Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 2 из 44 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Прости, — сказала Матрона. — Болеутоляющих не осталось. Они есть в списке покупок следующей экспедиции, но до той поры, боюсь, придётся терпеть, стиснув зубы. Позже, наверное, смогу раздобыть немного водки, если тебе пойдет. — Она подмигнула мне, улыбнулась и протянула костыль. Я уковылял прочь. «Господи, как же нога болит». Когда я уже заходил за угол в конце коридора, она высунулась из лазарета и позвала меня. — А, и, Ли? — Да? — Очень рада тебя видеть. Нам тут понадобятся светлые головы. Стараясь не дать своей светлой голове скатиться с плеч, словно мячу, я покраснел и забормотал слова благодарности. * * * Жилые помещения персонала располагались в западном крыле главного здания школы, старое основательное здание начала XIX века было превращено в школу около ста лет назад. Оно отдалённо напоминало замок — не какой-то конкретный замок, не оплот, просто, замок. Две башни по обеим сторонам от главного входа делали здание похожим на замок с фальшивыми зубцами на крыше, но внутри были деревянные перегородки, скрипучие половицы и сквозняки из створчатых окон. Центральное отопление в наших общежитиях обеспечивалось огромными старыми батареями, которые всю зиму хрипели, стонали и протекали. Краска на них каждое лето облазила, обнажая обжигающе горячий металл под ней. Одним из любимых старостой методов пытки маленьких мальчиков было прижать их ушами к обнажённому участку батареи. Уши потом ещё несколько дней жутко болели. Маккиллику нравился этот метод, хотя с недавнего времени он придумали использовать более мягкую и более чувствительную часть тела мальчишек, и я даже думать не хочу, как сильно она болела. Сейчас батареи были холодными, а воздух прохладным и сырым. В школе было пугающе тихо. Я ненадолго остановился в главном актовом зале, вдыхая запах лака и пыли. В одном краю зала располагалась сцена, занавески задёрнуты. В прошлом учебном году шестиклассники показывали здесь «Сон в летнюю ночь», и только Богу известно, когда сценой воспользуются вновь. На полпути вверх по стене, по трём сторонам зала проход галереи соединял ряды классных комнат с библиотекой и помещениями для персонала. Я поднялся по лестнице и прошёл в крыло, обычно предназначенное для учителей. Бейтса я обнаружил в комнате для персонала, где он устраивал нечто вроде совещания с тремя оставшимися мальчиками, все одеты в школьную форму, как на уроке. Бейтс стоял у доски, рисуя примитивную карту со стрелками, указывающими направление движения. Центральное здание на карте было подписано «Теско». Дверь была открыта, я постучал и вошёл, отчего Бейтс дёрнулся и потянулся за винтовкой, затем узнал меня, увидел костыль и подошёл, чтобы помочь мне сесть. — Кевин, да? Я вздохнул. — Нет, сэр. Киган, сэр. Ли Киган. — Киган, точно. Что ж, с возвращением Киган. Побывал на войне? «Я похоронил мать, пересёк на велосипеде весь округ, по пути на меня трижды нападали, я съел на завтрак жирного барсука, а потом на меня напала сраная собака Баскервилей. Я весь покрылся грязью, кровью, синяками и повязками, и хожу с костылём. Конечно, я побывал на войне. Мудила». — Немного, сэр. Ему хватило доброты выглядеть сочувствующим в течение двух секунд. — Рад возвращению ещё одного старшеклассника. Королевские ВВС, да? — Последнюю фразу он произнёс с ноткой отвращения в голосе, словно говорил о какой-то неприятной болезни. — Так точно, сэр. Младший капрал. — О, что ж. Ты же ещё можешь стрелять из этой штуки? — Он потряс».303»-м. — Так точно, сэр. — Хорошо, хорошо. С твоим назначением разберёмся позже. Сейчас я излагаю план завтрашнего нападения. Присаживайся. Бейтс выглядел странно. Его волосы были зализаны назад при помощи геля (или жира?), а одет он был по полной военной форме. Ботинки блестели, хотя сам он не брился несколько дней, глаза его были глубоко посажены и налиты кровью. Также изменились его манеры. Дурная шутливость исчезла, вместо этого он начал вести себя резко, по-военному. Чёрт, неужели он и правда думал, что теперь солдат? Готов спорить он даже время использовал в двадцатичасовом формате. Он продолжил совещание. — Собираемся у микроавтобуса в ноль-шесть-ноль-ноль. — «Точно». — Основная цель — консервы в «Теско», однако спички, чистящие средства, зажигалки, также пригодятся. Да, Грин? Шестиклассник поднял руку. — Сэр, мы уже посещали… виноват, набегали на «Сэйнсбери», «Асду» и «Уэйтроуз». Там было пусто. Даже у Моррисонов ничего нет. С чего, вдруг, в «Теско» будет иначе? На краткий миг на лице Бейтса появилось выражение отчаяния. Оно тут же исчезло, на его место встала покровительственная улыбка. Боже, у него совсем дела плохи. Похоронить маму было для меня делом весьма непростым, но, в конце концов, таков естественный порядок вещей — дети оплакивают своих родителей. Я даже представить не мог, что с ним сотворили похороны жены и детей; он выглядел сломленным. — Нужно быть внимательным, Грин. Хороший командир ничего не оставляет на волю случая. Ничего! — Так точно, сэр! Мальчик бросил на меня взгляд и закатил глаза. В ответ я ухмыльнулся. Грина я знал весьма неплохо. Он был на год старше, но жил в нашем доме и помогал устроить спектакль в прошлом семестре. Он хорошо сдавал экзамены, и всегда выходил вперёд во время игр или представлений, но встань с ним рядом на спортивной площадке, и заметишь, что ему хочется одного — убежать и спрятаться в кустах; умный, но хилый. Именно с такими мальчишками Бейтс не желал иметь никаких дел. Он был высокий и стройный, с тёмными волосами и карими глазами, и этот везучий засранец умудрился полностью избежать прыщей. Мне так не повезло. Накануне Отбора я учился в младшем пятом классе. Роулс был второклассником, а Нортон, сидевший рядом с Грином, учился в старшем пятом. Роулса я знал плохо. Он был настолько моложе меня, что я никогда не имел с ним общих дел. Он был низок даже для своих лет, а большие глаза и веснушчатые щёки делали его похожим на прелестного ребёнка из диснеевских фильмов, ребёнка того типа, который мирит своих родителей, ведя себя ужасно, гротескно, тошнотворно мило. Он смотрел на Бейтса полным восхищения взглядом. Бедный малыш. Мало потерять родителей, так надо ещё и получить Бейтса в качестве примера для подражания. Настоящее невезение. Я вдруг понял, что мир до Отбора казался ему каким-то сном, некоей детской фантазией, слишком идеальной, чтобы иметь место в реальности. Нортон, с другой стороны, был полон чванства, но не в плохом смысле. Он был самонадеян и уверен в себе, богатенький ребенок, который восхищался прыгающей походкой Лиама Галлахера[1]. Хорош в единоборствах, он создавал впечатление человека, который мог позаботиться о себе, и проводивший перемены за перекуром в подсобке кафетерия через дорогу, и болтая с девчонками из старших классов, которые велись на его мальчишеское поведение. Пусть он и соответствовал своему профилю, он не был ни хулиганом, ни козлом, и я был рад его видеть; когда Нортон рядом, всегда весело. Ну и банда собралась, чтобы пережить апокалипсис — честолюбивый казанова, крутой парень и надоедливый мальчишка-талисман, под надзором уставшей от всего мира медсестры и повредившегося рассудком учителя истории, возомнившего себя сержантом Роком[2]. Впрочем, могло быть и хуже — директор мог быть жив, а Маккиллик мог находиться здесь. Именно в тот самый миг, когда эта мысль посетила мою голову, я услышал, как кто-то позади меня прокашлялся. Я выругался про себя за то, что сглазил и обернулся, прекрасно понимая, что именно за сукин сын стоял у меня за спиной. — Здрасьте, сэр, — произнёс Шон Маккиллик. — Помощь нужна? — Ох, блядь, — пробормотал Роулс. Глава вторая Шон Маккиллик являлся любимчиком Бейтса, и имевшим самое высокое звание мальчиком в армейской секции ОКО. Он был заместителем старосты и капитаном регбийной команды — три победы на соревнованиях округа. Ещё он был отличником, платиновый ублюдок. Благодаря его спортивным достижениям, школьные власти думали, что из шотландской жопы Мака светит солнце, но, когда учителей рядом не было, он становился самым худшим школьным задирой — садистским, жестоким и совершенно непредсказуемым. Джон всегда говорил, что это из-за того, что он такой низкорослый. Даже сейчас, в свои девятнадцать лет, он был ниже всех остальных в комнате, даже Роулса, но телосложение у него было кирпичеобразное, а голова квадратная, с острыми углами. У него были мясистые бедра и такие кривые ноги, что он, словно ковылял при ходьбе — младшие окрестили его Дональдом Даком — но в нём безошибочно была видна грубая, приземистая мужская сила. Под его пшеничного цвета волосами блестели голубые глаза, лицо целиком покрыто веснушками, но в изгибе его рта читалась жестокость, а в глазах холодный расчёт. Мак был из мажоров. Его отец заседал в Палате Лордов, пока с наследственными пэрами не было покончено, а затем он принял образ бандита из Ист-Энда. Рождённый в семье аристократов, он вёл себя, словно Рэй Уинстон[3]. Натуральное убожество. Большинство одноклассников поклонялось ему, но за пределами класса он был безоговорочно всеми ненавидим, особенно в ОКО. Он считал, что ношение формы даёт ему право делать всё, что заблагорассудится, и хоть он и хулиганил на школьной площадке, это не шло ни в какое сравнение с тем, как он вёл себя, когда военная секция была в походе или на учениях. Прошлогодний летний военный лагерь превратился в повторяющуюся череду марш-бросков, отжиманий и проверок на выносливость, всё под присмотром Мака и полнейшим игнорированием со стороны Бейтса, который считал всё происходящее нормальным, и даже весёлым. В последнем походе, в Уэльсе, где мы занимались спортивным ориентированием и прочими вещами, он вообще бросил мальчика в реку и держал его голову под водой до тех пор, пока тот не потерял сознание. Когда пацана выловили и привели в чувство, Мак заставил его, промокшего и дезориентированного, заканчивать упражнение вместе с остальными. Тогда стояла зима, вокруг были предгорья, и к тому времени, когда они добрались до места встречи, паренек был уже совершенно синий; в итоге он оказался в больнице с гипотермией. Он был слишком напуган, чтобы рассказывать о случившемся, поэтому соврал, будто сорвался и упал. Остальные мальчики в отряде тоже промолчали — у Мака имелась целая банда подручных — и если тебе не хотелось получить синяков, ты не вмешивался. Он и его лакеи расхаживали вразвалочку (ну, они расхаживали, он ковылял) по школе, устанавливая свои законы, но, когда появлялся учитель, Мак улыбался и подлизывался. Директор его обожал. До заместителя старосты его понизили лишь потому, что отец старосты совсем недавно пожертвовал школе новую химическую лабораторию. Матроне он был отвратителен. Ей постоянно приходилось лечить нанесённые им раны, однако директор отмахивался от её жалоб, бормоча банальности о юношеских забавах. Задрот. Ходили мрачные слухи и о смерти, случившейся давным-давно, когда Мак учился в младших классах. Но, насколько мне известно, эти разговоры так и остались — слухами. Мак закончил школу за семестр до того, как начался Отбор, выиграл большой приз за своё выступление, как король всех жополизов, а пока он выступал, Джон заблокировал замок его машины. Теперь Джон мёртв. Мы испытали огромное облегчение, глядя в спину Маку, убеждённые, что он ушёл навсегда. Строго говоря, Шон Маккиллик являлся последним человеком на Земле, которого вы хотели бы видеть присматривающим за группой уязвимых детишек в постапокалиптических пустошах. Бейтс радостно вскрикнул и — Господи, помоги нам — обнял этого ублюдка. — С возвращением, Мак, — произнёс он. — Вот, теперь, всё начнётся по-настоящему. * * * Следующие несколько недель к нам устремился постоянный поток людей, ищущих у нас убежища. В школе училось более тысячи мальчиков, при выживаемости 7 % в живых осталось около семидесяти человек. Из них сорок вернулись вслед за мной в течение последующих недель. Некоторые приводили братьев или сестёр, матерей, бабушек и дедушек, дядей, тёть, друзей. Лишь один мальчик пришёл с отцом, но через несколько дней тот умер от пневмонии. Бейтс особенно хорошо обращался с этим мальчиком — Теккерей его фамилия — и я увидел его с другой стороны. Он был заботлив, добр и внимателен; удивительно. В итоге, к концу месяца нас стало сорок шесть, и жизнь, казалось, вернулась в старые здания. Все, кто возвращался, приносили с собой истории. Вольф-Барри, тощий шестиклассник, слегка повёрнутый на компьютерах, рассказывал об улицах Лондона, заваленных трупами, о полчищах крыс, выползавших из канализаций в светлое время, чтобы попировать. Роулс видел массовые захоронения, и электростанции, превращённые в гигантские печи, чтобы сжигать мёртвых. Коняга Хейкокс, прозванный так за свою одержимость лошадьми, встретил группу вновь зародившихся христианских фундаменталистов, объявивших священную войну всем иноверцам, что, по сути, означало всех не-белых. Спейт, ещё один шестиклассник, рассказал похожую историю, только, в его случае, верующими психами оказались мусульмане. Были и другие истории о контуженных выживших, обратившихся в самые извращённые верования, лишь бы обрести смысл в произошедшем, о харизматичных вождях, устанавливавших свою власть, обезглавливая, вешая и даже сжигая всех, кого они считали грязными и нечестивыми. Установили генератор, а топливо для него добыли из ближайшей автозаправки. Мы опустошили «Блокбастер» и по вечерам пару часов жгли энергию, смотря кино. Телевидение и радио к тому моменту практически умерло, хотя мы продолжали сканировать радиоволны в поисках сигналов. Некоторые спутниковые станции продолжали трансляции, пока хватало энергии от генераторов, но в большинстве своём они передавали лишь унылую музыку и записанные сообщения с извинениями за перерыв в трансляции. Один итальянский телеканал три недели подряд транслировал зацикленный дублированный эпизод «Башни Фолти»[4]. Одна за другой все станции уходили из эфира. Последний живой канал передавал из Японии, где какой-то парень читал новости. Он показывал снимки отдалённых взрывов и сражений, пустые улицы и заброшенные городские кварталы. Мы каждый день смотрели его в течение месяца, пока он просто не перестал выходить в эфир. Бейтс и Мак взяли руководство на себя, разбили всех по группам и мы принялись обустраивать своё гнёздышко. Веснушчатый невысокий брамми[5] по имени Петтс подготовил кусок земли, на котором весной можно будет разбить огород; в конце концов, наши запасы консервов и обезвоженной еды сокращаются, и вскоре нам придётся выращивать еду самим. На основной кухне стояла бесполезная газовая плита, но в одной из хозяйственных построек мы нашли плиту начала века с давно позабытой дровяной печью. Мы её почистили и раз в сутки питались горящей пищей, приготовленной тётушкой одного нашего парня, которую мы тут же прозвали Обеденной Леди, хотя звали её миссис Аткинс. Во многих общежитиях имелись старые заложенные кирпичом камины, мы разбили их кувалдами, открыли дымовые трубы, в заброшенном хозяйственном магазине в Севеноксе раздобыли решётки, и по ночам спали с комфортом. Необходимым топливом нас обеспечивали леса на территории школы. Мы даже обустроили хлев, куда поселили корову, двух свиней и трёх овец. Поскольку школа святого Марка являлась элитным учебным заведением, в ней не было недостатка в потенциальных фермерах-джентльменах, к тому же двое выжили и вернулись — Хиткоут и Уильямс, и взялись за ухаживание за свиньями. Школа начала походить на рай. Мы организовали турниры по футболу и регби, после завтрака начали проводить собрания; чёрт, мы даже жгли костры и пели песни. С трёх сторон территорию огораживала каменная стена, а река Медуэй, которая очерчивала южную границу школы, удерживала внешний мир на порядочном расстоянии от нас. Мы чувствовали себя в безопасности и изолированными, а Бейтс и Мак до поры до времени вели себя хорошо. Разумеется, поисковые отряды выглядели слишком воинственно, чтобы воспринимать их всерьёз, но без своих подручных Мак казался практически нормальным, а Бейтс, наконец-то, успокоился. Он сильно надеялся на Мака в организационных вопросах, но построение графика посадки картофеля и дойки коров, на самом деле, оставляет не так уж много места для мании величия. Сюрреалистичная картина. Мир умирал, а тут крошечная община опечаленных детей ведёт себя так, будто всё в порядке. И на какое-то время, лишь на какое-то время, я позволил увлечь себя, позволил себе думать, что всё ещё может наладиться, что мир не погряз в анархии, хаосе, религиозных культах, крови и ужасе, что остальной мир был такой же, как мы — надеющийся и справляющийся день за днём. Возможно, эта крошечная община, что мы основали, выживет. Каким же идиотом я был. Любая община здорова настолько, насколько здоровы её лидеры. А у нас были Бейтс и Мак. Надо было догадаться, что пиздец нам настал ещё до того, как всё началось.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!