Она с сердитым видом накрыла корзину белой салфеткой и пододвинула ее Вильме. – Советую доки оставить напоследок. В центре города дома рядышком находятся, быстрее обернетесь. А когда будете в порту, близко к морю не подходите! Сегодня штормит, и рыболикие могут выбраться на охоту. Ведьма обещала последовать ее совету. Не хотелось волновать булочницу в ее положении. Да Вильма и сама подозревала – в том, что касается нечисти, местные жители разбираются поболе нее. Лучше слушаться. Как и сказала хозяйка пекарни, с первыми заказами они управились быстро: дома находились неподалеку от центральной площади и найти их не составило труда. Мори, несмотря на слепоту, уверенно ориентировалась в городе и точно знала, где и куда повернуть. Вильма всего пару раз придерживала ее за локоть, когда девочка ступала со снежной тропинки на раскатанный лед. Темнело, и по дороге на побережье им встретился пожилой фонарщик: в городе зажигались первые огни. К порту вела извилистая дорожка, и если бы Вильма шла одна, то наверняка потерялась. Чем ближе подходили к морю, тем становилось холоднее. Подвесив полегчавшую корзину на локоть, ведьма подышала на замерзшие ладони, пытаясь хоть немного согреться. Срочно, срочно надо было вязать теплую шаль и рукавицы! Ветер у берега дул еще пронзительнее, а сырость пробирала до костей. Порт делился на две части. В первой была построена верфь и стояли суда, отошедшие на зимнюю спячку. Жизнь вокруг них будто замерла. Ко второй вел пологий склон, и, пройдя по нему, Вильма и Мори очутились в рыбацком квартале. К морю вел крутой спуск и несколько деревянных лесенок, по которым можно было спуститься и полюбоваться на первый ледок, трескающийся от волн. А вот сами дома располагались выше, чтобы не навредили шторма. Вчера Вильма не обратила внимания, а сегодня удивилась новому открытию: некоторые дома здесь выглядели непропорционально. Входные двери не превышали полутора ярдов, а окна были крохотными, в такие и свет нормально не проникнет! Жители домов – рослые и крепкие – смотрелись чужаками рядом с миниатюрным входом в жилище! На побережье царило оживление, и пришлось следить за сохранностью кошелька. Зато какие запахи! Вильма приостановилась у коптильни, жадно вдыхая аромат копченой рыбы. В Маскарте ей как-то довелось попробовать рыбку с севера, и вкуснее она не ела! Жирная, в меру соленая, рыба изумительно сочеталась даже с зачерствелым хлебом. А уж если к ней картошку сварить и присыпать специями! Пожалуй, стоит приготовить как-нибудь на ужин… – Госпожа Сенгир, Мори, что вы здесь делаете? – окликнул знакомый мальчишеский голос, и Вильма оглянулась. Из коптильни вышел Олли. В руках юнга держал связку копченых окуней на леске. – Разносим заказы. – Ведьма приподняла корзину, в которой осталась одна краюха да яблочный пирог. – Я устроилась в пекарню Маришки. А ты закупаешься? – Кое-кто настоял на праздничном ужине в честь моего возвращения. А сам в это время болтался с госпожой Сенгир, – ответил Олли немного ворчливо, покосившись на сестру. – Не болталась, а работала, – наставительно ответила девчонка и ловко, несмотря на слепоту, увернулась от шлепка брата. – Отдохнул? – Уже устал отдыхать, – признался мальчишка и, подскочив к Вильме, попытался забрать у нее корзину. – Я вас провожу, – безапелляционно предложил он. – Кому надо отнести хлеб? – Да мы почти со всем справились. Остался только Густав. Ой, а Маришка, наверное, по привычке хлеб отправила, я и не подумала, – ойкнула Мори и пояснила: – Это пока капитана нет, Густаву хлеб на дом приносят. Густав – младший брат господина Хагарда. – Густав – сказитель и немного дурачок, – добавил Олли специально для Вильмы, пока она окончательно не запуталась, и тотчас охнул, получив локтем от сестры. – Ну не дурачок, а со странностями, – поправился он. – Он несколько недель прожил у рыболиких, вот умом и тронулся. – Рыболикие его в пещеры утащили. Ему тогда лет пятнадцать было, – добавила Мори. – Повезло, что спасли, – признала Вильма. – Он сам сбежал, – удивил ее Олли. – А все потому, что сразу эти твари не жрут, держат про запас, кормят сырой рыбой. Говорят, у них деликатес такой – сначала накормить человека до отвала, а потом… – Олли! – прикрикнула Мори, прежде чем брат пустился в неаппетитные подробности. – Вы не бойтесь, Густав очень добрый, хоть и чудаковатый, – торопливо закончила она. – Да я и не боюсь. Признаться, Вильме было любопытно посмотреть на этого загадочного Густава, перехитрившего нечисть! Жили братья вдвоем в небольшом доме на побережье. После похищения Густав казался людям немного не от мира сего, он мог часами бесцельно бродить по берегу или, наоборот, сутками напролет не выходить из дома, дрожа от страха. У Хагарда же единственной любовью было море. Впрочем, братья не замкнулись в себе. Оба рассказывали занятно, и к ним любила приходить местная детвора, послушать байки капитана о далеких странах или страшилки Густава о жизни рыболиких. Бывало, и взрослые присоединялись, и тогда посиделки грозили затянуться до утра. – Дядя Густав, открой, это Мори, – постучалась девчушка в дубовую дверь. Отдернулась занавеска на маленьком окошке, и Вильма заметила бородатое лицо, затем послышались торопливые шаги, и дверь открылась. – Мышка Мори и малыш Олли! Давненько вы не навещали Густава! – воскликнул стоящий в дверях мужчина. Он был странно одет – Вильма впервые видела на мужчине столько украшений: деревянные браслеты, ожерелье из ракушек и костяшек, даже черная борода была заплетена в маленькие косички с деревянными бусинками: постукивая друг о друга, бусинки издавали тихий звук, будто чей-то шепот. На одежде были вышиты руны, хотя магией от мужчины не пахло. – А что за красавица вместе с вами? – Он склонил голову набок, разглядывая Вильму. Близнецы дружно фыркнули, а ведьма опешила. Комплимент оказался неожиданным, но приятным. – Госпожа Сенгир? – За спиной брата появился капитан, с удивлением разглядывая гостей. В обычной домашней одежде, он растерял половину своего устрашающего облика. – Какими ветрами? – Принесла хлеб от Маришки. – Вильма протянула ему корзину. – Вот гоблин! Совсем забыл предупредить, чтобы не отправляла. – Он только сейчас сообразил, в каком виде встречает гостей, и торопливо поправил ворот рубашки. – Простите, из-за меня вам в такую даль идти пришлось! – Ничего, это моя работа. – Глупость это, причем не ваша, – с досадой вздохнул капитан. – Больше не приносите, сам за хлебом приходить буду. Вы, наверное, замерзли, пока шли. Может, зайдете в дом, погреетесь? – Да как-то неудобно… – А мы хотели послушать о рыболиких, – скромно призналась Мори, ткнув брата локтем под бок, и тот горячо подтвердил ее слова. Густав сразу оживился. – Так вы хотите узнать историю Густава? Что же вы сразу не сказали! Близнецы с надеждой уставились на нее, и Вильма сдалась. С работой она закончила, а на улице все равно стемнело, и можно было никуда не торопиться. – Мы ведь не помешаем? – уточнила она, придержав рванувшего вперед Олли за шиворот. Хагард мотнул головой. – Только у нас не прибрано, не обессудьте. – Капитан посторонился, пропуская их в дом. И все же до чего неудобные двери! Даже ей, невысокой, приходилось наклоняться, чтобы не удариться макушкой. – Узнаю этот взгляд! – рассмеялся Хагард, заметив ее недоумение. – Все жители с континента этим интересуются. Почему такие здоровяки делают настолько маленькие двери? А объясняется это просто – ветер. – Ветер? – Северные ветра очень холодные и сильные, и мы стараемся сохранить тепло подольше. Вот вам сейчас холодно? Так в Маскарте зима, как у нас осень. А на зиму здесь налюбуетесь – бывает такой мороз, что сырое яйцо застывает. – Брат, гости пришли к Густаву, а не к тебе, – с неприкрытой обидой произнес сказитель, отчего-то говоря о себе как о ком-то третьем. – Не буду мешать. Он очень ревнив, когда дело касается его историй, – шепотом добавил Хагард, наклонившись к ведьме. Вильма ощутила исходящий от него запах моря. Кажется, капитан пропитался морской солью, раз дома пах так, словно стоял на палубе корабля. Ведьма позволила Густаву увести себя вглубь дома, уселась у камина вместе с близнецами прямо на потертую медвежью шкуру. Хагард подбросил поленьев, огонь затрещал веселее, осветив небольшую комнатушку. Над камином висело устрашающее украшение – шипастая чешуйчатая голова, чем-то напоминающая человеческое лицо, вот только нос отсутствовал, а губы были растянуты до ушей. Видимо, это и был один из рыболиких. Капитан принес гостье и брату по кружке подогретого вина со специями, близнецам же достался ароматный травяной настой. Вино Вильма только пригубила – пить на голодный желудок было чревато, но теплая кружка приятно грела руки. – А теперь слушайте. Дело было глубокой осенью, и Густав был немногим старше Мышки и Малыша… – сделав большой глоток вина, начал сказитель. В тот год морозы ударили рано. Еще не наступила зима, а море покрылось коркой льда. Последний корабль вернулся в порт, а рыбаки ждали, когда лед укрепится и можно будет выйти на зимнюю рыбалку. Старший брат пропадал целыми днями – закончилось его первое плаванье, и надо было разобрать груз и подготовить шхуну для долгой зимовки. Обычному матросу, грезящему стать капитаном, до своей мечты было тянуться и тянуться! Густав тоже порывался помочь, но на второй день поскользнулся на мостках и неудачно подвернул ногу. Теперь ходить он мог только с костылями и чувствовал себя беспомощным и ненужным среди шума и суеты порта. Морозы крепчали. Работать на улице стало совершенно невмоготу: от ледяного ветра не гнулись пальцы, и даже толстые рукавицы из овечьего меха не спасали. Хорошенько натопив камин, Густав сидел у окна, перебирал сети и слушал, как трещит лед и льдины находят одна на другую. Он сам не помнил, в какой момент треск льда перекрыла звонкая чарующая песнь. Слов было не разобрать, но голос пробирал до дрожи. Никогда прежде Густав не слышал ничего чудеснее. В ней весенняя капель вплеталась в завывания ветра, и голос манил то тихим грустным шепотом, то ярким весельем. Сети были забыты. Густав вскочил, не обращая внимания на боль в ноге, и вышел из дома. Побережье было пустынно. Ветер бил в лицо, насмешничал – кого ты здесь ищешь, в такую погоду? И снова лишь лед, лед кругом, и снежная крошка вперемешку с песком. Показалось? Густав не хотел в это верить. Он спешно пошел вдоль берега, вслушиваясь в каждый треск и шорох. И наконец, издалека, почти неслышно, донесся нежный и манящий голос. Пение уводило юношу все дальше от дома, к морю. И вот уже лед затрещал под ногами, неокрепший, тонкий, с просвечивающей сквозь него темной водой. Как одурманенный шел Густав за загадочной незнакомкой. Но где же она? Ему показалось, он увидел среди снега и метели девичью фигуру. Шаг, еще один. Она застыла посреди льдов, не шевелясь, такая маленькая, такая хрупкая!.. – Кто ты? – выдохнул Густав, протянув к ней руку. Незнакомка обернулась, и ледяной порыв ветра впился в сердце, сковав его ужасом. Не было никакой девушки – рыболикая тварь заманила его в ловушку! Длинный рот словно разрезали ножом, а вместо белоснежных зубок вставили стальные иглы. То, что он принял за сияющее одеяние, обернулось змеиным хвостом и плавниками. Устав от непривычной позы, рыболикая рухнула на лед, ломая его своим весом, и стремительно метнулась к Густаву. Прежде чем юноша с головой ушел под воду, чешуйчатый хвост стальными кольцами обвил его тело… Очнулся Густав на холодных камнях. Лодыжку плотно держали сплетенные в трос водоросли. Ему показалось, что он ослеп, но постепенно глаза привыкли к тусклому свету. А может, просто выглянула луна? Тоненький луч пробился сквозь крохотную дыру в каменном своде, освещая место его заточения. Будто на дне каменного мешка! Черная вода билась у самых ног, и не было видно дна. И все же он попробовал бы нырнуть – Густав не случайно считался лучшим пловцом, – но водоросли сделали его пленником. Юноша на ощупь исследовал свою тюрьму – крохотный закуток, что выделили ему рыболикие, и с ужасом отпрянул от найденных в углу обглоданных костей своего предшественника. Тихий всплеск заставил замереть. Рыболикая выплыла из воды и оказалась рядом. Хвост зашуршал по камням, и Густав попятился к стене. Длинный язык лизнул щеку, пальцы – липкие, худые, узловатые, как сучки дерева, ощупали ребра и живот. – Тщй! – прошипела рыболикая и бросила ему под ноги сырую рыбину. О том, что Густав остался один, подсказала наступившая тишина. – Да подавись ты! – крикнул пленник, бросив дохлую рыбину в воду. На следующий день очередная рыба появилась рядом с костями. Густав думал, что никогда не сможет притронуться к сырой рыбе, но время шло неумолимо. Сколько суток минуло: двое, трое? Рыба нещадно воняла, а голод терзал все сильнее. Но что мучило гораздо больше – жажда. Она сводила с ума, и Густав был готов съесть хоть сырые потроха за глоток воды! Пошел снег. Редкие белые хлопья падали на лицо, попадая внутрь пещеры сквозь дыру, и Густав ловил их языком, облизываясь и радуясь, как ребенок. Драгоценные капли влаги напомнили, как сильно он хочет жить! Нет, он не собирался становиться кормом для этих тварей! Его оружием стала подобранная берцовая кость. Густав целыми днями пытался размочалить трос, послушно питаясь принесенной едой: рыбой и потрохами. В один из дней тюремщица укусила его за плечо и долго слизывала кровь языком, причмокивая так, что юношу едва не вывернуло от омерзения. Он потянулся к своему оружию, но прежде чем успел его применить, рыболикая отстранилась и уползла, как всегда стремительно истаяв в темноте. Оставалось только ждать. Густав терпеливо отсчитывал день за днем, накапливая остатки сил. И дождался. В тот день их появилось двое: знакомая рыболикая и тощий самец, заинтересованно поглядывающий в сторону пленника. Чешуйчатые хвосты любовно терлись друг о друга, рыболикая что-то прошипела, кивнув в сторону Густава, и, глядя на то, как облизнулся ее приятель, юноша догадался, что стал свадебным подарком. Терпением своей подруги самец не обладал, бросился на пленника – да так и замер с выпученными глазами, когда наточенная кость вонзилась ему в грудь.