54 Санат углубился в лес, нашел пенек, усыпанный опятами, срезал самую крупную гроздь, положил в корзинку и сразу потерял к грибам интерес. Этого достаточно, чтобы прикинуться грибником, теперь можно вернуться к опушке, ведь он в лесу с другой целью. Сегодня в соседнюю деревню Трифонов привез Сану, они заселились в уединенный домик на отшибе, и Санат внимательно слушал, что происходит за бревенчатыми стенами. Полковник был показательно вежлив, все бытовые хлопоты взял на себя, по всей видимости, и правда хотел, чтобы последние часы жизни Вокалистка провела в комфорте. Хотя бы это она заслужила. Он готовил ужин на газовой плите, нарезал дефицитную финскую салями, мыл свежие овощи и зелень, купленные на центральном рынке, и красиво выкладывал закуски на широкое блюдо. В маленьком дребезжащем холодильнике охлаждалась бутылка кипрского муската. Санат слышал каждый его шаг, движение рук и даже вздохи, но не слышал главное — его мысли. Как полковник думает убить Сану? В подслушанном приказе речь шла о взрыве газа, поэтому Санат особенно внимательно прислушивался к газовому баллону, подсоединенному к плите и стоявшему в углу кухни. Шипения не слышно, утечки газа нет. Или его подводит слух? В любом случае, пока Трифонов в доме, взрыва не будет. Быстро стемнело. Глупо изображать грибника в ночном лесу, да и застать врасплох его никто не сможет, он контролирует любое движение в округе. Вот к деревне подъезжают «жигули» — знакомое урчание мотора. Санат вышел на обочину в свет фар и махнул рукой. Что поделаешь, обычным людям приходится под нос высовываться, чтобы заметили. Легковушка остановилась. Сидевший за рулем Самородов успокоился, разглядев друга, и разблокировал дверь. — Как она выглядит? Я не ошибся? — спросил Санат, сев в машину. — Вот фото. С могилы взял. Антон протянул фотографию молодой девушки в траурной рамке. Не толстушка, по возрасту соответствует Сане, умерла от порока сердца, поэтому тело в полной сохранности. Вчера Санат просканировал полгорода в поисках семьи, оплакивающей безвременно ушедшую молодую девушку. Дальше дело техники — Антон проследил траурную процессию до могилы, запомнил место на кладбище. — Подойдет, — констатировал Санат. — Лопаты приготовил? — На кладбище припрятал и одеяло крепкое взял, чтобы в нем переносить. — Тогда поехали откапывать, — решил Санат. — Прямо сейчас? — похолодел Самородов. Одно дело строить планы, и совсем другое приступить к их практическому воплощению. Идею с подменой тела они подслушали у чекистов. И правда, после пожара со взрывом поди разберись Сана была в доме или другая девушка. На словах выходило просто: тайно раскопай могилу, вскрой гроб, забери тело и приведи могилу в порядок. То, что родственникам останется пустое захоронение, не страшно, ведь главное в человеке на бренное тело, а бессмертная душа. Более того, если тело послужит для спасения невинной девушки, то благое дело и душе зачтется. Примерно так убеждал себя Антон. — Ты хочешь вернуть Сану или нет? Это же твой план, — наседал на него Санат. — Ну да, — согласился Самородов. — Покойнику до лампочки, что в могиле лежать, что в костре гореть. Погнали за телом! — Мне надо отлить, — признался Антон. — Так не тяни. Заодно грибы из корзинки выброси. Антон вернулся к машине, плеснул водой из бутылки и обтер лицо. — Сейчас самое время, — продолжал убеждать его Санат. — Пока они ужинают, мы успеем обернуться. — Думаешь, он ее сегодня? — с сомнением спросил Антон, сев за руль. — А для чего он коньяк притащил, вино охлаждает? Оттягивать нельзя, Трифонов может начать действовать в любой момент. Тело должно быть наготове. Самородов посмотрел на редкие огоньки деревни на черном фоне небосвода, выкрутил руль и развернулся на узкой дороге. Сергей Васильевич Трифонов взвалил на себя домашние хлопоты для того, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Он человек долга и обязан беспрекословно выполнять приказы начальства. Кто ему Вокалистка? В сущности, никто. Она преступница, которую он спас от тюрьмы. Да, она принесла некоторую пользу стране, помогла Андропову в борьбе с конкурентом… Ну вот, опять он занят не теми мыслями, корил себя полковник. Забыть о прошлом! Сейчас он должен думать только о том, как выполнить приказ. За ужином Трифонов налил Вокалистке мускат, любимое женщинами вино, но девушка к бокалу не притронулась. Тогда он заварил ей чай на травах и щедро добавил туда мед и коньяк. Сана не сразу распознала в горячем сладком напитке вкус алкоголя, а когда поняла, что выпила лишнего, и сейчас ее дар затуманится, сразу успокоилась. Санат просил ее быть начеку, но она до конца не верила, что Трифонов способен на подлость. Неужели он своими руками уничтожит не просто девушку, с которой сдружился, а еще и ценного агента? В конце концов ей надоело вслушиваться в каждый шорох и ждать беды — будь, что будет! Ее отца Трифонов не смог спасти, а может и не собирался. А ей и не обещал. Служба у него такая. Она надела наушники и включила на портативном магнитофоне оперетту «Москва-Париж», ту самую запись, где она дерзко исполнила мужскую и женскую партии. Кассету ей передал Антон со словами: я никогда не забуду. Она слушала свой голос и тоже многое вспоминала. Тогда в Барнауле было начало ее бесшабашной деятельности, неужели сегодня придет конец?.. Ссылаясь на холод, Трифонов закрыл форточки и ушел мыть посуду. Он гремел тарелками, оттягивая роковой шаг. Когда в его руке оказался блестящий нож он посмотрел на шланг, идущий от газового баллона к плите. Можно надрезать шланг, но утечку газа трудно будет контролировать. Проще повернуть ручки газовых горелок и не подносить спички. Разумеется, даже после пожара их найдут открытыми, но что с того. Девушка решила покончить с собой — вот главная версия. Наверняка следователь будет проинструктирован. Трифонов вымыл посуду, вернулся в комнату с бокалом коньяка и включил телевизор. Вокалистка выпила свой чай полностью, а это добрых пятьдесят грамм коньяка. Слух ее притупился, она в наушниках, глаза полузакрыты, да и громкость телевизора можно увеличить. Он так и сделал. Немного посмотрел телефильм, потягивая коньяк, сделал вид, что хочет выпить еще, и ушел на кухню за бутылкой. Там глотнул прямо из горлышка и выдохнул в кулак — пора! Он открыл краны на плите. По едва заметному колебанию воздуха над горелками было видно, как струится газ. Трифонов принюхался — не пахнет. Чистый метан без пахучих присадок — специалисты хорошо подготовились. Минут через двадцать концентрация газа станет взрывоопасной и тогда… Полковник вернулся в комнату с бутылкой коньяка, не закрывая дверь на кухню. Хотел плеснуть себе в бокал, но проявил показную неловкость и выронил бутылку. Склянка грохнулась о пол и разбилась. — Черт! Сиди-сиди, я сам. — Он жестом остановил Вокалистку, которая лишь открыла глаза и не собиралась ему помогать. Полковник прибрал осколки, повздыхал, сожалея об утрате, мучительно потер горло и стыдливо признался: — Настроился как следует выпить, а тут такое. Я сбегаю в магазин, пока не закрылся. Вокалистка пальцем показала на бутылку муската на столе. Трифонов поморщился: — Не мой напиток, это для дам. Попробуй. Сергей Васильевич протянул ей бокал с вином. Сана посмотрела ему прямо в глаза и выпила до дна. Он отвел взгляд, засуетился, не зная, куда деть руки, и промямлил скороговоркой: — Правда, вкусное? Такое вино только по знакомству достать можно. А я пойду, куплю себе что попроще. Ты подожди, я быстро. Он смутился, торопливо вышел из дома и плотно прикрыл за собой дверь. Ну вот и все. Еще минут десять подождать, пока газ заполнит комнату. Потом выключить общий рубильник на столбе, чтобы обесточить дом. А затем резко вернуть рубильник на место, как написано в инструкции. Ток побежит по проводам и где-нибудь, об этом позаботились специалисты, — в лампочке, в телевизоре или розетке вспыхнет искра, которая в обычных условиях совершенно безобидна, но сейчас… — Гони! — прикрикнул Санат на Антона. Они возвращались с кладбища. На заднем сиденье покоилось завернутое в одеяло тело девушки. Самородов лишь пару минут назад сумел унять внутреннею дрожь. Всю дорогу он вел машину строго по правилам, чтобы, не дай бог, не привлечь внимание гаишников. Стоит ли рисковать на последних километрах? Он покосился на Саната, заметил бессильную ярость в его глазах и нажал на педаль газа. Машина понеслась, подпрыгивая на кочках проселочной дороги. — Что происходит? — спросил Антон. — Трифонов вышел из дома и закрыл дверь. — Завой, скажи ей, что мы рядом, предупреди, — требовал Антон. — Бесполезно, он напоил ее. Самородов сжал руль и увеличил скорость. Санат продолжал контролировать махинации Трифонова и догадался, к чему тот готовится. Еще он слышал, как монотонно и неумолимо вытекает газ из плиты, а в соседней комнате Сана отгородилась от мира любимой музыкой, погрузившись в воспоминания. Он слышал все, но не знал самого главного: когда полковник сочтет концентрацию взрывоопасного газа достаточной, сколько минут осталось? Трифонов подошел к столбу, открыл распределительную коробку. Будь проклята служба с приказами, на которые он должен отвечать: так точно! Надо было выжрать всю бутылку коньяка без закуски, а лучше две, чтобы отключить мозги, когда рука возьмется за рубильник. Он посмотрел на освещенные окна обреченного домика. Спецы хорошо подготовились, даже занавески сняли, чтобы он мог снаружи контролировать поведение жертвы. Вот Сана поджала ноги на диване, откинула голову на мягкую спинку, ее глаза закрыты, на голове наушники, а на коленях магнитофон. Кажется, что она счастлива. И зачем он только посмотрел! Давление подскочило. Полковник почувствовал нарастающую головную боль и неприятную муть в груди, он выругался сквозь зубы и опустил рубильник. 55 Машина мчалась к деревне. Самородов, бросая взгляд на сосредоточенного Саната, просил, чтобы тот рассказывал о происходящем с Саной. Когда он услышал, что Трифонов открыл распределительную коробку с электропроводкой, он снова потребовал: — Что ты сидишь! Вой, кричи, делай, что хочешь, но Уголек должна выйти из дома. И Санат завыл. Но делал это не так, как прежде. Он не имитировал вой волка, чтобы обратиться к сестре. Он знал, что в нынешнем состоянии она его не услышит. Его гнев был направлен на источник опасности для нее. Прячась от милиции последние два года, Санат пытался понять причину охоты за ним. Разговоры с матерью об отце многое ему открыли. Помимо уникального слуха Композитор мог издавать любые звуки, даже столь низкие, которые обычные люди не слышат, но от которых им становится жутко и мерзко, порой настолько, что человек не выдерживает навалившегося ужаса, впадает в панику и умирает. Санат изучил этот вопрос и понял, что отец владел инфразвуком. Это казалось невероятным, но если Композитор смог, то и он, его сын, должен попробовать. Санат стал развивать свои способности, чтобы породить неслышимый кошмар и частично преуспел. Когда на вокзале в Барнауле у него попытались проверить документы, он зашипел с такой неистовой силой, что подходившие к нему милиционеры почувствовали тошноту, рвоту и неприятный звон в голове. Они отказались от своих намерений и поспешили свернуть к туалету. Тогда им руководил простой страх, а сейчас неистовая злость удесятерила его силы. Санат заголосил, шипя и растягивая гласные. Его жуткий вой становился все ниже, пока звучания голоса вообще не стало слышно. Раскрытый рот, раздутая шея, дрожащая грудь выталкивали неслышные звуковые волны, пронизывающие любые препятствия и вступавшие в резонанс с внутренними органами людей. «Жигули» уже въехали в деревню, Антон почувствовал себя плохо, бросил руль и остановился, стиснув пальцами виски. Подобную внезапную дурноту ощутили многие жители деревни. А Санат продолжал голосить. Он покинул машину и целенаправленно двигался к полковнику. На врага сестры был нацелен главный удар бесшумной энергии. Чем ближе он подходил к цели, тем сильнее было воздействие инфразвука.