оглядевшись, Роб увидел, что к утёсу приближаются несколько незнакомцев. Матросы продолжали спать, как ни в чём не бывало. Мальчик встал на ноги и подождал, пока незваные гости подойдут вплотную к подножию скалы. Новоприбывшие, одетые по-рыбацки, диву давались, обнаружив наверху трёх человек. — Гром и молния! — рявкнул предводитель рыбаков. — Кто вы таковские, и откуда свалились? — Потерпели кораблекрушение, — осторожно ответил мальчик. — Мои друзья служили матросами на «Цинтии-Джейн». — А как на скалу попали? — не унимался рыбак. — Ещё никому не удавалось взлезть на этот дурацкий утёс! — А-а-а, это история долгая, — уклончиво молвил Роб. Моряки уже проснулись и, в свой черёд, принялись отвечать любопытным рыбакам. Вопросы и ответы сыпались градом с обеих сторон. — Где мы? — заорал Роб. — На Орегонском побережье! — ответил старший рыбак. — До Порт-Орфорда будет миль семь посуху, и примерно десять, ежели плыть по морю. — А вы из Порт-Орфорда? — осведомился моряк постарше. — Из него самого, приятель. Захотите присоединиться к нам — добро пожаловать, поелику вы крушение потерпели и помощи просите. Но тощий трус оказался изрядным дурнем. Он открыл рот и, к замешательству Роба, принялся тараторить, сообщая рыбакам о сказочном избавлении, о чудесном полёте под облаками и о том, как у него, тощего, со страху едва не приключилась медвежья болезнь. Рыбаки заржали. — Ну и гогочите! — разъярился тощий. — А я правду говорю! С места не сойти! — Ага! — пуще прежнего развеселились рыбаки. — Правду говорят: у потерпевших крушение иногда мозги становятся набекрень! Говоришь-то ты, милок, исправно, да только чепуху молоть изволишь. Поешь, передохнёшь — и всю дурь как рукой снимет. Рыбаки привязали камень к тонкой длинной верёвке и метнули камень Робу. Старший моряк надёжно обмотал верёвочный конец вокруг скального выступа и три минуты спустя путешественники уже пожимали мозолистые рыбацкие руки. — Ну что ж, — объявил Роб своим спутникам, — теперь вы нашли новых друзей, и я могу трогаться в путь. Оба матроса начали рассыпаться в благодарностях за спасение, но Роб оборвал их словесный поток: — Не за что, не за что… Не оставлять же вас было пальмовым крабам на съедение! Спаслись — и ладно. — Но ты хотел скормить меня акулам, кальмарам и кашалотам! — возмущённо заявил тощий. — Обещал, — со смехом возразил ему Роб, — однако не хотел! И не скормил бы, даже спасая собственную жизнь. Хотя, признаюсь: тяжёленьки вы, ребята, оказались — даже после голодухи. Ну, прощайте! Он поднял левую кисть, повернул указатель машинки и взмыл — к неописуемому изумлению рыбаков, чьи глаза округлились, а челюсти отвалились. «Теперь у тощего труса будут просить прощения, — подумал Роб, разворачиваясь к югу и устремляясь прочь от гостеприимного утёса. — И не станут больше называть его чокнутым. А уж рыбакам найдётся о чём порассказать у себя в Порт-Орфорде! Трое героев пересекают Великий Океан по воздуху!» Роб снизился до предела, помчался вдоль береговой линии, а через час уже достиг славного калифорнийского города Сан-Франциско. Плечи мальчика по-прежнему саднило, мускулы ныли после долгого полёта с немалой тяжестью. Не раз и не два мальчик жалел, что не прихватил с собой баночку мази, хранившуюся у матери на случай всевозможных ушибов и растяжений. Однако все невзгоды и неудобства меркли при мысли о том, что наконец-то внизу пробегают родные американские пейзажи! Как ни хотелось Робу провести денёк в огромном городе, раскинувшемся на приморских холмах, задерживаться здесь мальчик не решался и ограничился беглым взглядом на высоченные небоскрёбы, на пролив Золотые Ворота, на знаменитый мост того же имени и на прочие местные достопримечательности. Юный странник подивился несметному количеству китайцев, кишевших в одном из обширных районов. Целые кварталы были заселены выходцами из Поднебесной империи. Впрочем, Сан-Франциско и впрямь гораздо лучше обозревать с высоты птичьего полёта: шатаясь по улицам, этот город не обойдёшь и за год. А сверху видно сразу всё — и весьма отчётливо.