Начальник Управления разведки Генерального штаба империи Орегон (назначена после истории с Ламаром) полковник Алиса Васильевна Жданко праздновала свой юбилей — шестидесятилетие. Собрались ближайшие к семье люди — как русские (считая русскими подданных Российской империи), так и орегонцы. Пришел старый император Маковаян с супругой Санилой, дочерью Манзи и сыном-наследником Антинэнко — они все, хотя и приняли православную веру, остались при своих именах. Приехал Антон Козырев с младшей дочерью Хелки и внуком Чэйтоном (жена Антона, индеанка Алита, старшая дочь Антонина и зять погибли два года назад при крушении поезда). С Алисой и Емельяном он обнялся как со старыми добрыми друзьями, и это не могло не порадовать тех, кто знал об их непростых семейных отношениях. Когда Алиса, уехав в командировку к волонтерам на испытание нового оружия, не вернулась в Ново-Архангельск, оставшись с Емельяном, Антон порывался поехать и драться за нее, но мудрый Баранов не отпустил. Главный правитель посоветовал уважать выбор столь непростой девушки, а Тимофей Тараканов, случившийся при их разговоре, очень одобрительно отозвался об Емельяне как о смелом, решительном и — главное! — добром человеке. Прошло три десятка лет, не было уже на этом свете ни Баранова, ни Тараканова, выросли дети-внуки, а чувство благодарности к Александру Андреевичу и Тимофею Никитичу за их житейские наставления вспыхивало в сердцах старых корефанов при каждой встрече. Сидели за общим столом и боевые товарищи Эмильена Текумсе и Алисы Жданко — пили за здоровье и закусывали. Россияне употребляли большей частью что покрепче, индейцы — легкие виноградные вина (император своим указом запретил подданным пить крепкие напитки, «во избежание потери разума и сил»; указ этот исполнялся неукоснительно). Все было просто и весело. Седовласая и по-прежнему красивая Алиса Васильевна сидела в центре стола в окружении сыновей. Емельян — напротив. Огненноглавый Бизон тоже изрядно поседел, но шевелюра оставалась буйной, а борода, как в свое время приказала Алиса, аккуратно подстрижена. По случаю домашнего праздника оба начальника были в цивильном платье, а вот их тридцатипятилетние сыновья красовались в новеньких мундирах — Александр майор, Артем подполковник воздушных сил империи. К великому сожалению родителей, оба оставались неженатыми. – Во-первых, — полушутя заявил Александр, — мы оба влюблены в одну девушку, а она никак не может выбрать кого-то из нас… – А во-вторых, — перебил Артем, — мы оба любим небо, и оно выбрало нас обоих. Дело в том, что братья после возвращения Артема из разведывательной экспедиции, едва не стоившей ему жизни, увлеклись самолетами и лично испытывали все новые машины, построенные на заводах в Россе и Шелихове. И ко дню рождения матери сделали ей свой подарок — успешно испытали две модели скоростных и маневренных самолетов, предназначенных для сбивания медлительных бомбовозов. Молодой конструктор морской лейтенант Можайский назвал свои детища истребителями. Алиса Васильевна еще ничего не знала про подарок, сыновья только собирались об этом объявить с очередным тостом, и оба встали с бокалами в руках, как вдруг все смешалось: в зале появился офицер Генерального штаба, дежуривший на пункте телеграфной связи в доме генерала, и подал Эмильену Текумсе листок бумаги. Начальник Генштаба прочитал, передал через стол жене; она пробежала глазами текст, показала сыновьям (те моментально вскочили и вышли из зала), потом встала и проследовала к торцевой стороне длинного стола, где сидела императорская семья. – Ваше Величество, прошу ознакомиться. Маковаян прочитал, поднял глаза на начальника имперской разведки: – Что вы предлагаете? Собрать Большой Круг? – Некогда. План БВ разработан давно, утвержден на Круге, следует немедленно императорским указом ввести его в действие. С минуты на минуту вражеские самолеты-бомбовозы будут над столицей. Мы поднимаем в воздух истребители. — В наступившей тишине четкие слова Алисы звучали как выстрелы. Она обвела взглядом присутствующих. — Это — Большая Война, господа. Глава 34 Лето 1854 года Армада прибыла к берегам Гавайев утром 8 августа 1854 года. Адмирал Тебеньков с платформы Западной береговой батареи у входа в Жемчужную бухту обозревал в подзорную трубу горизонт и всюду видел большие и средние корабли. Одни дымили, другие подбирали паруса. Михаил Дмитриевич насчитал десяток линейных — броненосных паровинтовых с орудийными башнями и трехпалубных парусных, двадцать три фрегата и брига, канонерки и миноноски считать не стал — и без них впечатлений хватало. Совсем малых было немного — они служили для личной связи командиров. Ближайшие — а они были самыми мощными — подошли на расстояние десятка кабельтовых от берега, парусники сразу же развернулись орудийными бортами к Жемчужной бухте. Однако не мощь и количество надвигающейся силы потрясли адмирала, поразил главный козырь противника — самолетоносец. Огромный даже на расстоянии в полторы мили, он казался уродливым монстром, поднявшимся из глубин океана на поверхность. Несколько раз подзорная труба Тебенькова возвращалась к нему, и это заметили стоявшие рядом офицеры. – Не беспокойтесь, ваше превосходительство, — сказал командир подводной лодки «Щука» лейтенант Мартыненко, — мы это чудо-юдо разнесем в первую очередь. – Твоими бы устами, лейтенант, да мед пить, — откликнулся командующий и оглянулся на рейд Жемчужной бухты. Там разводили пары его корабли — два линкора, три крейсера-броненосца, пять канонерок и пять торпедных катеров, снаряженных каждый четырьмя торпедами, по две с каждого борта. Катера эти, между прочим, тоже были новинкой — у прежних было по две торпеды и скорость много меньшая. Да и торпеды стали самодвижущимися — на каждой теперь стоял электрический движок, работающий от гальванических элементов. Такие же использовались подводными лодками. Запаса торпед, доставленных пароходом из Шелихова, должно было хватить и на большее количество кораблей. Адмирал усмехнулся и вернулся к обозрению сил противника. Он обратил внимание на суету, начавшуюся на палубе самолетоносца. Из длинного ангара выкатили двукрылый самолет, в кабину управления забрался летчик в военном костюме; машина пыхнула белым паром, и заработали воздушные винты. В подзорную трубу с десятикратным увеличением прекрасно было видно, как матросы удерживают самолет за крылья, видимо, давая винтам набрать нужную тягу, как летчик машет рукой, чтобы отпустили, как механическая птица стремительно катится по длинной, нависающей над водой палубе и поднимается в воздух. – К нам летит, — сказал начштаба Селиверстов. — На разведку. – Попробуем сбить? — спросил командир батареи гаваец Кеоколо, взявший при крещении имя Алексей, а местное имя оставивший в качестве фамилии (у гавайцев фамилий нет). Гавайцев, окончивших местное отделение Ново-Архангельского военного училища, было много на флоте и в крепостях по всему архипелагу. – Зачем? — возразил адмирал. — Пущай смотрит и радуется, что у нас кораблей мало. Они же не знают, что основные наши силы в открытом океане за Большим островом. Кстати, Степан Панкратович, надобно им весточку послать — пущай подтягиваются к Оаху, но весьма и весьма осторожно, не раскрываясь прежде времени, и пущай будут на световой связи. Тебеньков, говоря о световой связи, имел в виду мощные фонари Кулибина, установленные на каждом корабле. Свет их был настолько ярок, что виден даже днем. Переговоры с их помощью велись по особой азбуке, разработанной кадетами военного училища. Селиверстов козырнул и ушел на переговорный телеграфный пункт. – А вот пушки дальнобойные, Алексей, — продолжил командующий, — и тем паче бомбометы на виду не держи, укрой сеткой маскирующей, как то — видишь? — сделал твой коллега на Восточной. Туда, кстати, разведчик и летит. – Так точно! — Смуглое лицо Кеоколо потемнело от смущения, и лейтенант бросился выполнять указание. Через минуту выскочившие из укрытия артиллеристы растянули над пушками маскировочную сеть. Тем временем самолет пролетел над Восточной батареей, сделал круг над кораблями, еще один над верфями и столицей короля городком Гонолулу и направился к Западной. Шел низко, саженей двадцать над водой, и, достигнув бастиона, оказался почти на одном уровне (ну, чуть-чуть выше) орудийной платформы. Российские офицеры хорошо разглядели молодое усатое лицо под козырьком армейского кепи, белозубую улыбку. Летчик что-то крикнул и помахал рукой, потом показал вперед, на армаду, и назад, на корабли в бухте, и скрестил руки над головой: мол, всем вам каюк! – Можно, я ему врежу? — командир батареи вскинул пистолет-скорострел, но адмирал отклонил ствол вниз и покачал головой: пущай летит. – Напрасно, Михал Дмитрич, проявляете благородство, — сказал вернувшийся с переговорного пункта Селиверстов. — Он потом с бомбами прилетит и благородства не выкажет. – Прилетит с бомбами — свое получит, — возразил адмирал, — а стрелять по безоружному негоже. Честь надобно блюсти! – Так что, и превентивную атаку подводных лодок отменяем? – Отменяем. До первого выстрела с их стороны. Мировая общественность должна знать, что не мы начинаем военные действия. – Да мировой общественности плевать, кто в действительности начал, важно, кого объявят зачинщиком. А объявят, разумеется, нас: все основные газеты в их руках. – Правда, Степан Панкратович, рано или поздно всплывет, и им будет стыдно. – Да вы, ваше превосходительство, идеалист. Тебеньков не успел ответить на иронию своего подчиненного. – Смотрите, смотрите! — воскликнул Алексей Кеоколо. — Они начали стрелять! Господа, всем следует перейти в укрытие. Орудийные порты парусников окутались пороховым дымом, и первые ядра ударили в скальные основания Восточной и Западной батарей. Платформа под ногами офицеров вздрогнула, со свистом пролетели осколки гранита и базальта. На броненосных пароходах орудийные башни также развернулись в сторону бухты и озарились вспышками. В акватории Жемчужной поднялись фонтаны от недолетевших снарядов. – Ну что ж, — сказал адмирал, когда все переместились под защиту каземата, — видит Бог, не мы начали. Отдавайте распоряжения, Степан Панкратович — ответим по полной программе, как и задумывали. А вы, лейтенант, — обратился он к командиру «Щуки», — марш-марш на борт, и что вы там обещали? В первую очередь разнести самолетоносец? Вот и разносите. Мартыненко бегом бросился вниз по лестнице к пирсу у подножия батареи, где стоял пришвартованный катер связи. Селиверстов козырнул и удалился в переговорную. По электротелеграфу полетели приказы командиру эскадры в бухте и командующему отрядом кораблей, укрытых за островами. Битва за Гавайи началась. Командующий армадой адмирал флота Энтони Крюгер, невысокий плотный англичанин, похожий на Наполеона Бонапарта, держал флаг на линкоре «Индепенденс». Рано утром 8 августа он провел совещание с командующими союзными эскадрами и остался ими весьма недоволен. Аристократическое воспитание не позволило ему высказать командорам все, что он о них подумал, а подумал он плохо. Легкомысленный, как бабочка, но при этом толстый и неуклюжий, француз де Лонжери, узнав о результатах воздушной разведки, предложил войти в Жемчужную бухту группой линкоров и расстрелять там «ничтожный десяток» русских кораблей. Сухопарый американец Уоррен выразил с ним полное согласие, но — с добавлением: – Сначала я пошлю бомбовозы на береговые батареи. Зря, что ли, мы гнали эвиеншип через два океана? – По данным Интеллидженс сервис, у русских есть так называемые истребители, — сухо заметил Крюгер. – Слышали! — отмахнулся Уоррен. — Наша разведка не хуже вашей. И она выяснила, что на Гавайях истребителей русских нет. Большинством голосов (абсолютно в традициях демократии) решили операцию провести по плану этого самого большинства. Крюгер был вынужден согласиться. – Как назовем? — потирая руки, осведомился американец. – Что? — не понял Крюгер. – Нашу операцию, — удивившись непонятливости товарища по оружию, ответил Уоррен. — Она же войдет в историю. – Давайте сначала исполним задуманное. Назвать можно и после. – Нет! — неожиданно горячо возразил де Лонжери. — Хорошее название — это знамя, зовущее к победе! Предлагаю название — «ЛЕФ». Аббревиатура «Liberté, Égalité, Fraternité» — «Свобода, Равенство, Братство». – Вы, французы, никак не отвыкнете от революционного пафоса, — поморщился Крюгер. – А мне нравится, — заявил Уоррен. — В нашем духе. Мы несем народам свободу и равенство. – Угу, — хмыкнул Крюгер. — Индейцы и мексиканцы испытали это на своей шкуре. – Господа, давайте оставим политику в покое, — примиряюще сказал де Лонжери. — Нас ждут великие дела. А какое название предлагаете вы, адмирал? – Просто — «Пёрл-Харбор». Звонко и сразу указывает место битвы. – А что? Годится! — сказал как отрезал американец. — Тоже по-нашему. Француз поджал губы и согласился.