Калрос многозначительно посмотрел на испачканное кровью мачете. - Властью? Какой? - Он - мой капитан. Я служу в отряде гверильясов, набранном из жителей нескольких деревень. Дон Рамон Райас - наш начальник. Он получил свое назначение от самого диктатора, дона Антонио Лопес де Санта-Анны. Каким образом удалось ему добиться этого назначения, я не знаю. Ни для кого не тайна, что до начала войны с американцами он был настоящим сальтеадором. - То есть, попросту говоря, разбойником? - Совершенно верно, сеньор капитан. - Я слышал, что вы бросили ему в лицо это слово. Но почему, собственно, покушался он на вашу жизнь? - Потому что я мешаю ему. Если бы меня не стало, Лола, моя бедная сестра Лола скорее бы… Карамба!… Должно быть, вы понимаете, что я хочу сказать… Объяснения были излишни, но Калрос все-таки счел нужным договорить. - Сеньор капитан, - продолжал он шепотом, боясь, очевидно, чтобы кто-нибудь не услышал его, - я буду вполне откровенен с вами. Вы видели мою сестру. Говорят, ваши белокурые женщины поразительно прекрасны. Может быть, моя Лола не показалась вам уж такой… Я не перебил его и не признался ему, какой неотразимо очаровательной показалась мне его Лола. - Хоть я и брат ей, но все-таки скажу, что у нас она считается красавицей. - Она везде считалась бы красавицей. - К сожалению, - сказал Калрос, видимо, польщенный моим замечанием, - красота часто приносит девушкам больше горя, чем радости, особенно в тех случаях, когда у них нет денег. - Больше горя, чем радости? Но почему же? Я ждал ответа на мой вопрос с нетерпением, о котором и не подозревал молодой харочо. Неужели же Лола стала жертвой своей красоты? - Видите ли, сеньор капитан, - продолжал Калрос, - в числе людей, обративших внимание на мою сестру, находится и Рамон Райас. - Он ваш школьный товарищ, не правда ли? - Да, мы учились вместе. Это было очень давно. С тех пор мы не видели его до самого последнего времени. Он покинул нашу деревню и поселился в Пуэбло. Проклятый город! Его называют «городом ангелов». Но я знаю, что там творится. Много лет мы ничего не слышали о Рамоне Райасе. Потом пронесся слух, что он сделался сальтеадором. - А из сальтеадора превратился в офицера мексиканской армии? - Да, это очень странно. Впрочем, нет. Нам, знающим дона Антонио, это не кажется таким уж поразительным. Рамон Райас - не единственный разбойник на его службе. Как я уже сказал вам, я не видел этого человека с тех пор, как мы оба кончили школу. И вот в один прекрасный день он явился к нам с поручением набрать… нет, что я говорю… принудить силою молодых крестьян записаться в солдаты. Я попался вместе с остальными. Из нас составили гверилью, и Райас был назначен нашим капитаном. Вот тут-то он и обратил внимание на Лолу. - Разве сестра ваша последовала за вами на войну? - Да, с нами было много женщин. Почти всех моих товарищей сопровождали жены или сестры. Они помогали нам и старались сделать нашу походную жизнь хоть сколько-нибудь сносной. Таков обычай нашей страны, сеньор. Говорят, у вас это не принято? - Нет, мы считаем, что женщины на войне являются только обузой. - Пожалуй, это верно, сеньор капитан. Моя бедная сестренка причинила мне немало хлопот. Я принужден был все время защищать ее. - Защищать? Но от кого же? - От нашего капитана, дона Рамона Райаса. Он преследовал мою сестру ежедневно, ежечасно, с какой-то жестокой назойливостью. Наконец это стало совершенно нестерпимо. Тогда я… - Вы отослали ее куда-нибудь? - Да. Один из моих друзей согласился приютить ее. Он обещал мне заботиться о ней до заключения мира, который снова превратит меня в свободного гражданина республики. - Что же заставило ее прийти сюда сегодня ночью? - Любовь ко мне, сеньор капитан, - гордо ответил юноша. - Беглецы рассказали ей, что я ранен и остался на поле сражения. Она решила отыскать меня, чтобы предать земле мое тело или же ухаживать за мною. Благодаря вам ей удалось застать меня в живых. Наступило короткое молчание. Раненый погрузился в задумчивость. - А ведь Райас непременно убил бы меня, - снова заговорил он. - О, как это было бы ужасно. Да, не будь вас, сеньор, меня бы уже не существовало. Лола бродила бы в это время по кустарнику и громко звала меня. Он бы услышал ее голос. Она бы подошла к нему. Волк и овечка встретились бы лицом к лицу во мраке чапарраля! Фантазия молодого харочо разыгралась. Встреча Лолы с Райасом так ярко представилась его воображению, что он приподнялся на походной кровати и с ужасом посмотрел вокруг. Едва он успел немного успокоиться, как мы услышали громкое восклицание. Я сразу узнал серебристый голос Лолы. Раненый тотчас же соскочил с катре и несколько мгновений постоял на ногах, пошатываясь из стороны в сторону. Слабость его, однако, была так велика, что он снова упал на постель. В это мгновение Лола вбежала в палатку, самим своим появлением доказывая, что с ней не произошло ничего дурного. - Кто напугал тебя, дорогая? - поспешно спросил Калрос. Я задал ей тот же вопрос. - Он! Капитан Райас! Он бродит вокруг нашей палатки. - Если он действительно бродит вокруг нашей палатки, прекрасная Лола, я обещаю вам, что его присутствие никогда больше не потревожит вас. Я обнажил саблю и бросился к выходу. - Подождите! Умоляю вас. Подождите! Не ходите туда один. Дон Рамон злодей, но он храбрый и опасный противник. Эти странные слова были произнесены Лолой. - Храбрый? - переспросил я, с мрачным удивлением глядя на нее. - Разве такой негодяй может быть храбрым? Горькое сомнение закралось в мою душу. Что, если ненависть Лолы к Райасу - только плод фантазии Калроса? - Надеюсь, у него хватит храбрости подождать меня. Посмотрим! С этим гордым заявлением я вышел из палатки и пустился на поиски дона Рамона. Несколько проснувшихся от шума солдат поспешили присоединиться ко мне. Мы исходили чапарраль вдоль и поперек. Но никаких следов негодяя нам не удалось обнаружить. Удвоив количество часовых и приняв целый ряд предосторожностей на случай возвращения непрошеного гостя, я вернулся в палатку, служившую убежищем молодому харочо и его сестре. Успокоив раненого, я помог ему устроиться по возможности комфортабельно и снова направился к выходу. Молодая девушка решила спать на земле около катре, на котором лежал ее брат. Я предоставил в ее распоряжение свое шерстяное одеяло. - Не бойтесь, дорогая Лола, - прошептал я, пожелав ей наконец спокойной ночи. - Человеку, который вздумает потревожить ваш покой, придется перешагнуть через мой труп. Я буду спать у входа в палатку. До свидания. Не бойтесь ничего. Приятных снов! - Приятных снов! - отозвалась она. Весь облик ее дышал такой невинностью, таким доверием, что мои дурные помыслы должны были бы рассеяться, как дым. Глава XI. МЕКСИКАНСКИЙ ВРАЧ Исполняя обещание, данное Лоле, я улегся на земле у самого входа в палатку, Офицерский плащ заменил мне одеяло. Заснуть мне помешала не ночная прохлада, а близость красивой девушки, от которой меня отделял только кусок тонкого полотна. Не буду рассказывать о мыслях, волновавших меня в эту ночь. Они недостойны того, чтобы упоминать о них. Время от времени я впадал в дремоту. Но и во сне образ прекрасной харочо не переставал преследовать меня. Долго лежал я неподвижно, чутко прислушиваясь к малейшим звукам. Но ничего необычайного вокруг меня не происходило. Ночь уже готова была уступить место дню, и ужасные стоны, оглашавшие ее, давно замолкли. Несчастные страдальцы как будто устали от собственных жалоб. Лишь насмешливые крики сов, сидевших на верхушках акаций, нарушали предутреннюю тишину. Но эти крики, как, впрочем и все другие звуки, раздававшиеся извне, мало занимали меня. Даже ружейный выстрел вряд ли мог бы отвлечь мое внимание от того, что творилось в палатке. Сперва я слышал только тяжелое дыхание раненого. Потом он кашлянул и беспокойно заворочался на походной кровати. Вслед за этим я услышал нежный серебристый голосок Лолы, которая сначала задала Калросу несколько вопросов, а потом стала ласково успокаивать его. По легкому шуму в палатке я догадался, что девушка встала и подошла к брату. Скоро, однако, воцарилось молчание. Лола покончила со своими обязанностями сестры милосердия и улеглась спать. По всей вероятности, она ни на минуту не задумалась о человеке, который сторожил вход в палатку, готовый в любую минуту превратиться из ангела-хранителя в демона и погубить ее. По мере того как летели часы, я проникался все большим уважением к Лоле Вергара и все большим презрением к себе. Нежность, почудившаяся мне в ее взгляде, была вообще присуща ей, являлась естественным отражением ее дивной красоты. Придавать какой-то тайный смысл этому беглому взгляду было нелепо. Я вообразил, будто он полон страсти. Теперь мне стало ясно, что я заблуждался, и что мое заблуждение было оскорбительным для молодой девушки. Придя к этому заключению, я, наконец, заснул. Сероватый свет наступающего утра медленно проникал во мрак чапарраля.