— Ты. Ты, ладно. Ты. — Его нижняя губа начала дрожать. Я кивнул. — Снова верно. Я. Я здесь самый страшный. Я забавлялся. Я бы переживал из-за того, если бы перестал об этом думать. Но я не стал. Я наслаждался собой изо всех сил. — Ты громила, Уайли. И трус. Мне не очень нравятся трусы. А задир я ненавижу. Из носа у него начало течь. — А знаешь, что я ненавижу больше задир, Уайли? Знаешь? Он покачал головой. С его трясущегося подбородка капали слёзы и сопли. Я подошёл к нему вплотную и приставил ствол к виску. Он застонал от страха. — Больше задир я ненавижу тех, — произнёс я, — кто изнасиловал Матрону. Он выглядел так, что был готов обосраться. — Это… это… это не я придумал. Это всё Мак… он нас заставил… у него было оружие и всё такое. — Мне. Плевать. — Мне пришлось! Мне не понравилось. Честно. Совсем не понравилось. Правда. — Не оправдание. — Что… что ты собрался со мной сделать? — Пока не решил. Полагаю, выбор стоит между выстрелом тебе в затылок и распятием. Что предпочтёшь? Его колени подогнулись, он упал на пол, хныкая и стоная. Я опустился на колени рядом с ним и прошептал ему в ухо. — Я собирался тебя распять, но это требует времени и усилий. Вероятно, проще тебя пристрелить. Как считаешь? — Прости, хорошо? — выкрикнул он. — Прости, прости! Я изо всех сил проорал ему в ухо: — Мне плевать! Он вжался в стену. — Выбирай! — О, боже! — Выбирай! — Пожалуйста, нет, прости, пожалуйста. — Он уронил лицо ладонями, скрючился и завыл. — Ладно, — произнёс я. — Значит, пуля. Я схватил его за плечо и поднял на ноги. Он попробовал немного посопротивляться, но я пихнул его коленом по яйцам. Затем я вывел его в коридор и подвёл к парадной двери. От боли и ужаса он едва мог идти. Я пинком отправил его вниз по ступенькам, и он упал лицом в гравий и вцепился пальцами в землю. Он попытался подняться, но единственное, что у него получилось — это ползти на четвереньках. Я пошёл за ним. Когда он дополз до травы, я поставил ногу ему на спину, и он уткнулся в грунт. — На колени, — произнёс я. Он вскрикнул от боли и вцепился в землю. — На колени! Я наклонился, обхватил Уайли и поднял, пока он не оказался на коленях передо мной. Как только я его выпустил, он снова завалился. Я изо всех сил пнул его по рёбрам. — На колени, жалкий ты кусок говна. Я снова поднял его, на этот раз он устоял. Он дрожал и трясся, охал и стонал. — Почти то же самое место, где ты пристрелил того беззащитного невооружённого человека, не так ли? Как раз подходит, чтобы и тебя пристрелить. Он начал умолять. — Пожалуйста, о, боже, пожалуйста, не надо. — Так она и говорила, да? Именно так говорила Матрона? Я прижал горячий ствол пистолета к основанию его шеи. Он закричал. — Так? Я позволил ему пропотеть пару минут, затем нажал спусковой крючок. В конце концов, он не знал, что я уже истратил все патроны. — Это было необходимо? — спросил Нортон, пока я наблюдал, как Уайли ковылял за школьные ворота. Я указал на лица, прижавшиеся к окнам школы позади нас. — Да. * * * Я взглянул на лица мальчиков перед собой. Они выглядели такими усталыми. Они не спали всю ночь и прошагали три мили, готовясь к бою. В итоге, по ним постреляли издалека, а затем над ними издевались обезумевшие от страха взрослые, что, наверняка, их перепугало, особенно, самых маленьких. Впрочем, дело не только в событиях последних двадцати четырёх часов. Жизни этих мальчиков до Отбора протекали тихо и спокойно. Они день за днём проживали по жёсткому графику, установленному какими-то далёкими недоступными взрослыми. Они играли в игры, сидели на уроках, по пятницам изображали солдат и случайными выходными. Они ели назначенную пищу в назначенное время и на месяцы вперёд знаю, что день за днём будут заниматься тем же самым. Разумеется, были задиры, побои и наказания, но если речь не о Маке, далеко дело не заходило никогда. И всегда рядом находилась Матрона, чтобы обнять, наложить пластырь или залечить полученный синяк. Однако за последние несколько месяцев ситуация поменялась кардинально. Они видели смерть своих родителей и бежали в единственное убежище, которое знали. Они надеялись найти спасение в знакомой рутине школы святого Марка. Вместо этого они убивали людей в бою, видели, как погибали их друзья и учителя, над ними издевались, их мучили, подчиняясь прихотям банды вооружённых головорезов, приказывавших им днём и ночью. Их готовили к войне и обучили жить с постоянным ожиданием неминуемой смерти. Я смотрел на помещение, полное мальчишек с посттравматическим стрессовым расстройством. И я должен был ими руководить. Я понятия не имел, с чего начинать. — Мак мёртв, — сообщил я им. Я ожидал какой-то реакции; парочки восторженных криков, хотя бы. Но видел я лишь мёртвые глаза и унылые лица. — Будучи его заместителем, командовать буду я, и теперь всё изменится. В данный момент, я хочу, чтобы вы все поспали. Оставьте оружие у двери и отправляйтесь по койкам. В столовой, все, кто захочет, смогут взять холодной еды, но до завтрашнего утра вы сами по себе. Просто… расслабьтесь, лады? Я ждал, пока они разойдутся, но они просто сидели на месте. Я смущённо посмотрел на Нортона. — Свободны, — подсказал он. — Простите. Свободны. Когда мальчики поднялись, я добавил: — И, кстати, больше никакой армейщины, ясно? Теперь можете носить собственную одежду. Завтра мы соберём всю форму и вернём её на склад. Мальчики вышли в тишине. Когда они разошлись, я остался наедине с Нортоном, миссис Аткинс и оставшимися офицерами — Вольфом-Барри, Пьюгом, Спейтом, Пейтелом и Грином. — Соберитесь в круг, — сказал я. Они разобрали стулья и сели передо мной. Я тоже сел. — Все видели, что сегодня произошло с Уайли, так?