— А, вот и ты! Ну что, говнюк, что? — с ним явно было не всё в порядке. Скорее всего, алкоголем не обошлось, в ход пошли вещества посерьезнее. — Ты поимел мою девку, ты подставил меня, ты науськал на меня Проспект! Засранец, мать твою… Я здесь жил еще тогда, когда твоя вонючая мамка и знать не знала, как выглядит урукский хрен! Это было уже тяжеловато. Я бы прикончил его на месте, но вокруг меня стояло двадцать надымских бойцов: в руках у них имелись подходящие для драки подручные предметы типа клюшек, арматурин и бит, а на поясах и за спинами болтался огнестрел. — Пацаны, — я взялся за свои височные косички, которые заплел перед тренировкой, и связал их на затылке. — Вы, конечно, такой толпой мне навалять сможете. Но каждый из вас знает, на что я способен. Трех или пятерых из вас я убью, еще столько же — покалечу. Даже если вы станете стрелять. Оно вам надо? — Ты нарушил пакт о ненападении, Бабай, — сказал смутно знакомый мне небритый дядька. — Не след было с бабой старшОго шашни крутить и подговаривать маякских против «Надыма». Сам же говорил о нейтралитете — а теперь что? У нас клиентов нет, бабла нет, никто с нами дела иметь не хочет. Твоя работа. Остальные его явно поддерживали. Я почесал затылок и задумчиво проговорил: — Ну, предположим, с девчонкой этой у нас всё получилось ДО того, как мы со старшим вашим договор заключили. Я вообще понятия не имел, что она с этим полудурком мутит на тот момент. Но одно дело — мутить, а другое — дать возможность Стредлейтеру убить меня, а? Это ведь нечестная игра, шулерство на ставках — дать преимущество одному из бойцов. Зашквар, как есть — зашквар! Ну-ка, ну-ка, поглядите сюда вы все и скажите, что вы об этом не знали? Где монтировали стенд для аугметации того урода из Формации? В подвале? В подсобке? Да мне похрен, где именно. Во-о-о-от! — я загнул палец. — Это раз. А вот вам и два: допустим, ты, Густав, не удержал свою бабу. Допустим я — кобель. Ну, так приди и пристрели меня сам, кой хрен ты притащил с собой всю банду? Я каждую ночь стою за прилавком, возьми самую большую пушку из всех, что у тебя есть и выстрели мне в башку, и получи за это от полиции как полагается, а? Или кишка тонка⁈ Я заводился всё больше, кровь моя кипела от ярости. Вообще, сама необходимость им тут чего-то доказывать являлась уже вполне достаточным поводом для хорошего мордобоя. Но — у меня были большие планы на Маяк в целом и «Надым» в частности. И на этих ребят — тоже. А потому калечить их почем зря не показалось мне шибко вменяемой идеей. — Ты науськал!.. — снова завопил гном, сообразив, что даже его бойцы начали сомневаться. — Наговнюськал!!! — рявкнул я. — Скажи, Густав, что ты не знал, что происходит в богатых кварталах? Ответь, почему ты и твои пацаны сидели в «Надыме», когда все уважающие себя мужики вышли против темных? Снова, как и с Формацией, попытался загрести жар чужими руками? Давай, Густав! Давай, скажи! — Это ложь, ложь! — Игельшнойцхен сделал шаг назад с крыльца, остановился, оглядывая своих сторонников. — Бузундуш ай-мену, говно собачье, жлоб вонючий, дерьмо, сука, падла! И вдруг вытянул из-за пазухи какой-то невероятный ствол. Ту самую, большую пушку. Похоже, это артиллерийское орудие висело у него в подмышечной кобуре, и только общее квадратно-коренастое телосложение кхазада позволяло скрывать от любопытного взгляда такой инструмент для убийства. Он напоминал американский «Desert Eagle» своим калибром и размерами и компоновкой, но, конечно, никакого отношения к этому легендарному оружию не имел — слишком чуждыми были его угловатые обводы… — Жопа урукская, я тебе мозги вышибу! — брызгал слюной гном, тыкая в меня дулом пистолета. — ГОНИШЬ, ВНУЧОК! — раздался вдруг замогильный голос. — ТЫ НЕ В СВОЕМ ПРАВЕ! Народ аж присел, Густав выронил пистолет, а я завертел головой во все стороны, пытаясь понять, что за хрень происходит. И понял! Из двери «Орды» вдруг высунулось огромное полупрозрачное лицо старого белобородого гнома и поцокало языком: — Ай-яй-яй, Густав, как не стыдно! Снюхался с темными, нарушил пакт о ненападении, брал мзду и закрывал глаза на гадости! — Деда! — воскликнул ошеломленный Игельшнойцхен. — Фу таким быть, внучок. И грибы гоблинские жрать не след, не по-нашему это, не по-кхазадски. Пиво пить или самогон — это да, это вполне. Курить тоже не возбраняется. А грибы — это не наш метод! Вот помню я, как мы с Мартином Пферцегентаклем однажды… — похоже, этот фантом готов был пуститься в пространные рассуждения о молодости, но был прерван. — Однако, дух всё сказал, — дверь открылась и на улицу вышел Хурджин. — Слыхали? Так-то это Иоганн Клаус Мария Игельшнойцхен, шибко авторитетный мертвый гном. Я его позвал, чтобы он своего потомка приструнил, однако. Синий великан сам по себе был неплохим аргументом в пользу бескровного разрешения ситуации, а явление призрака и вовсе настроило бойцов в кожаных жилетах на мирный лад. — Херню ты устроил, Густав, — сказал тот самый мужик со щетиной. — И нас чуть было не подставил. И один за другим надымские стали уходить от крыльца «Орды». Гном сидел на корточках тут же, трясся и повторял: — Деда, деда, деда, деда… И мне ни хрена не было его жалко. * * * — В каком смысле — в психушку? — Хуморген смотрел на меня выпучив глаза. — Ну, вот так вот! Шаманизм — страшная сила. Ей-ей, дядюшка Фриц, если бы тут появилась рожа моего деда, вот посреди этой самой двери, и принялась меня стыдить, у меня бы тоже клямка брякнула! — мы сидели на улице за одним из столиков и пили кофе, потому что Эсси нас натуральным образом выгнала из «Орды», взявшись за исполнение своих непосредственных рабочих обязанностей. — Он полчаса так сидел, а потом я в клинику Финардила позвонил, доктор прислал конвертоплан — его и упаковали. Предварительный диагноз — параноидная шизофрения на фоне употребления галлюциногенных грибов и общения с духами предков. — Ужас какой, — вдруг гном мелко перекрестился — вот уж чего я от него не ожидал! — Гос-с-поди спаси и сохрани! Этот Хурджин — просто кошмарный тип! А если он призвал бы дух моей бабули? Бабай, это была страшная женщина, я тебя уверяю! Аж в дрожь бросает, как представлю, что прихожу я в свою квартирку, а там в кресле сидит и курит трубку бабушка моя! А у вас, уруков, тоже ведь есть шаманы? Я скорчил рожу: — Есть, только мне общаться с ними не доводилось. — А! Ну да… Я помню — дисциплинка! Слу-у-ушай, а Хурджин ведь может этого твоего Садзынара вызвать и уточнить, кто его убил? — Хуеморген ухватил себя за бороду и уставился на меня горящими глазами. — Ага. Может. Наверное. Но ты мне вот что скажи, мудрый бородатый кхазад, — я наклонился к самой гномской роже так близко, что ощутил запах кофе и почему-то жареного лука из его рта. — Что мы будем делать с этой информацией? Резчика убил менталист — это нам известно. И какого из менталистов Государства Российского ты бы хотел заполучить в личные враги? — Почему сразу… — А если дух пообещает проклясть нас с тобою, коли мы не отомстим за него? Тебе-то пофиг, а я-то ученик, ослушаться не смогу! Прикинь — мстить менталисту! — У-у-у-у… — Хуеморген откинулся на стуле, потом взял чашечку с кофе, допил его, потом почесал предплечье с татау атомарной модельки-негатора и спросил невпопад: — А как там члены на лбу у тех темных? Выросли? И тут я покрылся холодным потом. Нет, не то что бы прям перепугался, но — покрылся. Вот же гадство! Набив такую дрянь тем уродам, я и думать забыл, что каждая из созданных мной татуировок имеет обыкновение… — А-а-а-а падла! — я аж с места подскочил от внезапно нахлынувших неприятных ощущений, уставившись на правое предплечье. — Да как так-то⁈ Там, рядышком с крошечной стаей крошечных летучих свиней появилась ма-а-а-хонькое татау хрена с яйцами. Ну, то есть не прямо хрен с яйцами, а такая себе загогулина, иероглифическая. И она полыхала золотом. — Это что? — удивился гном. — Что это за каракули у тебя там появились? — А что, непонятно? — Не-а, — помотал бородатой башкой Хуеморген. — У тебя там как будто несколько детей пытались нарисовать браслеты, а получились каляки-маляки. — А! Тогда ладно, — облегченно выдохнул я. Если б каждый видел у меня на руке писюн — это было бы как-то неловко. Впредь надо быть осторожнее с татуировками… Они ведь все имеют еще одно обыкновение — срабатывать в самый неподходящий момент! — Пустят нас в «Орду» или нет? — задал риторический вопрос гном и, потянувшись, встал. — Ну, пошли, проверим, пока она там штукатурку со стен не отмыла… — кивнул я. — Пора гриль раскочегаривать. Сегодня ночью, думаю, будет аншлаг! Глава 9 Расклады меняются — Вы че, мужики, ремонт тут опять сделали? — Евгеньич зашел в «Орду» и теперь растерянно оглядывался по сторонам. Честно говоря, мы тоже сразу не могли привыкнуть. Я-то думал, что нарративы типа «чистота — залог здоровья» и «грязные вуки всему виной, мойте вуки перед едой» давно стали для нас девизами и руководствами к действию. Но Эсси доказала, что это вообще ни разу не так! Что наши уборочки — это просто развазюкивание грязи по углам и перекладывание бардака с место на место. Она, нарядившись в черный комбез из плотной джинсы, ярко-желтые резиновые сапоги и такие же перчатки, и повязав голову косынкой, за четыре с небольшим часа преобразила наше заведение. Черт, даже лампы стали гореть ярче: Эсси из них насекомых вытряхнула и протерла — не насекомых протерла, а плафоны, конечно. И помыла откосы на окнах. И вокруг всех-всех ручек на шкафчиках и дверцах отскребла грязь. Шоб я знал, что там так много грязи! Эльфийка работнула капитально, и даже мечтающие смешать ее с дерьмом Шерочка с Машерочкой вынуждены были признать: — Могет девка! Так что нам поначалу даже было как-то неловко вести прежний залихватский образ хозяйствования, размахивая заляпанными мясным жиром тесаками и плеская соусом во все стороны. Ну, то есть, мы-то мыли после себя, но… Оказалось, что мы только думали, что мыли. Поэтому реплика матерого сталкера про ремонт заставила нас с Витенькой переглянуться, и осьминог пояснил Евгеньичу: — Босс открыл ставку менеджера по клинингу. Новый специалист у нас в команде! — Кузя, который откисал тут же, рядом, на высоком стуле у стойки, отвлекся от своего гаджета и, шмыгнув носом, пояснил: — Профурсионистка. — Кузенька… — глянул на гоблина я. Он тут же исправился: — Перфорационситка! Профсексио… — Дац! — лещ через стойку получился мягкий, несильный, даже можно сказать — нежный. — БАБАЙ! — заверещал гоблин. — Да что я не так говорю? Да я всё так говорю! Ваще-то она в унитаз положила какую-то хрень, из-за которой я чуть второй раз не обосрался, когда вода зеленая потекла из бачка! И кедрами запахло из недров! Че? Не протофиксионистка что ли? — А! — почесал щупальцем лоб Витенька. — Капец как с тобой сложно, Кузьма. Перфекционистка? — Ды-а-а-а! — подпрыгнул на стуле от радости гоблиненыш. — Она и есть! Она пшикала и терла, и мыла там, где ваще-то даже лазить не того… Не этого! Во! Евгеньич, ты видел где-то, чтоб эльфийка терла и мыла? — А? — сталкер совершенно обалдевшими глазами посмотрел на гоблина. — Какая эльфийка? — Ну, эта! Мессенджер по киллингу! — гоблин, увидев, как моя рука снова поднимается для затрещины, мигом исправился: — Уборщица! Бабай меня хотел на эту самую должность назначить, но я че, дурак че ли? Я этим самым киллингом не занимаюсь, я по другой теме ваще-то… — Так у вас эльфийка уборщицей работает, что ли? Ну, вы вообще…