Некоторые, окружив своего начальника, казалось, настаивали на том, чтобы тот вел их вперед, другие, подъезжая ближе, стреляли в нас. Но все без исключения, напуганные, видимо, участью товарища, старались держаться вне досягаемости наших выстрелов. Не теряя присутствия духа, мы все время зорко наблюдали за каждым их движением. Я не имел такого самообладания, как Рюб и Гарей, но, ободренный их примером, решил бороться вместе с ними до последней минуты. Если они оба будут убиты, то я смогу на своем быстром коне ускакать от врагов. Но почему мексиканцы требовали только моей выдачи? Мы все трое были их врагами, но они пришли требовать только меня! Почему же им нужен был только я? Не замешана ли тут личная вражда? У меня мелькнуло подозрение, которое вскоре подтвердилось: несмотря на ослепляющие меня лучи солнца и низко надвинутую на лицо шляпу предводителя герильясов, я разглядел в нем Рафаэля Иджурру. Теперь мне все стало ясно. Мексиканцы, по-видимому, отказались от прямой атаки и обдумывали какой-то новый план нападения. Они разбились на группы, после чего группа из пяти всадников отделилась от остальных и стала кружить вокруг нас. Это была одна из старых индейских уловок, к которой дикари прибегают в прериях. Отделившиеся пять человек должны были описывать вокруг нас все меньшие и меньшие круги, постараться убить наших лошадей и заставить нас израсходовать все заряды. Когда все это будет сделано и у них самих тоже не останется зарядов, к ним присоединятся остальные товарищи и воспользуются лассо. Последнего я и мои друзья боялись больше, чем пуль. Вполне сознавая, что хитрость врага увеличивала опасность нашего положения, мы все-таки не приходили в отчаяние. Теперь мы изменили позицию, став спиною друг к другу так, чтобы наши ружья были обращены в три стороны. Вскоре раздались выстрелы. Вражеские пули без всякого вреда пролетали над нашими головами, но одна из них все-таки попала в ногу лошади Рюба, слегка поцарапав ее. Никто из нас не отвечал на выстрелы противника, потому что мексиканцы были такими искусными наездниками, что попасть в них было гораздо труднее, чем в птицу во время ее полета. Мы могли, конечно, убивать их лошадей, но на это не стоило тратить зарядов. Мы хорошо знали, чего добивались наши враги: оставить нас без зарядов. Это была их главная цель. Мексиканцы возобновили стрельбу. На этот раз выстрелы были более удачными: одна пуля задела плечо Гарея, а другая просвистела у самой щеки Рюба. Дальше здесь оставаться было нельзя. И я предложил, быстро вскочив на коней, мчаться к скале. Там мы будем сзади защищены мезой, а спереди - лошадьми, и, таким образом, нам будет легче выдержать нападение. Рюб мой план одобрил. Не теряя ни минуты, мы отвязали лошадей, сохраняя полное спокойствие, и, прежде чем враги успели что-либо сообразить, поскакали к скале. Такой внезапный поворот дела произвел среди герильясов замешательство. Это помогло нам быстро добраться до цели, хотя нас и задерживала раненая лошадь Рюба. Сперва мексиканцы испугались, вообразив, что мы решили ускакать, но, разобравшись, в чем дело, разразились радостным хохотом: «Как хорошо, они сами лезут в ловушку!» Подъехав почти вплотную к скале, мы быстро соскочили с коней, повернулись спинами к мезе, поставили перед собой лошадей и, держа уздечки в зубах, направили ружья на врага, мчавшегося за нами. Наш энергичный отпор произвел на преследователей определенное впечатление, и некоторые из них отступили. Мы сразу оценили всю выгоду нашего положения: неприятель уже не мог окружить нас, так как сзади была неприступная скала. Вообще, трудно было выбрать для защиты более удобное место. Это обстоятельство не ускользнуло и от наших врагов, и их радость сменилась озабоченностью. Вдруг снова раздались ликующие голоса, и мы увидели еще пятерых всадников, ехавших на помощь своим товарищам. До сих пор они, вероятно, находились за скалой и поэтому не были замечены нами. Как только вновь прибывшие присоединились к своим товарищам, двенадцать человек выстроились перед нами на равном расстоянии друг от друга. Иджурра с тремя мексиканцами остановился прямо против нас. В одном из новоприбывших я узнал разбойника Эль Зорро (по-испански - лисица), часто посещавшего наше село и бывшего теперь правой рукой Иджурры. План герильясов был ясен: они хотели, не нападая, продержать нас до тех пор, пока голод и жажда не заставят нас сдаться. Заметив, что неприятель расположился прочно, Рюб стал жалеть, что мы выбрали для защиты это место. В это время наше внимание отвлекла старая лошадь Рюба, рассмешившая нас, несмотря на наше трудное положение. Оставив ее в прерии, мы, то есть Гарей и я, совершенно забыли о ней. Ну, а Рюб жалел своего друга и надеялся, что с ним ничего плохого не случится. Лошадь, не желая расставаться со своим хозяином, поскакала за нами, но отстала. Мексиканцы, разумеется, заметили ее, но не захватили только потому, что она уже никуда не годилась. Лошадь попала в тыл неприятельского отряда и, услышав голос Рюба, бросилась к нашей засаде. Один из мексиканцев бросился за ней, надеясь схватить ее за уздечку, но… это было не так легко сделать: лошадь так ударила его задними ногами, что он упал на землю. Это вызвало громкий смех Рюба, который с восторгом встретил свою любимицу и поставил ее перед собой в виде добавочной баррикады. Наш смех был прерван неожиданным открытием, усилившим наше беспокойство. Эль Зорро привез с собой огромное ружье, стрелявшее вдвое дальше наших и так метко, что к заходу солнца мы могли лишиться не только своих лошадей, ни и сами погибнуть. Первая пуля этого чудища, пролетев над моей головой, попала в скалу, осколки которой посыпались к моим ногам. Зарядив ружье во второй раз, Эль Зорро снова прицелился. Я видел, что он метил в меня или в мою лошадь. Руководил им, конечно, Иджурра. За себя я не очень беспокоился - я был достаточно защищен, - но мне очень было жаль прикрывавшей меня лошади. Вторая пуля прошла сквозь седло, к счастью, не задев коня. Вдруг Рюб побежал вместе с двумя лошадьми вдоль скалы, приглашая туда же Гарея и меня. Беспрекословно повинуясь, мы последовали за ним и вдруг увидели перед собой на равнине огромный обломок скалы, за которым легко могли спрятаться и мы, и наши лошади. Неудивительно, что мы сразу не заметили этот спасительный обломок: он был такого же цвета, как и вся скала, и на расстоянии двадцати ярдов различить его было трудно. Пришпорив коней, мы быстро скрылись за этой природной баррикадой. Поняв, что теперь их дальнобойное ружье уже не достигает цели, наши враги пришли в ярость, а Иджурра и Эль Зорро от досады впали в полное исступление. XIII. План бегства Очутившись за скалой, мы в ожидании атаки расположились так, что из-за прикрытия видны были только наши головы и дула наших ружей. Вскоре, однако, стало очевидно, что нападения ожидать нечего. Эль Зорро сделал еще несколько выстрелов, но, убедившись в их бесполезности, прекратил стрельбу и вместе с другим герильясом поскакал по направлению к нашему селу. Очевидно, получил какое-то задание Иджурры. Видя, что атаки не будет, мы с Рюбом перестали следить за неприятелем и занялись составлением плана бегства. Нам оставалось два пути: или держаться до тех пор, пока жажда не заставит нас сдаться неприятелю, или попытаться пробиться сквозь его линию. Более всего страшила жажда. Она и теперь уже давала себя знать, а воды у нас не было ни капли! Пробиться сквозь неприятельский отряд было чрезвычайно трудно: нам пришлось бы действовать врукопашную против в несколько раз превышающего по численности врага. Конечно, ночью это было менее рискованно. Если нам удастся смелым броском прорвать их цепь, то в темноте не так уж трудно будет скрыться. Только под покровом ночи и можно было надеяться, что хоть кто-нибудь из нас спасется. Если же мы сдадимся, то все погибнем ужасной смертью. Обсудив с Рюбом план нападения, я погрузился в собственные размышления. Однако тяжкое подозрение не давало мне покоя: знает ли Изолина о нападении на меня? Не была ли хитростью с ее стороны просьба достать белого коня, чтобы оставить мой отряд без командира и тем облегчить неприятелю возможность захватить его? Может быть, все мои люди уже в плену и лишены не только жизни, но и чести? Боже мой, неужели я попал в сети ловкой обманщицы? Неужели Изолина могла так поступить? Предположить, что она могла меня лично ненавидеть, было трудно. За что? Ведь я так любил ее! Но, может быть, она любит Иджурру, и он благодаря этому может заставить ее делать все, чего захочет. Что касается самого Иджурры, то он имел полное основание меня ненавидеть, отлично зная о моей любви к Изолине. Однако мне не хотелось верить всем этим ужасным предположениям. Может быть, Изолина ничего не говорила Иджурре, который мог узнать обо мне от вернувшихся погонщиков. Нет! Нет! Не могла Изолина предать меня! И, стараясь оправдать ее, я стал перечитывать ее письмо, не заключавшее в себе и тени предательства! Занятый своими мыслями, я бессознательно разглядывал скалу и неожиданно заметил в одном месте впадину, протянувшуюся сверху донизу. Эта впадина, вероятно, образовалась от дождевых потоков. Мне пришло в голову, что по ней можно взобраться на вершину горы, упираясь ногами о выступы скалы и придерживаясь за попадавшиеся здесь небольшие кусты стелющегося кедра. Вглядевшись внимательнее, я различил след человеческих ног! Значит, тут кто-то проходил, следовательно, можно было добраться до вершины. Но какой смельчак мог решиться на это? Да кто же, как не Куакенбосс! Он сам рассказывал мне, что взбирался на вершину горы за каким-то редким растением. Куакенбосс был полуамериканцем, полунемцем, а по призванию - ботаником. Он был высокого роста, сутуловатый, тощий и неуклюжий человек с косыми глазами. Товарищи считали его добрым малым, но чудаком, а его занятия ботаникой - бесполезным вздором. Куакенбосс все свое свободное время посвящал поискам редких растений, порой подвергаясь большим опасностям. «Если неуклюжий Куакенбосс мог сюда взобраться, то мы тем более взберемся», - подумал я. Я сообщил друзьям о своем открытии, и они, обсудив мой план, решили, что подняться на гору действительно возможно. Мы только боялись, что не сможем спуститься с другой стороны. Иджурра с товарищем тоже подъезжал туда, надеясь, видно, взобраться на скалу и напасть на нас сзади. Но по их жестам было видно, что вернулись они недовольными. Однако если нельзя спуститься с другой стороны, то к чему нам подниматься на вершину? Разумеется, наверху мы были бы в большей безопасности, но тогда нам пришлось бы внизу оставить лошадей, и вряд ли на горе была вода. Обдумав и обсудив все это, мы с Гареем пришли к выводу, что наверх карабкаться бесполезно. Рюб молчал, но по выражению его лица, было видно, что у него созревал какой-то план. Несколько минут прошло в молчании, которое Рюб прервал вопросом: - Какой длины у нас канаты от лассо? - Около двадцати ярдов каждый, - ответили мы. - Сорок ярдов да моих шестнадцать! Прекрасно! - промолвил Рюб. В свой план он все еще нас не посвящал. Мы отчасти догадывались, в чем дело, но, боясь обидеть старого друга, молчали, предоставляя ему самому высказаться. - Слушайте, - наконец заговорил он. - Как только стемнеет, мы влезем на гору, захватив с собой канаты, свяжем их вместе, а если они все-таки окажутся короткими, то прибавим к ним еще уздечки. Конец каната мы прикрепим к дереву, спустимся по нему по ту сторону скалы и быстро направимся в село. Там мы соберем отряд, вернемся обратно и покажем нашим врагам, где раки зимуют. Вполне одобрив план, вселивший в нас новую энергию, мы с Гареем принялись помогать старому Рюбу в приготовлениях к бегству. Пока один стоял настороже, другие работали. Крепко привязав друг к другу лошадей, мы поставили их в укромное местечко за глыбой скалы, а сами скрепили вместе наши лассо и стали ждать ночи. Согласно предположению Рюба, ночь наступила действительно темная: небо покрылось свинцовыми тучами, начал накрапывать дождь. Все это благоприятствовало нам, как вдруг блеснула молния, ярко озарившая всю прерию. Мы пришли в отчаяние. - Это хуже луны! - воскликнул Рюб. К счастью, молнии сверкали не часто, и можно было взбираться на гору, пользуясь промежутками темноты. Снова сверкнула молния, и мы ясно увидели герильясов, стоящих около своих лошадей. - Нам надо воспользоваться промежутками между двумя молниями, а пока необходимо показать неприятелю, что мы здесь, - заметил Рюб.