Оперативная разработка и следствие в отношении Каймадо продолжались до ноября 1943 года. В ходе нее органам военной контрразведки удалось выявить еще двух резидентов японской разведки и разоблачить 39 агентов, находившихся у них на связи. Результаты этой работы оказались столь весомы, что 1 ноября 1943 года начальник ГУКР Смерша НКО СССР В. Абакумов отдельной докладной запиской доложил Верховному главнокомандующему И. Сталину «о разоблачении японских резидентур, действовавших в Забайкалье». О нем доложили Сталину Часть первая Вода, огонь и медные трубы разведчика Прядко 22 июня 1941 года хрупкую предрассветную тишину на западной границе СССР взорвали залпы десятков тысяч орудий и рев моторов армад фашистских самолетов. Невиданный по мощи удар артиллерии и авиации стер с лица земли пограничные заставы и передовые укрепления советских войск. Вооруженная до зубов гитлеровская армия, быстро подавив очаги сопротивления, ринулась в глубь страны. «Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед…», которая, по заверениям советских вождей, должна была бить противника на чужой территории, терпела одно поражение за другим на собственной земле. Для них и всего народа все происходящее стало настоящим потрясением. Вдвойне испытали его оказавшиеся в окружении сотни тысяч бойцов и командиров Красной армии. Одни, раздавленные этой, казалось, несокрушимой мощью германской военной машины, теряли волю к сопротивлению и сдавались в плен. Другие сражались до последнего патрона, который оставляли для себя. Третьи наперекор всему упорно пробивались на восток для соединения с частями действующей армии. К концу осени 41-го года, когда фронт откатился на сотни километров на восток, лишь немногим по силам оказался долгий и тернистый путь к своим. 27 ноября 1941 года на участке обороны 6-й армии Юго-Западного фронта ненадолго установилось короткое затишье. Морозная дымка укутала окопы и нейтральную полосу. Часовые 417-го стрелкового батальона напрягали слух, чтобы не прозевать вылазку вражеских диверсантов. К концу подходила вторая смена дежурства, когда в тылу гитлеровцев вспыхнула беспорядочная стрельба. Ее шум нарастал и стремительно накатывался на нейтральную полосу. Резервные огневые группы батальона еще не успели занять места в окопах, как наступила разгадка: из тумана перед ними возникли, словно призраки, размытые силуэты. Заросшие, изможденные лица, истрепанное обмундирование и трофейное оружие говорили сами за себя. Это были окруженцы. Потом, когда радость встречи прошла и была выпита первая кружка спирта, а затем съедена краюха хлеба, командир батальона, пряча глаза от окруженцев, распорядился, чтобы они сдали оружие старшине и отравились на фильтрацию к особистам. В ответ послышался недовольный ропот. Капитан, потупясь, только развел руками. Этот порядок установил не он, и окруженцам пришлось подчиниться. Возле блиндажа, в котором располагался фильтрационный пункт Особого отдела НКВД СССР 6-й армии, выстроилась молчаливая очередь. Бойцы нервно переминались с ноги на ногу и исподлобья постреливали колючими взглядами на брезентовый полог, закрывавший вход. За ним происходило что-то непонятное. Прошло пять минут, десять. Но никого в блиндаж так и не вызвали. Похоже, особист решил поиграть на нервах окруженцев. Но те, кто так думал, были не правы. В это время оперуполномоченный лейтенант государственной безопасности Виктор Макеев просматривал документы окруженцев. Опрос он решил начать со старшего лейтенанта Прядко. Его настораживало то, что разношерстную группу бойцов и младших командиров возглавил не политрук или строевой офицер, а какой-то интендант. Здесь, как ему казалось, было что-то нечисто, и в голове зароилось подозрение, как бы тот не оказался подсадной уткой гитлеровской разведки. За пять месяцев войны Макеев насмотрелся всякого и уже ничему не удивлялся. На всякий случай, расстегнув кобру и проверив пистолет, он приказал сержанту вызвать Прядко. Прядко решительно вошел в блиндаж и, освоившись с полумраком, уселся на табурет, не спрашивая разрешения. В свете чадящего фитиля на Макеева из-под буйной пряди волос с вызовом смотрели карие глаза. Судя по всему, перед ним сидел крепкий орешек, и он решил для разминки «поколоть» его на косвенных признаках. Это ничего не дало. Прядко держался уверенно и без запинок отвечал на самые каверзные вопросы. Не взял его Макеев и на испуг. На обвинение в лоб в связях с гитлеровской разведкой последовал ироничный и хлесткий ответ. В душе Макеева начали вскипать раздражение и злость, но разум взял верх, и тогда он иными глазами посмотрел на дерзкого, не лезущего за словом в карман интенданта. Тот, похоже, оказался настоящей оперативной находкой. В те тяжелейшие дни, когда обстановка на фронте менялась каждый день и враг, казалось, находился повсюду, иметь в чужом стане свои глаза и уши было пределом мечтаний военных контрразведчиков. Но Макеев не спешил с решением. Гитлеровцы тоже не лыком были шиты. Опасаясь самому оказаться игрушкой в руках абвера, он продолжил дальнейшую проверку Петра Прядко. Она заняла не больше часа. В группе окруженцев оказались сослуживцы, знавшие Петра еще по довоенным временам. Главным же аргументом, убедившим Макеева в мысли задействовать его в качестве зафронтового агента, было то, что Прядко ни минуты не находился во вражеском плену, а значит, не мог быть завербован. Это свое предложение Макеев в тот же день доложил начальнику Особого отдела НКВД СССР 6-й армии капитану государственной безопасности Павлу Рязанцеву. Тот после ряда уточняющих вопросов согласился и потребовал дело в долгий ящик не откладывать. Спустя сутки после выхода из окружения Петр уже находился в Особом отделе армии и там под личным руководством Рязанцева на ходу принялся осваивать непростую «азбуку» разведки и контрразведки. В том, что Макеев в нем не ошибся, лучше всего говорит оперативная и личная характеристика на зафронтового агента Гальченко, позже утвержденная Рязанцевым. В ней отмечалось: «Прядко Петр Иванович, оперативный псевдоним. «Гальченко», он же «Петренко», кадровый сотрудник абвергруппы-102,1913 года рождения, уроженец м. Каневцы, Чернобаевского района, Полтавской области, украинец, кадровый военный, в Красной армии с 1937 года… Принимал участие в разработке… По своим качествам исключительно толковый работник, грамотный, сообразительный. Быстро и хорошо ориентируется в боевой обстановке. К заданиям относится серьезно и выполняет их точно, в соответствии с нашими указаниями…» Какие задания и где их предстояло выполнять, Петр такими вопросами, видимо, не задавался. В те суровые дни перед бойцами и командирами Красной армии стояла только одна задача: как можно больше забрать жизней врагов. И потому столь неожиданный поворот в службе и судьбе он встретил как должное. Короткое слово «надо» не оставляло места для сомнений. С того дня начался короткий и яркий путь в разведке Петра Прядко. Вряд ли в ту лихую годину Макеев, Рязанцев, а тем более сам Петр думали, что спустя 60 лет совершено секретные донесения и рапорты из дела зафронтового агента Гальченко станут предметом исследований историков отечественных специальных служб, войдут в известные сборники «Смерш», «Военная контрразведка России. История, события, люди» и послужат основой для настоящего очерка. Тогда все они мечтали только о том, как выжить и победить. Тем временем обстановка на фронте серьезно осложнилась. Враг снова перешел в наступление, а в тылу советских войск активизировалась его агентура. Руководство Особого отдела 6-й армии вынуждено было форсировать подготовку Петра. В ночь с 14 на 15 января 1942 года Гальченко, теперь уже зафронтовой агент под легендой дезертира-перебежчика, перешел на сторону гитлеровцев. Первая часть задания им была выполнена. Вторая и более сложная, связанная с внедрением в подразделение абвера — абвергруппу-102, осуществлявшую разведывательную и диверсионную деятельность в полосе обороны 6-й армии, могла закончиться ничем. Путь из лагеря в немецкую разведку оказался непрост. Прежде чем Петр попал в поле зрения вербовщиков из абвергруппы-102, он до дна испил горькую чашу советского военнопленного в сборно-пересыльном пункте, находившемся в окрестностях города Славянска Донецкой области: голод, холод, унижения со стороны охраны. Но не это стало главным испытанием для него, а презрение товарищей по несчастью, когда они узнали, что он пошел на сотрудничество с гитлеровцами и решил стать их шпионом. Расчет капитана Рязанцава на то, что грамотный, толковый офицер, «обиженный на советскую власть», может оказаться для абвера гораздо более перспективным, чем десяток перевербованных сержантов и рядовых, которых пачками забрасывали в советский тыл, полностью оправдался. Уже на первой ознакомительной беседе Петр приглянулся заместителю начальника абвергруппы-102 бывшему петлюровскому офицеру Петру Самутину. Набивший руку на вербовках агентов еще в белогвардейской контрразведке и съевший собаку в своем деле, он положил глаз на «пышущего ненавистью к Советам» смышленого офицера. Прошло несколько дней, и положение Петра резко изменилось. Его направили в базовый лагерь подготовки абвергруппы-102, находившийся в то время в Славянске. После беседы с ее начальником, кадровым военным разведчиком подполковником Паулем фон Гопф-Гойером, инструктора начали спешно готовить военнопленного Гальченко, теперь уже агента Петренко, к выполнению шпионского задания. В ночь с 25 на 26 января 1942 года новоиспеченный агент абвера перешел линию фронта с разведывательным заданием и уже вечером находился в кабинете капитана Рязанцева. Возвратился Петр не с пустыми руками. Десяти дней пребывания в абвергруппе-102 ему хватило, чтобы изучить ее структуру, собрать установочные и характеризующие данные на ряд кадровых сотрудников. Более того, он исхитрился добыть сведения на двенадцать агентов, готовившихся для заброски в советский тыл. В те суровые дни, когда военная контрразведка только начинала делать первые шаги по агентурному проникновению в гитлеровские спецслужбы, операция «ЗЮД», такое кодовое название она получила с легкой руки Павла Рязанцева, стала несомненным успехом. О нем он доложил начальнику Особого отдела Юго-Западного фронта Петру Ивашутину. Операция «ЗЮД» и работа с перспективным зафронтовым агентом Гальченко была им взята на личный контроль. В целях укрепления оперативных позиций Петра в абвергруппе-102 Павел Рязанцев с помощью офицеров штаба армии подготовил для Гопф-Гойера «ценную разведывательную информацию». 14 апреля подошел к концу срок выполнения задания агентом Петренко в расположении частей Красной армии, и он вынужден был снова возвращаться к «своим», пережив при этом несколько тревожных минут: контрразведчики, осуществлявшие его вывод за линию фронта, в темноте ошибочно забрались на минное поле. В группе Петренко встретили как героя. Добытые «ценные сведения» Гопф-Гойер доложил командованию 17-й армии вермахта. Вслед за этим последовало повышение Петра по служебной лестнице. Драчливого агента Петренко назначили командиром разведывательной группы. В ее состав в качестве заместителя командира группы вошел агент Чумаченко, а радистом — Погребинский. Их начали интенсивно готовить для выполнения важного задания. Гитлеровское командование накануне крупного контрнаступления под Харьковом остро нуждалось в свежих разведывательных данных о частях Красной армии на этом участке фронта. Гопф-Гойер решил, что именно группа опытного Петренко должна первой осесть в тылу советских войск и обеспечить штаб 17-й армии необходимой информацией. 17 мая группа была переброшена через линию фронта. Погребинский передал в эфир первую радиограмму об успешной легализации. Все последующие его сообщения шли уже под диктовку военных контрразведчиков. Здесь сказалась предварительная работа Петра с агентами абвера. На первом же допросе они сознались в связях с германской разведкой и предложили свои услуги. Операция «зюд» набирала обороты. О важной роли в ней Петра Прядко-Гальченко было доложено начальнику Управления особых отделов НКВД СССР комиссару государственной безопасности 3 ранга Виктору Абакумову. В спецсообщении по делу «ЗЮД» говорилось: «Врасположение Особого отдела НКВД 6-й армии вернулся из тыла противника агент «Гальченко». «Гальченко» по заданию 00 НКВД 6-й в январе с. г. посылался в тыл противника по внедрению в немецкие разведорганы. Выполнив это задание, «Гальченко» в начале февраля с. г. возвратился из тыла противника, будучи завербованным немецкой разведкой в гор. Славянске. Вторично, с соответствующими дезинформационными материалами, «Гальченко» был послан в тыл противника 14 апреля с. г., оттуда возвратился 17 мая с. г. Вернувшись из тыла противника, «Гальченко» привел с сбой двух немецких шпионов — Чумаченко и Погребинского, которые нами перевербованы. Он также принес ряд данных о разведоргане 17-й немецкой армии, разрабатываемом нами по агентурному делу «ЗЮД», о положении на оккупированной противником территории, о предателях и изменниках Родины, сведения о расположении воинских частей и т. п…» Операция «ЗЮД» вышла на качественно иной уровень. Контрразведчики получили возможность вести игру с гитлеровской спецслужбой на двух полях: через Петра — в абвер-группе-102, а с помощью перевербованных Чумаченко и По-гребинского — на своей территории. Но трагическое развитие обстановки на фронте помешало их замыслу. Два мощнейших контрудара вермахта в районе Белгорода и Харькова обрушили советский фронт. 6-я армия и ее особый отдел оказались в окружении. Капитан Рязанцев и его подчиненные отстреливались до последнего патрона, но в плен не сдались. Петр, потеряв связь с особистами и ничего не зная о судьбе Погребинского и Чумаченко, принял рискованное для себя решение: продолжать выполнение задания Рязанцева. Он покинул отступавшие части Красной армии и двинулся на запад, навстречу к немцам. Там его ждала ставшая уже дежурной проверка в группе. И на этот раз он не вызвал подозрений. Более того, Гопф-Гоейр ставил его в пример другим. В частности, он заявлял: «Ваш случай нужно рассказывать всем агентам, и это для них будет поучительно. Если бы все такие были, как Вы, это было бы очень хорошо. Пока отдыхайте. Я скажу, чтобы Вам дали много денег, папирос и водки». Долго отдыхать Петру не пришлось. Он был зачислен в кадровый состав абвергруппы-102 и назначен на исключительно важный участок работы, связанный с подготовкой документов прикрытия на агентуру, направляемую на советскую территорию. О такой удаче вряд ли могли мечтать Рязанцев и Макеев. Их разведчик получил доступ в святая святых в любой разведке ине преминул воспользоваться этим. В памяти Петра и тайнике накапливались установочные данные на агентов, их анкеты и фотографии. Время шло, но на связь с ним никто не выходил. Рязанцев и Макеев погибли, а те из работников Особого отдела, которые выжили и имели отношение к операции «ЗЮД», полагали, что зафронтовой агент Гальченко тоже давно погиб. Петр этого не знал и продолжал собирать разведывательный материал; он надеялся, что связник рано или поздно даст о себе знать. Надежде не суждено было сбыться. Наступило жаркое лето 42-го года. Оно обернулось катастрофой для советских войск. В знойных донских степях войска, оставшись без надежного воздушного прикрытия, становились легкой добычей фашистской авиации. На земле бронетанковые и моторизованные части вермахта перемалывали, как в мельничных жерновах, остатки истрепанных в непрерывных боях 51-й и 64-й армий. Фронт стремительно откатывался на восток. Вслед за ним продвигались разведывательно-диверсионные подразделения абвера. Новым местом дислокации абвергруппы-102 стал Ростов-на-Дону. Там на улице Первая Баррикадная до 10 августа находился ее штаб, в котором работал Петр. Так и не дождавшись связника, он решил действовать самостоятельно и старался как мог затруднять деятельность разведывательно-диверсионных групп, посылавшихся в тыл Красной армии. Петр вносил в документы прикрытия агентов такие искажения, которые потом позволили бы советским контрразведчикам облегчить их поиск. Продолжалось это недолго, на неточности в документах обратил внимание Самутин. Реакция Гопф-Гоейра последовала незамедлительно. Разведчика арестовали, и началось расследование. От расстрела Петра спасло то, что в одном из образцов, с которого он копировал документы, действительно имелась ошибка. Прошлые заслуги и та интенсивность, с которой работал гитлеровский конвейер шпионов, когда «тайной канцелярии» приходилось пачками штамповать липовые документы для липовых красноармейцев, послужили для него оправданием. Петра выпустили из-под ареста, и ему пришлось на время затаиться. В тот, пожалуй, самый трудный для Петра период жизни, когда он остался один на один с противником, а с фронта приходили вести одна хуже другой, судьба словно в награду за терпение необыкновенно щедро одарила его. В разрушенном войной и оккупированном фашистами Ростове разведчик встретил ее, свою самую большую Любовь — Веру Пивоварчук. Свидетельством тому являются пятьдесят с лишним лет их совместной жизни и выцветший от времени лист бумаги, дошедший до наших дней из дела зафронтового агента Гальченко. Группа готовилась к переезду на новое место, в Краснодар. Петр, накопивший большой объем разведданных, решил рискнуть и подготовил пакет, в который вложил списки заброшенной и готовившейся к заброске в советский тыл гитлеровской агентуры, образцы некоторых документов прикрытия, фотографии и рапорт на имя капитана Рязанцева. Перед отъездом он оставил их Вере и попросил при освобождении города частями Красной армии передать представителю Особого отдела. Своего адресата пакет ждал шесть месяцев. 14 февраля 1943 года части Южного фронта освободили Ростов. Вера достала из тайника документы, оставленные Петром, и принесла в Особый отдел. Подобных случаев в практике его начальника еще не было. Зафронтовой агент Гальченко не только выжил, но и наперекор всему продолжал действовать. В тот же день сухим лаконичным языком шифровки он доложил в Управление особых отделов НКВД СССР комиссару государственной безопасности 3 ранга Виктору Абакумову о результатах его работы. Она почти слово в слово повторяет рапорт Петра: «В Ростове-на-Дону группа пробыла до 10 августа 1942 г. За это время было заброшено до 12 агентов, из которых возвратилась лишь половина. В этот раз им были выданы очень плохие документы… В Ростове-на-Дону начальством группы-102 оставлен агент для внутренней работы (фамилию — см. приметы стр. 11)… Там же во время пребывания группы 102 в Ростове в этот же период находился радист по имени «Игорь», которого вскоре некий капитан, представитель группы 101, забрал для переброски самолетом (прыжок с парашютом), где-то район Сталинграда… Далее со страницы 11 своего рапорта Петр дает характеристики и приметы агентов и сотрудников абаергруппы-102: Шофер Зверев Алексей, «Алекс», «Павел» — работает в группе с декабря 1941 г. До войны находился в кадрах РККА в звании воентехника 2 ранга. В плен перешел в первые месяцы войны. В группе больше всего ездит на машине, которая развозит агентов для переброски через фронт и при доставке их обратно из передовых частей в группу. В группе пользуется большим доверием, и, как правило, машина посылается в ответственные задания.