— Я пришла, чтобы рассказать тебе сказку, — сказала она. — Тебе нравятся сказки? — Я предпочитаю истории из жизни, — прошептал в ответ послушник. — Тогда тебе повезло, потому что эта сказка вполне может оказаться явью. Иньиго решил прикрыть лицо правой рукой, чтобы не будить подозрений, потому что их перешептывание больше напоминало исповедь, чем что-либо еще. Он боролся с искушением обернуться и взглянуть на нее, но так и не сделал этого. Май начала свой рассказ с того, что жила когда-то маленькая, невзрачная девочка, которая была ни больше ни меньше как дочерью дьявола. Она ходила по лесам и полям с человеком в обличье осла, который умел считать, отбивая копытом результат. Эта бедная девочка, вот горе-то, потеряла свою няню, очень-очень хорошую женщину, которая умела лечить любые хвори, и поэтому ее принимали за ведьму. Инквизиторы сначала схватили няню, но потом, убедившись в ее невиновности, отпустили, но она разминулась со своей воспитанницей. Затем инквизиторы отправились в новый поход за ведьмами, и девушка отправилась вслед за ними. И вдруг обнаружила, что не она одна интересуется делами сеньоров из святой инквизиции. Что им стараются навредить, притворяясь колдунами, некие злоумышленники, которых подстрекает человек, скрывающийся под именем Патрон. И эти недобрые люди поставили себе целью обмануть инквизитора и его людей, чтобы заставить их увидеть то, чего на самом деле не было. Это они довели до смерти бедную женщину, которая бросилась в реку, намазали одного из помощников инквизитора зельем из мандрагоры, чтобы он поверил в то, что летает, украли важные документы, притворились, давая показания, что вступали в сношения с дьяволом, и, наконец, отправили на тот свет охотника за ведьмами… — Как заканчивается сказка? — с тревогой в голосе спросил Иньиго, узнав себя в одном из ее действующих лиц. — У нее пока нет конца, постарайся придумать его сам, — шепнула Май на ухо послушнику. — Ты найдешь мнимых колдунов в лесу, на поляне рядом с водопадом. — Тогда я представляю себе, как закончится одна из историй сказки, — возразил Иньиго, — а как быть с другой? Что станется с девушкой, которая ищет свою няню? — Девушка? — переспросила Май. — Девушка раз и навсегда уверовала в силу добрых чувств и в то, что они сами по себе служат оправданием достохвальных поступков. Она была опьянена любовью и нежностью настолько, что утратила стремление к возвышенным целям, которым стоит посвятить свою жизнь. — Она помолчала и добавила грустным тоном: — Но кое-кто убедил ее в том, что лучше умереть, чем предать свои идеалы. Жить без них все равно что умирать каждую секунду. — А может, этот человек заблуждается, может… — Нет-нет, — резко вскинулась она, но тут же закончила спокойным голосом: — Этот человек оказался прав. Май опять умолкла. Закрыла глаза, приблизила лицо к затылку послушника и потерлась о него носом. Он подавил вздох в груди. Вспомнил свою семью, свой обет, обещание не встречаться с этой девушкой, которое дал Саласару. На глаза у него навернулись слезы. — Я не стыжусь того, что чувствую, — сказал послушник прерывающимся голосом. — Я больше горжусь тем, что стал избранником твоей души, чем тем, что обладал твоим телом. — Мне нужно идти. — Подожди, еще одно слово. — Иньиго едва удержался, чтобы не обернуться. — Скажи мне — как тебя зовут? Только это… Девушка уже открыла рот, чтобы ответить, но тут вспомнила, что Май — это не настоящее имя, а ложное, обманное, существующее для того, чтобы никто не мог ее проклясть. Тогда как истинное имя было известно только Бельтрану и Эдерре. В следующее мгновение она решила, что Иньиго достоин войти в этот тесный круг, куда допускались только люди, заслужившие ее полное доверие. Она наклонилась к уху послушника и медленно произнесла свое имя, боясь ошибиться, потому что никогда не делала этого вслух. Для Иньиго оно прозвучало как пение сирен, и он повторил его шепотом. Произнесенное медленно, оно показалось ему красивой молитвой. И тогда он неожиданно для себя ощутил, что больше не чувствует дыхания сказочницы у себя на затылке. Он обернулся и успел увидеть только голубоватую тень маленькой ножки, переступавшей порог церкви. Он еще немного посидел там, размышляя о том, что произошло, и об истории, которую только что услышал. Придя в себя, он вскочил с места, выбежал из церкви и быстрым шагом направился к дому, в котором они остановились. Ему нужно было срочно посоветоваться с Доминго. Оказавшись на месте, Иньиго вихрем промчался по комнатам и залам резиденции инквизиции, пересек кухню, выбежал во двор, крича во весь голос, пока не нашел Доминго. Однако юноша был настолько выбит из колеи, что ему понадобилось довольно много времени, чтобы прийти в себя и более или менее связно изложить суть своего сообщения. — Ты помнишь мнимых колдунов, у которых мы отобрали план нашего путешествия? — выпалил он, все еще задыхаясь после быстрого бега. — Конечно, помню, но что… — Я знаю, где они находятся. Быстрее! — воскликнул Иньиго. — Если мы поторопимся, то захватим их врасплох. Они организовали погоню так спешно, как только смогли. Собрали всех помощников Саласара и попросили алькальда Толосы выделить им в помощь несколько опытных егерей. Иньиго и Доминго ввели их в курс дела, сообщив, что им предстоит охота на весьма непредсказуемых и, возможно, чрезвычайно опасных злодеев, поскольку никто не знает, чего от них можно ожидать. Кроме того, участники экспедиции узнали о том, что при передвижении по лесу необходимо соблюдать особую осторожность, потому что их противники имеют обыкновение окружать свой лагерь нитью с колокольчиками, которые заранее сообщают о чьем-либо приближении. Иньиго и Доминго нарисовали участникам облавы план местности, определили позиции каждого и отправились в лес у болота, уповая на то, что успеют добраться на место до темноты. Вскоре они увидели мелькавшие меж деревьев огни. Иньиго поднес указательный палец к губам, требуя тишины. Они начали медленно подбираться к становищу, пока не увидели тех, кто там находился: двоих мужчин и двух женщин, которые отравляли им жизнь на протяжении всего путешествия. Все они крепко спали возле одного из костров и не сразу разобрались, кто на них навалился сверху. Поэтому сопротивления почти не оказали. Похоже, он ждали чего-то в этом роде, а может, даже и надеялись на это в глубине души. Их связали и доставили в селение, а там посадили в подвал здания местного совета, не представляя себе толком, что с ними делать. Помощники Саласара, как никогда, нуждались в его возвращении, без него они были жалким отрядом без своего капитана. В самом конце этого необыкновенного дня, отмеченного славным пленением мнимых колдунов, оба молодых человека шли по коридору резиденции. Каждый из них направлялся в свою комнату, чтобы отойти ко сну. Но если в начале путешествия брат Доминго де Сардо испытывал к Иньиго де Маэсту необъяснимую неприязнь, то теперь все изменилось, и он стал предпочитать общество молодого послушника общению с любыми другими участниками миссии. Они шли молча, но Доминго вдруг почувствовал, что Иньиго смотрит на него искоса с едва заметной улыбкой на губах. — Почему ты смеешься? — А почему ты меня не спрашиваешь, как я узнал, где искать эту четверку? — спросил Иньиго с самым загадочным видом. — Догадываюсь, что ты жаждешь сам мне об этом поведать. — Доминго притворился, что этот вопрос его совсем не интересует. — Это был мой голубой ангел, — выпалил Иньиго. — Ну, снова здорово. Послушник повернулся к нему спиной, замедлив движение, чтобы насладиться видом Доминго, застывшего, как статуя, перед дверью в свою комнату. Иньиго между тем направился к своей опочивальне, которая находилась несколько дальше по коридору, время от времени оглядываясь, чтобы насладиться сменой выражений на лице товарища. — Что ты там хихикаешь? — спросил его Доминго, изображая досаду. — Ты еще молокосос, не понимаю, кто это додумался послать тебя сюда. — Я оказался прав, а ты нет. — Молокосос! — Да-да, я оказался прав! Именно я! Иньиго никогда не был так счастлив, как в тот вечер. Никто не знал, где был Саласар в течение этих двух недель. Иньиго и Доминго прикрывали его, как могли, но прошло уже столько времени, а о нем не было известий. Он словно сквозь землю провалился, что было совсем уж непростительно для человека его положения. Кроме того, ситуация начала выходить у них из-под контроля. Они уже обнародовали эдикт во время главной мессы, уже приняли раскаявшихся и пообещали им утешение, оставалось только вернуть их в лоно церкви, — как раз это и должен был проделать Саласар. Как нарочно, алькальд Толосы начал выражать недовольство тем, что в подвале местного совета заперты четверо колдунов, которые к тому же были не местными. — Святые отцы, вы должны понимать, что здесь не тюрьма святой инквизиции, — ворчал он. — Это муниципалитет, и откуда нам знать, может, эти люди способны навести на нас порчу или что-нибудь еще похуже того сотворить. Этот малый с бельмом на глазу как-то недобро на меня смотрит. — Что вполне логично, — успокоил его Иньиго. Оба клирика уже готовы были отправить письмо главному инквизитору, чтобы сообщить ему об исчезновении Саласара, как вдруг тот объявился, когда его уже никто не ждал. Это случилось вечером, в первых числах ноября. Он был серьезен и сосредоточен, как никогда. Все сошлись во мнении, что инквизитор выглядит постаревшим лет на двадцать, но откуда им было знать, что вместо сердца у него — кровоточащая рана и потребуется очень, очень много времени на то, чтобы она затянулась. Приехав в Толосу, он вместо того, чтобы объясниться, намекнуть на причину своего отсутствия в течение долгого времени, распорядился собираться в дорогу, а его настоятельные требования и противоречивые распоряжения довели всех членов миссии до полного изнеможения. Он был готов выставить за дверь или даже выгнать любого, кто заговорит о сделках с дьяволом, сектах, магической силе, ведьмах и колдунах. Впервые он с такой ясностью определил для себя отношение к этим вопросам. На земле полно всякой нечисти, но эти упомянутые выше особы, без сомнения, являются самыми обыкновенными человеческими существами. Единственное, что его хоть сколько-то обрадовало, было известие о поимке четверки мнимых колдунов. Судя по тому, как оживился инквизитор, у него возникла уверенность, что ему удастся выяснить о них всю подноготную. Он допросил каждого из них по отдельности, затем по двое и наконец учинил им очную ставку, посадив за столом друг против друга. Прежде всего, его интересовал внешний вид человека, заказавшего им эту работу. Исходя из полученных примет, он сделал вывод, что речь шла о Родриго Кальдероне, как он и подозревал. Затем он постарался выяснить, откуда взялся платок с вышитой буквой М, в который была завернута стеклянная трубочка с порошком-отравой. — Знать ничего не знаем про буквы, — сказал ему бородач. — Сеньор сказал мне, что порошок ему дал один важный врач. — Доктор Меркадо, — пробормотал Саласар. Когда он спросил их, что они знают о Патроне, те в один голос уверили его, что с ним незнакомы и никогда его не видели. А также не имеют понятия о том, кто такие инквизиторы Валье и Бесерра. Саласар провел в Толосе церемонию возвращения раскаявшихся грешников в лоно церкви. Четырех преступников передал гражданским властям с тем расчетом, чтобы их судили за убийство охотника за ведьмами Педро Руиса-де-Эгино. А затем приказал своим людям готовиться к возвращению в Логроньо. Им предстояло доставить туда огромное количество бумаг, тысячи страниц документов и вещественные доказательства, которые, будучи собраны вместе, представляли собой в полном смысле слова неподъемный груз. Саласару не терпелось доложить главному инквизитору обо всем, что ему удалось выяснить. Он уже представлял себе, в какое изумление придет Бернардо де Сандоваль-и-Рохас, узнав, что в результате расследования у него возникла догадка о том, что Патрон вкупе со своим подручным имеет прямое отношение ко двору или к святой инквизиции. У него уже были свои кандидатуры на роль подозреваемых. XXV О том, как ведьмы передают свою силу Решение навсегда расстаться с Иньиго оказалось самым трудным из тех, что когда-либо приходилось принимать Май. Сообщив на ухо послушнику свое секретное имя, девушка перевела дух и поторопилась выскользнуть из церкви, чтобы, не дай бог, не передумать. Май казалось, что за свою короткую жизнь она уже успела хлебнуть горя, однако и представить себе не могла, что разлука с любимым — такая мука. Девушка знала, что до конца жизни ей предстоит носить в себе эту боль, а ведь она еще так молода. Сколько же лет ей придется существовать с этим чувством потери? Единственным утешением было бы снова найти Эдерру. Миновало уже больше года с того времени, когда она видела ее в последний раз. Иногда память играла с ней злую шутку, и ей никак не удавалось представить себе черты лица собственной няни. В ночь накануне своего приезда в Виторию Май де Лабастиде никак не могла заснуть. Она восстановила в памяти все месяцы, проведенные в одиночестве, и пришла к выводу, что у нее нет повода упрекать себя в трусости; что она сумела неплохо защитить себя, когда в этом возникла нужда; что на свете немало добрых людей и что иногда ее колдовство все-таки действовало. Теперь осталось ждать совсем немного, вскоре она доберется до конца путеводной нити, где и состоится встреча с ее няней. И тогда все начнется сначала. Рано утром она долго, чуть ли не целую вечность, рассматривала город издали. Вглядывалась в туман, окутывавший здания, стараясь угадать, в котором из них в этот момент могла находиться Эдерра. Совсем скоро она ее увидит. Вместе с неотступно следовавшим за ней Бельтраном она быстро поднялась по склону горы, на которой раскинулся город, и увидела массивные стены церкви Святого Андрея, возвышавшейся посреди зеленого поля. Рассмотрела и улочки, которые в то утро насквозь продувал резкий ноябрьский бриз, одновременно разгонявший и облачко пара вокруг морды и ноздрей Бельтрана. Май решила пойти по одной из них наугад, готовясь спросить о Грасии первого встречного. И вдруг увидела вдали стайку кумушек, болтавших у дверей одного дома. К ним она и направилась, а подойдя ближе, сказала: — Я разыскиваю Грасию Итурральде или некую… — она почему-то боялась произнести вслух это имя, — Эдерру. — Ах, вот как? Женщины окинули ее с головы до ног подозрительными взглядами. Май не хотелось вдаваться в объяснения, но в конце концов она сочла это необходимым: — Я младшая сестра. — Младшая сестра обеих? — спросила одна из них, казавшаяся более бесцеремонной. — Да… Ну, нет, конечно… — Май невольно рассмеялась. — Я младшая сестра одной из них. — Которой? — не унималась женщина. — Эдерры, — проговорила она, скрестив за собой пальцы. Они вновь ее оглядели с головы до ног, словно прикидывая, может ли от этой девчушки исходить какая-либо опасность. И сочли это маловероятным, потому что через секунду указали ей дорогу. Ей пришлось пойти по дороге, которая вывела ее за город. Перед глазами стоял туман. Желудок свело судорогой, в какой-то момент она почувствовала, что ее вот-вот вырвет. На мгновение остановилась, чтобы перевести дыхание. От земли веяло ароматом папоротников, от которого у нее перехватило горло. Нужно было идти, осталось совсем немного. Она отыскала небольшую постройку, которую описали ей женщины: она спряталась среди яблонь. Точь-в-точь кукольный домик — белый, с красной крышей, мхом по углам фасада. Сбоку к нему прилепился невысокий навес, а рядом было что-то вроде огородика, где росли неизвестные ей травы. Она остановилась у двери и замерла. Услышала потрескивание горящих дров и бурление жидкости в котле. Сердце готово было выскочить у нее из груди. Она посчитала до трех и решительно постучала. Кровь ударила ей в виски. Открыла женщина лет сорока с тщательно собранными в пучок волосами, легкими морщинками в уголках глаз. У нее была ладная фигура, изящная талия. — Сеньора Грасия де Итурральде? Женщина взглянула на Май так, словно земля ушла у нее из-под ног. — Мое имя — Май де Лабастид д’Арманьяк, — представилась девушка. — Долго пытаться объяснять, что привело меня сюда, но…