Вопрос застал меня врасплох, и я не знал, что ответить. Если она шпион, то, отпустив ее, я могу навлечь на себя большие неприятности. С другой стороны, объявив ее своей пленницей, я боялся вызвать ее гнев, тогда как мне, напротив, хотелось быть с нею в дружбе. Видя мое колебание, она снова спросила меня: - Я ваша пленница? - Сеньорита, мне кажется, я сам пленен вами… Она внимательно взглянула на меня своими большими лучистыми глазами и, казалось, была довольна моим ответом. - Это пустая любезность. Свободна я или нет? - спросила она решительно. - Сеньорита, - сказал я, приблизившись к ней и серьезно глядя в ее красивые глаза. - Дайте мне слово, что вы не шпион, и вы будете свободны. Мне нужно лишь ваше честное слово. Она разразилась смехом. - Я - шпион? Да вы шутите, капитан? - Надеюсь, сеньорита, что вы не шутите? Итак, вы, значит, не шпион? - Ничего подобного! - воскликнула девушка, продолжая смеяться. - Так почему же вы спасались бегством от нас? - Да разве вы не техасцы? Не обижайтесь, но у мексиканцев они не пользуются хорошей репутацией! - Но ведь вы рисковали своей жизнью! - Да, теперь вижу, что рисковала, но тогда не сознавала этого. Я не предполагала, что в вашем отряде найдется ездок, способный догнать меня! Вы один могли это сделать! Мы смущенно взглянули друг на друга, и мне показалось, что в ее взгляде вместо прежнего гнева мелькнула искорка нежности. Несколько минут мы оба молчали. - Сеньорита, - произнес я наконец. - Шпион вы или нет, я вас не задерживаю. Вы свободны, Я беру ответственность на себя. - Благодарю вас, сеньор! В награду за великодушие я сейчас успокою вас. Читайте. И она передала мне сложенную бумагу. Это был пропуск, выданный главнокомандующим на имя доньи Изолины де Варгас. - Как видите, капитан, - заметила она смеясь, - в конце концов, я вовсе не была вашей пленницей. - Зачем же поступать так неосторожно? Своим бегством вы возбудили общее подозрение и вызвали преследование. С пропуском вам нечего было бояться. - Из осторожности я боялась показывать пропуск. Я не была уверена, что вы американцы, я боялась, как бы мои бумаги не попали в руки наших друзей, которых мы боимся больше, чем врагов. Вы слишком хорошо говорите по-испански. Если бы вы закричали «стой» на своем родном языке, я бы сейчас же остановилась и тем самым спасла бы, может быть, своего бедного любимца… Она снова встала на колени и, обняв лошадь, заплакала. - Бедный мой товарищ! Сколько раз спасал ты меня от опасности! А теперь я должна сидеть дома. Без тебя я не рискну носиться по прерии. Тот, кто убил тебя, лишил меня крыльев! - Сеньорита, - снова сказал я. - У нас в отряде есть прекрасные лошади… - Для меня ни одна из них не имеет цены. - Вы не всех видели. - Всех до единой. Впрочем… одна мне нравится. Вот она! Красавица. Я вздрогнул. Она, заметив мое смущение, молча ждала ответа, - Сеньорита, - с трудом проговорил я, - этот конь - мой любимый, испытанный друг. Если вы желаете иметь его… он ваш. - Спасибо, - спокойно ответила она. - Посмотрим, каков он. Дайте мне лассо с моего седла. От волнения я не мог говорить и начинал уже ненавидеть красавицу. Она между тем, вскочив на лошадь, помчалась к отделившемуся от стада буйволу, ловко накинула на него лассо и повалила животное на землю, - Чудный конь! - воскликнула Изолина, возвратившись ко мне. - С ним я, пожалуй, скоро позабуду своего прежнего товарища! Ведь эта лошадь моя? - Да, если вы этого желаете, - ответил я с такой грустью, как будто у меня отняли моего лучшего друга. - Но я этого не желаю, - решительно ответила она и засмеялась. - Я знаю ваши мысли и вполне способна оценить ваше самопожертвование. Оставьте себе вашего коня. Прощайте. - Разве вы не позволите мне проводить вас домой? - Нет, благодарю вас. Я уже дома. Вот мой дом… Вернее, моего отца, - и она указала на интересовавшую меня гасиенду. - Помните, капитан, что вы мой враг, и я не имею права ни принять вашей любезности, ни оказать вам гостеприимство. За нами могут следить. Боже мой, вот идет Иджурра, мой двоюродный брат! Уходите скорее! Прощайте! Мне пришлось проститься и уехать. Приблизившись к лесу, я из любопытства оглянулся. Иджурра что-то сердито говорил Изолине, указывая на какую-то бумагу. Увидя это, я хотел вернуться к ним и узнать, в чем дело, но Изолина вдруг быстро пошла по направлению к своему жилищу, и мне ничего не оставалось, как вернуться в село. III. Приказ добыть фураж. Дон Рамон Это происшествие произвело на меня такое впечатление, что я всю ночь видел во сне то погоню за Изолиной, то мрачное лицо Иджурры. Разбуженный утренним рожком, я вначале не мог понять, было ли это приключение сном или действительностью. Я старался спокойно все обдумать и серьезно приняться за дела, но образ Изолины все время стоял передо мной. Она не была моей первой любовью, так как мне было уже около тридцати лет, но я вполне сознавал, что страстно влюблен. Я вспомнил, как мы быстро расстались, и думал о том, что никакой надежды на новое свидание нет. Надо было придумать какой-нибудь план для возобновления знакомства с Изолиной. Мое положение как командира неприятельского отряда представляло в данном случае большие затруднения. Отвергнув массу промелькнувших в моей голове планов, я вспомнил, что ее лассо, привязанное к моему седлу, осталось у меня, и решил лично доставить его Изолине. В это время на площади показался конный драгун, спрашивающий меня. Когда ему указали, где я, он объявил, что прислан от командующего с бумагой. Взяв бумагу, я прочел следующее: «Главная квартира оккупационной армии. Июль 1846 г. Капитан, возьмите достаточное количество солдат и направьтесь к жилищу дона Рамона де Варгаса. Там вы найдете 5000 быков, которых доставите в американскую армию и передадите главнокомандующему. Прилагаемая записка объяснит вам, как вы должны действовать. Старший адъютант». Прочтя это, я уже не думал о лассо, но представлял себе, как смело я въеду в ворота гасиенды со спокойным видом желанного гостя. Я уже видел себя сидящим с доном Рамоном де Варгасом за рюмкою хереса. Старик представит меня дочери, сам пойдет смотреть за выдачей фуража, а мы останемся вдвоем с Изолиной… А Иджурра тоже будет там? Я и забыл про него! Мысль о нем несколько омрачила мое настроение. Не теряя времени, я приказал пятидесяти солдатам быть наготове. Прежде чем самому собраться, я решил прочесть записку, присланную вместе с бумагой. К моему удивлению, она была написана по-испански и заключала в себе следующее: «5000 быков готовы для вас, согласно уговору, но я не могу выдать их добровольно. Они должны быть отняты у меня как бы силой, и даже известная доля грубости со стороны ваших солдат будет не лишней. Мои пастухи к вашим услугам, но я не могу сам приказать им. Вы должны принудить их выдать быков. Рамон де Варгас». Эта записка была адресована на имя главного комиссара американской армии. Ее смысл, вполне ясный для меня, разбивал в прах все мои прекрасные мечты. Какая уж тут дружеская беседа с доном Рамоном и его прекрасной дочерью, когда я должен был силой ворваться в их жилище, наброситься на слуг и требовать от хозяина дома 5000 быков! Хорошее мнение составит обо мне Изолина! Но, обдумав все, я сообразил, что она, вероятно, посвящена в тайну этого дела, и мне вряд ли удастся увидеть ее. Раздался сигнал, и я с пятьюдесятью солдатами и двумя лейтенантами выехал из села. Через двадцать минут мы приблизились к воротам дома дона Рамона. Они были наглухо заперты, так же были закрыты ставни на окнах. Нигде не видно было ни души. Один из лейтенантов подошел к воротам и начал стучать в них рукоятью пистолета. - Откройте! - крикнул он. Ответа не было.