– Стреляет кучно, – медленно повторил я, – с пташкой на… нет, погоди, с крокодилом на ручке, а с пташкой… то есть с маленькой пташкой всегда дает промашку. – Не забудь, – сказала она, – это может спасти тебе жизнь. Она улыбнулась, чмокнула меня и закрыла дверь. Раздался звонок. Док, похоже, понимал правила вежливости лучше Конни или Бобби. Я побежал вниз, бормоча стишок, затем дал себе несколько секунд, чтобы собраться, и открыл дверь. Конни и осторожность Драматурги-кролики давно адаптируют Шекспира для широкой кроличьей аудитории. Постановку «Семи тысяч восьмидесяти трех знатных родичей» приветствовали бурными аплодисментами в 1973 году, а в 1982-м «Комедию ушей» назвали эталоном литературной адаптации. Но не все пьесы были настолько же удачными: кроличьи критики устроили разнос «Зайкиной зимней сказке», единогласно решив, что пьесу написали «ради одной неудачной шутки». – О, – сказал я, изображая удивление, – здравствуй, Док. Я думал, ты уехал? – Уехал, – сказал он, угрожающе глядя на меня, – а теперь вернулся. Кент сказал, что наша невероятно непостоянная Констанция пошла сюда, чтобы отрепетировать роль для ее новой пьесы или что-то вроде того. – Ах да, – сказал я. – Она тут была. Но потом ушла. – Правда? – Да, – сказал я, чувствуя, как у меня на спине проступает горячий липкий пот, – правда. Что-то там случилось с Дианой. – А это ее новая пьеса? – спросил он, указывая на листы, все еще лежавшие на столике в прихожей. – Да, – сказал я, – мы собирались потом еще немного порепетировать. Думаю, завтра или послезавтра. Я представил, как стреляюсь с Доком на дуэли. – Или, если хочешь, никогда. Я вдруг понял, что ее ботинки по-прежнему стояли там, где она их оставила, прямо на виду, меньше чем в ярде от места, где стояли мы. Хотя кролики обладали выдающимся периферийным зрением, способным заметить любое движение, разглядеть краем глаза детали им было труднее – это была одна из причин, почему они ездили медленно. На дорогах с большим потоком кроликов-водителей на дорожных знаках даже размещали изображение лисицы в левом нижнем углу, чтобы их точно заметили. – Забери-ка лучше сценарий с собой, – сказал я, потянувшись к листам и одновременно с этим ногой задвигая ботинки под подставку для зонтиков. Он не взял сценарий, а вместо этого наклонился ко мне. – Я сомневался, ее это ботинки или нет, – прорычал он, – пока ты не задвинул их под подставку. – Разве задвинул? – Да, задвинул, – угрожающе тихо сказал Док. – И если я знаю Конни, то она прячется в каком-нибудь шкафу с романом Виктора Гюго. Я прав? – А вот и нет, – совершенно честно сказал я. Да, она пряталась в шкафу, но с романом Дюма, а не Гюго. Несмотря на это, он протиснулся мимо меня в прихожую. – Я знаю, что ты здесь! – закричал он, скакнув через прихожую в кухню. Я собрался идти за ним, но меня отвлекли два человека на улице, не спеша шагавшие ко мне со стороны дороги. То были Виктор и Норман Маллет, и они пришли крайне не вовремя. Как только они подошли к моей двери, Виктор, плохо скрывая свою враждебность, заговорил: – Добрый вечер, Питер. Нам бы хотелось поговорить. – Это срочно? – сказал я. – Сейчас не самое подходящее время. – Серия «По долгу службы» закончилась двадцать минут назад, – сказал Норман, – так что чем же таким важным ты можешь быть занят… Норман резко замолчал, когда Конни, все еще завернутая лишь в мою простыню, сбежала вниз по ступенькам. Она улыбнулась мне и пожала плечами, но затем вдруг замерла на придверном коврике, оказавшись лицом к лицу с Виктором и Норманом, вытаращившими от удивления глаза. – Быстро в нору! – орал Док, увидевший ее из кухни. – Я с тобой позже разберусь! – Нет! – непокорно сказала она, повышая голос. – Можешь взять свое «быстро в нору» и прочий альфа-кроличий антропоцентрический ревнивый женоненавистнический пафосно-мачистский бред и засунуть его себе под хвост. Если у тебя есть ко мне какие-то претензии, то говори прямо в лицо! – Претензии? – заорал он в ответ, когда они встали в прихожей друг напротив друга. – Сейчас я тебе покажу претензии. Ты трахаешься с нашим соседом – вот моя претензия! Лаго милосердная, он же человек! Неужели в тебе нет ни капли приличия? Виктор и Норман повернулись и с полным отвращения видом уставились на меня. – Я могу объяснить, – сказал я. – Не смей говорить мне, что мне делать или не делать! – прокричала Конни. Тем временем я заметил, как за братьями Маллетами возникли еще два человека. Они казались мне смутно знакомыми, но я не сразу их узнал. Они были одеты с иголочки, и каждый держал в одной руке планшет, а в другой – дорогую ручку, драматично зависшую наготове. – Давайте будем говорить потише? – сказал я. – Ты этим обычно и занимаешься, да? – сказал Док, поворачиваясь ко мне. – Соблазняешь беззащитных жен, когда их мужья уезжают из города? – Я вовсе не беззащитная, – заорала Конни. – Я вполне способна сама принимать за себя решения, и вот что я тебе скажу, майор Клиффорд Кролик, – с Питером я получила вдвое больше удовольствия, чем когда-либо с тобой! – Омерзительно, – сказал Виктор. – Возмутительно, – сказал Норман. – Но… – сказал я, и в тот же миг Док прыгнул на Конни. Она увернулась, хихикая, но Док не то случайно, не то нарочно встал на простыню, и она вдруг осталась стоять совершенно голой, прямо там, на икеевском коврике в прихожей. У всех на виду. Внезапно повисла абсолютная тишина, тянувшаяся, казалось, вечность. – Упс, – стыдливо улыбаясь, сказала она, а затем выпрыгнула из двери, пролетела мимо братьев Маллетов и с совершенным изяществом перемахнула через изгородь. Еще через два прыжка она уже была у себя дома. Супруг незамедлительно последовал за ней. Послышался треск ломающейся мебели, звон разбитой посуды… а затем тишина. Я снова посмотрел на Виктора и Нормана. Они молча пялились на меня с распахнутыми от удивления ртами. – Это вовсе не то, чем кажется, – сказал я. – По-моему, совершенно очевидно, что это именно то, чем кажется, – сказал Виктор. – Так вот, значит, как себя преподносит Муч Хемлок? – сказал один из людей с планшетами, в котором я теперь узнал Реджинальда Спика, первую половину судейской коллегии конкурса «Спик и Спан». – Рассадником низменного, развратного и порочного поведения? – Ну конечно, вот именно сейчас вы и пришли, – сказал Виктор, который тоже только что его узнал. – Судьи появляются неожиданно, чтобы обеспечить честное соревнование, – надменно сказал мистер Спик. – И правильно делают, – сказала миссис Спан, партнер мистера Спика. – Вы не можете просто притвориться, что ничего не произошло? – сказал Норман. – Просто уйти и вернуться попозже? – Так ничегошеньки вообще и не было, – сказал я, стараясь убедить отчасти судей, отчасти самого себя и отчасти братьев Маллетов. – Но даже если бы и было, вам-то какое дело? – Большое, вообще-то, – сказал Виктор. – У нас хорошая деревня, и мы живем по законам добропорядочности. А это означает, что возлежать с вредителями – неприемлемо. – Конни не вредитель. – Для тебя, очевидно. – Думаю, мы видели достаточно, – сказали судьи, собираясь уходить. – Такое никогда не происходит в Пембридже. Чтобы победить в конкурсе «Спик и Спан», недостаточно идеальной кромки газона, потрясающих роз и местного меда высочайшего качества, нужны еще культура и приличие. Как вы думаете, почему поселок Слиптонский Шлепанец никогда не получал никаких наград, хотя у них лучшие подвесные кашпо во всем графстве? – Погодите минутку, – сказал Норман, на миг позабыв о Конни и обо мне, – это решительно не то, о чем мы с вами договаривались. И если учесть, сколько мы вам заплатили, мы ждем, что вы оцените нас хотя бы честно. – Нас все подкупают, – ехидно сказала миссис Спан. – Не думайте, что из-за этого к вам будет особое отношение. – Она помолчала. – Хотя, полагаю, мы могли бы согласиться на повторную оценку, если вы… устраните текущие проблемы. Мы друг друга поняли? Норман сказал, что они однозначно поняли, поблагодарил их за терпение и снисходительность, после чего Спик и Спан ушли. Виктор и Норман снова повернулись ко мне. – Думаю, курс действий ясен, – сказал Норман. – Благо нашей деревни стоит превыше тебя и твоих маленьких хвостатых друзей. Но поскольку когда-то ты был нам другом, а мы – разумные люди, ратующие за соразмерность наказания и честный подход, мы пойдем тебе навстречу. У тебя есть сорок восемь часов, чтобы убраться отсюда, и ты можешь забрать с собой свою ветреную дочурку и длинноухих друзей. Это не обсуждается, Нокс. И если ты не сможешь убедить Кроликов уйти, тогда это сделаем мы, любыми доступными нам средствами. Поскольку теперь я знал, что Тоби был членом «Две ноги – хорошо», логично было предположить, что его отец и дядя тоже там состояли. Угроза была не пустой. – Слушайте, – сказал я, – может быть, мы можем это обсудить или… – Сорок восемь часов, – сказал Норман. Он сверлил меня таким взглядом, каким, наверное, психопат смотрит на свою жертву после того, как отцепил ее от батареи, и прямо перед тем, как ложкой выковырять ей печень. – Достаточно с тебя обсуждения? – Да, ладно, – сказал я. И они ушли. Я подумал о том, чтобы пойти к Кроликам и предупредить их о надвигающейся буре, но вместо этого запер дверь, подождал, когда машинка закончит стирать, а затем сунул платье Конни в сушилку. До полуночи я ждал, когда вернется Пиппа, но, так и не дождавшись, пошел спать.