Все в жизни идет зигзагообразно, все чередуется. Любовь и ненависть, прекрасное здоровье и тяжелый недуг, ясное небо и гроза с дождем. Оглушительный успех и тяжелейший провал. Последнее относилось к токийской резидентуре. Случилось то, что случается крайне редко в истории разведки, один случай на годы и даже десятилетия. Был арестован журналист Торопов. Капитан Торопов работал под прикрытием корреспондента советского информагентства. По сути, все два с половиной года службы в Токио выполнял только журналистские функции, к деятельности резидентуры в японской столице его не подключали. Даже в самой резидентуре для встреч с резидентом или его заместителем он побывал всего несколько раз, и то поздними вечерами, когда там было почти пусто, чтобы не столкнуться в коридоре с другими оперативниками. Миссия Торопова в Токио заключалась в выполнении одного лишь задания. Но это была сверхважная и сверхсекретная операция. И он успешно справился с операцией, проведя встречу с крупным японским политиком и добившись поставленной цели. Все прошло гладко, все завершилось тихо, без шума. Об операции знали, помимо самого Торопова, только резидент и его заместитель. Даже оперативники, прикрывавшие извне проведение операции, не были информированы о конкретном содержании операции. Не были посвящены, что за задача была поставлена и с кем была встреча. Их миссия заключалась лишь в том, чтобы вовремя засечь японскую наружку, если она появится на месте проведения операции. Хотя кого-то эти оперативники могли увидеть там, где проводилась операция. И вот через три недели после успешного, как казалось до того, проведения операции ее исполнитель был схвачен японскими спецслужбами. Арест произвели японские полицейские под предлогом совершения Тороповым наезда на велосипедиста, жизнь которого якобы повисла на волоске. Все произошло, когда Торопов приехал на еженедельную пресс-конференцию в МИД Японии в Касумигасэки. Он остановил машину перед шлагбаумом на въезде на территорию внешнеполитического ведомства и слегка поддал газку, чтобы въехать на эту территорию, когда шлагбаум был поднят охранником. И в тот момент, когда автомобиль советского корреспондента пересекал тротуар, чтобы проехать через ворота ограды, наперерез машине Торопова неожиданно рванул велосипедист. Велосипед врезался в левое переднее крыло двигавшегося с минимальной скоростью автомобиля Торопова, велосипедист вылетел из седла, упал на въезде в ворота, картинно раскинув руки и закрыв глаза. Охранники вызвал полицию. Два полицейских черно-белых седана «ниссан» прибыли буквально через несколько секунд, завывая сиреной и сверкая синими и красными огнями спецсигналов. Тут же через минуту подкатила карета скорой помощи. Фельдшеры в белых халатах и белых металлических касках прощупали пульс пострадавшего. Они взволнованно сообщили строгим полицейским в темно-синих мундирах, фуражках с ремешками под подбородок, с дубинками, наручниками и пистолетами на ремнях, что пострадавший находится при смерти. Его тут же уложили на носилки, отнесли в белый микроавтобус «тойота» скорой помощи и увезли под завывание сирены и синее мигание огней. Один из полицейских отцепил от ремня наручники и сковал ими руки советского журналиста. При этом он буквально пролаял по-японски: — Арестован по подозрению в возможном убийстве! — Какое убийство?! — успел прокричать Торопов. — Молчать! — рявкнул в ответ полицейский и подтолкнул русского к полицейской машине. В этот момент к месту происшествия примчался большой полицейский автобус, из которого высыпало около дюжины полицейских мобильного отряда в темно синих робах. Полицейские мобильного отряда рассыпались по периметру места происшествия. Дежурившие в обычной форме полицейские затолкали Торопова в легковой автомобиль полиции на заднее сиденье и уселись по бокам. Полицейская кавалькада, состоящая из двух автомобилей и одного автобуса, нещадно завывая сиренами и сверкая огнями фар и спецсигналов, помчалась прочь от здания японского министерства иностранных дел. Зеваки с любопытством и интересом вглядывались в эту колонну. Никак арестовали кровожадного террориста или другого опасного преступника!.. Торопова доставили в управление полиции Касумигасэки. Там на смену полицейским в форме, оформившим протокол об «умышленном наезде господина Торопова на велосипедиста с травмами, потенциально грозящими летальным исходом», пришли другие полицейские, уже в штатском. Это были сотрудники иностранного отдела Главного управления полиции Токио. Полицейские в штатском допрашивали Торопова с перерывами всю ночь до утра следующего дня. Они мусолили детали его наезда на велосипедиста, в красках расписывая причиненные повреждения внутренним органам, чреватые смертельным исходом. Закончив изматывать русского страшными рассказами о травмах пострадавшего и незавидной судьбе водителя, которому грозит тюрьма на долгие годы в случае смерти велосипедиста, полицейские приступили к главному. Старший из них, с вставными зубами и очками в тонкой оправе, прикрывавшими холодные, беспощадные акульи глаза, напрямик спросил Торопова: — С кем вы встречались три недели назад в ресторане в переулке позади универмага «Мицукоси» в квартале Гиндза? — Не понимаю, о чем вы говорите, — спокойно ответил Торопов. Наконец до него дошло, для чего разыгран как по нотам весь этот дешевый спектакль. Только ноты были фальшивыми. — Повторяю: с кем встречались и какова была цель встречи? — Ни с кем не встречался. Просто ужинал. — От вашего ответа зависит ваша судьба. В случае смерти пострадавшего окажитесь в тюрьме. Надолго. * * * Японское министерство иностранных дел уведомило советское посольство об аресте корреспондента Торопова только на следующий день. Консул немедленно отправился в полицейское управление Касумигасэки. Торопова привели в комнату свиданий. Он был в обычном деловом костюме и сорочке, но без галстука. На лице — легкая щетина. Выглядел усталым после бессонной ночи и бесконечных допросов. — Что произошло? — встревоженно спросил консул Шаронов. — Вас не избивали? — Физически — нет. — Что вам инкриминируют? — Наезд на велосипедиста с почти смертельным исходом. — Почти смертельным? — Вот именно! Состояние пострадавшего велосипедиста находится в прямой зависимости от сговорчивости автомобилиста. — Понятно-о-о! — протянул консул. — Будем принимать экстренные меры. А что конкретно произошло? — Когда я въезжал медленно в ворота территории МИДа, неожиданно в крыло машины врезался велосипедист. Упал и притворился тяжело травмированным. Тут же, как по команде, налетели полицейские и скрутили меня. — Какие условия содержания? — Нормальные. Хотя точно не могу сказать, поскольку ранее не приходилось бывать в подобных заведениях. — Вам что-то требуется, помимо консульской помощи? — Да, требуется. Просьба доставить мне зубную пасту, щетку и питьевую воду. — Здесь вам это не предоставили? — С готовностью предоставили. Но я рассчитываю получить все это из нашего посольства. Боюсь, как бы они не подмешали психотропные вещества. У Шаронова расширились от удивления глаза. Консул в своей не такой уж длительной дипломатическое карьере, — это была его вторая командировка, — не сталкивался прежде с подобной ситуацией. — Обязательно постараемся выполнить вашу просьбу! Я доложу послу. Торопов молча кивнул в знак принятия к сведению сказанного консулом и четко произнес: — Я объявляю сухую голодовку в знак незаконного ареста. Боюсь, долго не протяну без пищи. Поэтому прошу советское посольство принять все необходимые меры для моего скорейшего освобождения! Голос Торопова звучал уверенно, без надлома. Шаронов удивился стойкости и спокойствию Торопова. Еще сравнительно молодой, но чувствуется твердая воля и уверенность, что его не оставят в беде. — Сделаем все необходимое! — горячо заверил корреспондента консул. — Держитесь! Посольство СССР потребовало от министерства иностранных дел Японии принять срочные меры в целях незамедлительного освобождения из-под стражи советского журналиста Торопова. Вербальную ноту передал посол Званцов заместителю министра иностранных дел Уэмуре. Сразу же после демарша советского посольства резко интенсифицировались допросы Торопова. Сотрудники иностранного отдела полиции стремились сломить волю русского и требовали признаться в незаконной деятельности на территории Японии. — Вашей карьере все равно конец! — шипел тот самый полицейский начальник в очках и со вставными зубами. — Признаетесь вы или не признаетесь, ваши боссы все равно поставят на вас крест как на агенте. Вопрос только в цене с вашей стороны. — Я не продаюсь! — коротко ответил Торопов. — Повторяю, вопрос в том, на какую плату вам придется пойти. Или вы рассказываете о конспиративной встрече, и мы вас отпускаем, или вы при нежелании сотрудничать с нами сядете в тюрьму на длительный срок. Выбирайте, что предпочтительнее для вас. Карьера ваша все равно будет разрушена, но сохраните жизнь, по крайней мере не подорвете здоровье. — У вас нет оснований посадить меня в тюрьму! Это — грубая провокация! — громко сказал Торопов. Ему уже порядком надоел грубый шантаж со стороны японских полицейских. — Одумайтесь, пока не поздно! — взревел следователь. — Сам включи мозги! Все равно не добьешься от меня ничего! — прокричал в ответ Торопов. Полицейский опешил от такой наглости русского. Его прижали к стене, а он еще орет в ответ! Этот допрос оказался последним за время пребывания Торопова в полицейском управлении Касумигасэки. Через два дня его выпустили из околотка и передали сотрудникам советского посольства. Торопов находился в заключении неделю. * * * Когда Торопов приехал на консульской машине в советское посольство, первым делом поднялся на этаж резидентуры. Резидент и его заместитель уже поджидали его в кабинете шефа. После объятий и крепких рукопожатий сразу же приступили к основной теме. — Леонид, что произошло? Как они могли узнать о той строго конспиративной встрече? — задал резонный вопрос резидент. — Ума не приложу! Все семь дней, когда сидел там у них, думал только об этом, — ответил Торопов, посмотрев на резидента и его заместителя. — Но как-то они пронюхали!.. — вступил в разговор зам резидента Октябрий Ильич. — И что весьма странно: пошли на беспрецедентный шаг — арест. Причем через три недели после встречи с контактом. — Что все же надумал за эту неделю, когда ломал голову над происшедшим? — вернулся к своему вопросу резидент.