— Сейчас же. — К чему такая спешка? Я думал, вы заберете их в свои вигвамы и только там отпразднуете победу, радуя своих жен и детей. — Мы хотели так поступить, но они будут нам обузой в военном походе. Поэтому апачи должны умереть здесь и сегодня. — Прошу тебя, откажись от этого намерения! — Ты не смеешь ни о чем просить! — крикнул Тангуа. — Почему же? Я только высказал просьбу, а ты уже гневаешься. Я же не приказываю, а только прошу. — От вас я не потерплю ни просьб, ни приказов. Ни один бледнолицый не заставит меня изменить решение! — А если заставит? Имеете ли вы право убивать пленных? Я знаю твой ответ и не собираюсь спорить с тобой. Однако убивать можно по-разному: быстро, без мучений и у столба пыток. Пока мы здесь, последнему не бывать! Тангуа гордо выпрямился и отозвался с глубоким презрением: — Не бывать? А кто ты такой, чтобы приказывать мне? Ты — жаба против медведя со Скалистых гор. Пленные — моя собственность, я волен поступать с ними как хочу. — Они попали в ваши руки благодаря нашей помощи, и мы имеем на них такое же право, как и вы. А мы требуем сохранить им жизнь. — Требуй чего угодно, белый пес, я смеюсь над твоими словами! Тангуа плюнул мне под ноги и хотел уйти, но я ударил его кулаком, и вождь свалился на землю. Однако Тангуа оказался крепким орешком, мой удар не лишил его сознания, и вождь попытался встать. Пришлось ударить второй раз. В то же мгновение Сэм схватил за горло одного из индейцев, повалил его на землю и придавил коленом, Дик и Билл кинулись ко второму, а третий, воспользовавшись замешательством, с воплем пустился бежать. Я помог Сэму связать индейца, а тем временем Стоун и Паркер справились со своим. — Жаль, — сказал я, — что одного мы упустили. — Я кинулся на того же, которого выбрал Стоун, — оправдывался Паркер. — Потеряли всего две секунды, но индеец успел сбежать. — Ну что приуныли? — подбодрил нас Сэм Хокенс. — Ведь ничего страшного не случилось, разве только пирушка начнется чуть раньше. Не трусьте прежде времени. Через две-три минуты индейцы будут здесь, так что давайте готовиться к встрече. Без лишних раздумий мы связали Тангуа. Геодезисты с ужасом смотрели на нас. Прибежал старший инженер и закричал: — В чем дело, господа? Чего вы набросились на кайова? Теперь мы все погибнем! — Вы совершенно правы, сэр, так оно и будет, если вы все немедленно не присоединитесь к нам, — ответил Сэм. — Позовите сюда своих людей, и идемте с нами! Не волнуйтесь, мы вас защитим. — Вы нас защитите? Да это же… — Хватит болтать! — оборвал его Сэм. — Мы прекрасно знаем, что делаем. Если вы не с нами, я и ломаного гроша не дам за ваши головы. Скорее решайтесь или пеняйте на себя! Мы подняли связанных индейцев, отнесли их на большую поляну и положили на траву. Бэнкрофт с тремя помощниками поспешили за нами. Мы заранее выбрали это место, так как в открытом поле чувствовали себя в большей безопасности: все вокруг было видно, как на ладони. — Кто будет вести переговоры с краснокожими? Разрешите мне! — попросил я. — Нет, сэр, — возразил Сэм. — Оставьте это мне. Вы еще недостаточно владеете индейским жаргоном. Однако ваша помощь понадобится — делайте вид, словно собираетесь прирезать вождя. Не успел Сэм закончить, как до наших ушей донесся дикий вой индейцев, а спустя несколько секунд они сами выскочили из-за кустов. Краснокожие приближались к нам не плотной толпой, а растянутой цепью: одни бежали быстрее других. Это было нам на руку, ибо с толпой сражаться намного труднее. Мужественный Сэм вышел вперед и спешно стал подавать знаки индейцам, чтобы те остановились. Он кричал им что-то, но из-за расстояния я не мог разобрать слов. Попытки Сэма не сразу произвели нужное воздействие, лишь после нескольких призывов бежавшие первыми остановились, за ними и остальные. Сэм что-то толковал им, все время указывая на нас. По моему приказанию Стоун и Паркер приподняли бесчувственного Тангуа, а я достал нож и замахнулся на вождя. Краснокожие издали крик ужаса. Сэм все это время что-то им объяснял. Наконец один из индейцев, вероятно второй вождь, вышел из толпы и последовал за Хокенсом к нам, гордо подняв голову. Когда они оба подошли, Сэм указал на наших пленников и сказал: — Вот, можешь убедиться, что мои уста, говорят правду. Смотри, они в нашей власти! Индеец, с трудом сдерживая гнев, внимательно посмотрел на трех кайова и ответил: — Эти два краснокожих воина еще живы, но вождь, как мне кажется, мертв. — Он жив. Удар Шеттерхэнда лишил Тангуа чувств, но в скором времени душа его вернется в тело. Подожди здесь, присядь пока. Когда вождь придет в себя и сможет снова говорить, мы вместе обсудим, как быть дальше. Но если кто-нибудь из вас поднимет на нас оружие, нож Шеттерхэнда выпьет кровь из сердца Тангуа. Хуг! Я тебе обещаю! — Как вы посмели поднять руку на друзей? — На друзей? Неужели ты веришь своим словам? — Верю. Ведь мы выкурили трубку мира. — Да, выкурили, но такому миру нельзя доверять. — Почему? — Разве обычаи кайова разрешают обижать друзей? — Нет. — Ваш вождь обидел Шеттерхэнда, и мы уже не считаем вас нашими друзьями. Смотри, вождь шевелится! Тангуа, которого Стоун и Паркер положили на землю, действительно пошевелился. Спустя несколько мгновений он открыл глаза, посмотрел на каждого из нас, будто хотел вспомнить, что же случилось, наконец пришел в себя и крикнул: — Уфф, уфф! Шеттерхэнд меня свалил. А кто связал? — Я, — ответил я. — Сними с меня ремни! Я приказываю! — Ты не выполнил мою просьбу, и теперь я не исполню твой приказ. Ты не имеешь права приказывать мне! Окинув меня злобным взглядом, Тангуа яростно прошипел: — Молчи, щенок, не то я тебя уничтожу! — Лучше ты помолчи. Тангуа обидел меня, поэтому мой кулак свалил его с ног. Шеттерхэнд не допустит, чтобы кто-нибудь безнаказанно обзывал его белым псом или жабой. Веди себя повежливее, иначе будет еще хуже! — Я требую, чтобы меня освободили! Или вы все погибнете от рук моих воинов! — Тогда ты умрешь первым. Подумай об этом. Вон там стоят твои люди. Если кто-нибудь из них двинется с места, я всажу нож в твое сердце. Хуг! Я сказал! И я прикоснулся ножом к его груди. Кажется, до него наконец-то дошло, что он в моей власти и что я исполню угрозу. Нависла напряженная тишина. Бросив на меня ненавидящий взгляд, вождь, стараясь обуздать свой гнев, спросил: — Чего же ты требуешь? — Только того, о чем просил тебя раньше: не убивай сегодня апачей. — Вы хотите сохранить им жизнь? — Только до тех пор, пока мы здесь, вместе с вами. Потом поступайте с ними по своему усмотрению. Опять нависла гнетущая тишина. Военная раскраска на лице вождя подчеркивала обуревавшие его чувства: гнев и ненависть. Я не надеялся, что он быстро сдастся, и был очень удивлен, когда вождь сказал: — Пусть исполнится твое желание, а я сделаю больше, если ты согласишься исполнить мое. — Говори! — Во-первых, я заявляю, что ничуть не испугался твоего ножа. Ты не посмеешь убить меня, потому что мои воины разорвут вас на куски. Будь вы даже самые храбрые, стольких воинов вам не победить. Я смеюсь над твоей угрозой; я мог не выполнить твою просьбу, а ты не посмел бы меня убить. И все-таки собаки апачи не умрут у столбов. Обещаю тебе: они останутся в живых, если ты победишь в поединке на ножах. — С кем я буду сражаться? — С одним из моих воинов. Если он убьет тебя, погибнут все апачи, если ты его, апачи будут жить. — И ты отпустишь их на свободу? — Да. Наверняка этот негодяй задумал какую-то подлость. Считая меня самым опасным среди белых и желая от меня избавиться, он выбрал такой вид борьбы, в котором индейцам нет равных, и против меня он, конечно, выставит настоящего мастера. Не раздумывая, я ответил: — Согласен. Определим условия и выкурим трубку мира, а потом начнется поединок. — Вы с ума сошли, сэр, — не выдержал Хокенс. — Я ни за что не позволю вам совершить эту глупость. Никакого поединка не будет! — Это вовсе не глупость, дорогой Сэм! — Глупость и вздор, каких свет не видывал. В справедливой и честной борьбе шансы должны быть равны, а здесь что происходит? — Здесь все в порядке! — А я думаю по-другому. Вы когда-нибудь дрались на ножах?