Хапаранда от финского Haaparanta, по-шведски Аспстранд, «осиновый берег». Наступили хорошие годы, когда она росла как на дрожжах. Дела у нее шли наилучшим образом, в то время как другие переживали самые трудные для них времена. Есть свои преимущества в том, чтобы быть нейтральным пограничным городом в охваченном войной мире. Худо-бедно она оставалась единственными открытыми в Россию воротами. Игольным ушком между востоком и западом. Товары, письма, продукты, люди. Грузы: легальные, нелегальные, живые, ценные, опасные. Через нее шел весь мировой трафик — неважно, что перевозилось. Она цвела. Процветала. Сегодня она немного поникла. Ведет, очевидно, более спокойную жизнь. Медленно сжимается. Полного краха не случается, но каждый год в ней умирают и покидают ее больше людей, чем рождаются и приезжают. Она хорошо знает своих жителей. Делит их жизнь, все видит и знает. Помнит и ждет с нетерпением. Нуждается в каждом. Она — город и существует, только пока люди решают жить в ней. Словно бог, который перестает существовать в ту же секунду, как все перестают верить. Поэтому, молча и терпеливо простираясь вдоль вечного течения реки, она приветствует новых жителей и оплакивает ушедших. Мест для парковки было предостаточно, так что Ханна выбрала одно свободное, ближе всего к магазину «Стадиум», вышла из машины и огляделась, заправляя рубашку в форменные брюки. Уходя из отделения полиции, она почувствовала прилив жара, и хоть он и длился пару минут, но она продолжала ощущать, как горит лицо, а по спине течет пот. Погода не особенно помогала. Тринадцать дней подряд стояла жара и необычная для июня температура выше двадцати; у торгового центра около трассы E4 было спокойнее чем обычно, а расположившиеся там в ряд десятки магазинов надеялись, что и им достанется немного силы притяжения «ИКЕА». Сегодня дела шли так себе, отметила Ханна, автоматически бросив взгляд на автомобиль, и проделала остававшиеся до входа в спортивный магазин пару шагов. Внутри прохладнее, чем снаружи. Редкие покупатели рассредоточены среди стальных вешалок с этикетками, возвещавшими, что товары на них теперь на 40–70 процентов дешевле. Ханна подняла руку, приветствуя женщину за кассой. Не знакома с ней, но знает, кто она. Тарья Бурелль, замужем за Харальдом, младшим братом Карин со стойки администрации. Тарья ответила на приветствие и кивнула вглубь магазина. Ханна сразу увидела, из-за кого она тут. Молодой мужчина — его она тоже узнала. Йонатан, отзывается на Йонте, фамилию она сразу не вспомнила, значит, он не из самых частых гостей в камере. Она прошла дальше к сваленным друг на друга обувным коробкам у стены, где было выставлено их содержимое. Молодой мужчина, покачиваясь, шагнул к паре тридцатилетних, которые постарались от него уклониться, но при этом не дать ему их прогнать, так что просто-напросто сделали вид, что его не существует. — Можно вас на минуточку? Йонте обернулся к Ханне. Если восковое лицо и дерганые движения не известили бы ее о том, что она имеет дело с мужчиной с сильной абстиненцией, то расширенные зрачки сомнений не оставляли. Вероятно, героин. Или Субутекс. Доступ к нему и, следовательно, злоупотребление сильно выросли за последние годы. — Что? — с возмущением выдавил из себя молодой мужчина, шмыгнув носом. — Мне просто нужно с вами поговорить, пройдите за мной на улицу. — Я ничего не сделал. — Это мы всегда можем обсудить. На улице. Она коснулась его плеча, а он так резко оттолкнул ее руку, что почти потерял равновесие и вынужденно, чтобы не рухнуть, шагнул назад. — Отвалите от меня! Я просто прошу денег, — продолжил он, дернув плечом, от чего весь драматизм испарился. — Побираюсь. Это не… это законно. — О`кей, но когда вам ничего не дают, что вы тогда делаете? — А что, о чем вы? Ханна заметила, как он с трудом пытается сфокусировать блуждающий взгляд. — Вы грозитесь их избить. — Ааа, это… я это не сделал… — Да, но нельзя просто разгуливать и угрожать людям, так что пройдемте. Она снова положила ладонь ему на плечо, и реакция оказалась такой же как в прошлый раз — резкое движение назад, которое, по-видимому, стало полной неожиданностью для остальных частей тела. — Уберите свои лапы! — Без проблем, — ответила Ханна, убирая руку. — Тогда выйдете со мной на улицу? — Да, но не трогайте меня. Ханна шагнула вбок и показала рукой, чтобы он шел впереди нее. Покачиваясь, он медленно двинулся к выходу. Когда они проходили мимо ящика с фирменными трусами, он резко схватил несколько упаковок и неуклюже попытался запихнуть их под тонкую куртку. — Вы серьезно? — устало возмутилась Ханна. — Думаете, я собаку-поводыря забыла на улице? — Что такое? — отреагировал, казалось, ничего не понимающий Йонте. Ханна со вздохом подошла, взяла белье и кинула его обратно в ящик. Резкий толчок в спину давал понять, что с нее хватит. Он вроде все понял и послушно направился к выходу. Когда они вышли на яркое солнце, он притормозил и поднял руку для защиты своих чувствительных к свету глаз. Очередной толчок направил его в сторону припаркованной полицейской машины. На полпути он остановился и, прижав руку к животу, немного наклонился вперед. На лбу проступили крупные капли пота. — Мне хреново. — Потому что вы пихаете в себя кучу дерьма. Йонте не ответил, но Ханне показалось, что она увидела слабый кивок, прежде чем Йонте двинулся вперед. Она посадила его на заднее сиденье, и вскоре они отправились в путь. Ее взгляд упал на собственные руки. Обручальное кольцо, конечно, теперь сидит немного плотнее, чем когда она впервые надела его на безымянный палец, и нет ни малейшего шанса, что она влезла бы в свое свадебное платье, если бы ей это зачем-то понадобилось, но пальцы у нее не толстые. Она сама не толстая. Живот за последний год немного округлился, но пару недель назад она нашла в интернете калькулятор, куда вбиваешь рост и вес и узнаешь свой ИМТ[1]. У нее — 27. Она задумалась, не поделиться ли с мужчиной на заднем сиденье забавным фактом, что ее ИМТ равен его IQ. Взгляда в зеркало заднего вида хватило, чтобы понять, что в таком случае ее бы никто не услышал — пассажир на заднем сиденье свесил голову на грудь, будто заснул. Поездка продолжалась в тишине. Вскоре они оказались на другой стороне E4, направляясь в более-менее пустынный центр. Клиенты большой мебельной компании редко добирались до исторического центра, который кое-как сводил концы с концами по другую сторону Европейской трассы — в определенном отношении такой же линии раздела, как находящаяся в паре сотен метров граница с Финляндией. Она свернула налево около красного двухэтажного здания редакции местной газеты «Хапарандабладет», которая сейчас выходит лишь два раза в неделю, и подъехала к довольно безликому вытянутому трехэтажному зданию из желтого кирпича, где располагалась полиция в компании с налоговой, страховой и другими службами. Она припарковалась на одном из двух оставшихся свободных мест в паркинге, вышла из машины, наклонилась к заднему сиденью и потрясла мужчину, приведя его в чувство. Он с трудом покинул автомобиль и сам, без ее указаний, направился к двери в изолятор. Внезапно он остановился, оперся одной рукой о капот и застонал. Ханна как раз достаточно поравнялась с ним, чтобы увидеть его пустой взгляд. Без малейшего предупреждения мощная струя рвоты угодила ей прямо под подбородок, сквозь ткань Ханна почувствовала тепло, стекавшее вниз по рубашке. Вонь мгновенно ударила ей в нос. — Да черт побери! Она успела шагнуть в сторону, так что следующая крупная порция приземлилась на пол рядом с ней и лишь запачкала обувь и нижнюю часть брюк. Молодой мужчина выпрямился, глубоко вздохнув и с облегчением улыбнувшись. Стараясь делать небольшие короткие вдохи ртом, Ханна толкнула дверь в маленькое помещение, где задержанных регистрировали и затем отправляли в одну из четырех камер, которые оказались сегодня пустыми. Задержанную на прошлой неделе за хранение наркотиков женщину арестовали и перевели в Лулео, на выходных был случай нетрезвого вождения, они выписали два штрафа на месте — один за снятый с регистрации автомобиль, второй за использование прицепа без прав, — а утром в воскресенье помогали работникам скорой с пьяной женщиной, сломавшей запястье, и нашли сбитого оленя на обочине. В изолятор никто не попал. Морган Берг шел по коридору с чашкой в руке, остановился и попятился назад, когда увидел, что его ожидает. — Зарегистрируйте его, — приказала Ханна и толкнула Йонте к приделанной к стене скамейке напротив маленькой регистрационной будки. Не дожидаясь ни ответа, ни возмущений, она развернулась, достала карточку-пропуск и открыла дверь у себя за спиной. Короткий коридор, голубые металлические шкафчики с одной стороны, отдельные стулья тут и там, трубы и провода на потолке. Посетителю он сразу напомнил бы тоннель, но это была мужская раздевалка, через которую необходимо пройти, чтобы попасть в женскую. Ханна подошла к своему шкафчику и начала раздеваться. Непонятно, это просто запах рвоты или ей правда немного попало в рот. Она старалась подавить собственные рвотные позывы. Она всегда с трудом справлялась: когда дети были маленькими и их тошнило, Томас брал на себя все заботы. Она с отвращением расстегнула, сорвала с себя рубашку и швырнула ее на пол. Наклонилась и сняла обувь и носки. Звонок телефона застал ее в бюстгальтере и форменных брюках. Одолеваемая соблазном не отвечать, она все-таки бросила взгляд на экран. Уппсала. Там учится Габриэль. Номер не его, но, может, это его друг, вдруг он потерял телефон, что-то могло случиться. Она нажала на кнопку приема вызова, коротко ответив: — Да, Ханна. — А, да, алло, это Ханна… Вестер? — услышала она голос на другом конце, который явно где-то искал ее фамилию, прежде чем произнести ее. — Да, кто это? — Извините, меня зовут Бенни Свенсéн, я звоню из НВИ. — На секунду он умолк, видимо, размышляя, не объяснить ли значение НВИ, но очевидно передумал. — Хотел бы поговорить с вами о тех волках, вы ведь ими занимаетесь? Она и правда ими занималась. Вела предварительное следствие по делу о нарушении правил охоты, где фигурировали волки. Немецкий путешественник позвонил в среду и на ломаном английском взволнованно рассказал, что нашел мертвого волка. Долго друг друга не понимая, они наконец смогли разобрать название места. По приезде туда оказалось, что речь идет не об одном мертвом волке, а о двух. Самка и детеныш. Видимые внешние повреждения отсутствовали, но казалось маловероятным, что оба могли умереть от естественных причин всего в километре друг от друга. В любом случае, согласно протоколу, трупы отправили в Национальный ветеринарный институт, по указанию которого теперь звонил Бенни Свенсéн. — Видимо, да, — подтвердила Ханна и подавила желание сплюнуть. — Если вы о самке и детеныше, найденных рядом с Каттиласаари в среду. — Да, это они, у нас сейчас тут других волков нет. — Ну, откуда мне это знать? — Да, конечно, но… — Неважно, что вы хотели? — Она пожалела, что ответила на звонок, ей хотелось только как можно скорее снять оставшуюся одежду и прыгнуть в душ. К тому же она думала, что знает причину его звонка. Волков отравили. Речь шла о деле о нарушении правил охоты, которое с высокой вероятностью сразу закроют, как только доведут до прокурора в Лулео. Ресурсозатратное дело с низким приоритетом и процентом раскрытия. Волки редко появлялись на этой территории, никакого постоянного ареала тут, насколько ей известно, нет, но иногда они забредали из других частей Швеции, из России, Финляндии и Норвегии. Однако когда их обнаруживали, они обычно вскоре «исчезали». — Причина смерти — отравление, — отчетливо услышала она слова Бенни, и у нее перед глазами возникла картина, как он зачитывает протокол вскрытия. — Отлично, теперь я в курсе, — сказала она, одновременно расстегивая брюки и вылезая из штанин. — Мне сейчас немного неудобно, так что не могли бы вы прислать протокол, спасибо. — Она ясно давала понять, что хочет завершить разговор. Так ей казалось. Очевидно, для Бенни это прошло совершенно незамеченным. — Есть еще кое-что. — Что же? — резко спросила она не в силах сдержать нетерпение. От его слов она замерла, на мгновение забыв, что стоит полуголая, испачканная рвотой, сомневаясь, верно ли все расслышала. — Она съела человека? — переспросил, уставившись на Ханну, Гордон Бакман Ниска. Его тон выдавал, что ему не очень-то хочется в это верить и вместе с тем он уже размышляет о последствиях, если это все-таки правда. — Они оба, по информации НВИ, — утвердительно кивнула Ханна. Гордон глубоко вздохнул и ловко поднялся с эргономически безупречного офисного кресла, подошел к выходящему на улицу Страндвэген окну, окинув взглядом парковку на противоположной стороне. В свои тридцать шесть он был самым молодым комиссаром в истории Хапаранды, а светло-голубая рубашка кроя слим-фит подчеркивала, что он еще и в самой хорошей физической форме. Дополнительными доказательствами выступали дипломы с трех соревнований Ironman и четырех «Свенска Классикер», висевшие над низкой книжной полкой за его столом. Ханна с Морганом молча стояли в ожидании, пока Гордон засовывал под верхнюю губу пакетик снюса.