Ладно. Действуй прямолинейно. Будь серьёзен, но не лезь на рожон. Я посмотрел ему в глаза. — С чего ты так решил? Он пожал плечами. — Чутьё и наблюдение. Он отпил из бокала. Я тоже. Складывалось ощущение, что я играю в покер. Я не знаю, как играть в покер. — Видишь ли, я считаю, Бейтс был прав, — продолжал он. — Я думаю, что ты думаешь, что ты выше всего этого. Я иногда замечаю, как ты смотришь на меня, и вижу, как ты меняешь выражение лица, пытаясь скрыть своё презрение до того, как я его замечу. — Не будь дураком. — Я рассмеялся, по-дружески. Он не улыбнулся. — Я много, кто, слышь? Но я не дурак. В его голосе слышалась угроза, однако не было похоже, что он злился. Если только я не сказал что-то, по-настоящему глупое. Я поднял руки и изобразил невинность. Мак подался вперёд. — Суть в том, что ты не такой, как я. Я — пиздюк. Конченный ублюдок, и мне плевать, знает ли об этом кто-то ещё. Я убийца и насильник, и это только начало. Я сначала стреляю, а потом задаю вопросы. Я забиваю нахуй любого, кто встанет передо мной и моими желаниями, и мне плевать, кто это будет. И мне нравится всем управлять. Нравится руководить людьми, отдавать приказы, устанавливать правила, изображать крутого мужика. Но дело в том, Ли, что это единственное — в чём я хорош. У меня к этому талант, понимаешь ли. Попроси меня что-нибудь посчитать, или дай занятие по английскому, нарисовать картину или сыграть на пианино, и я полный нахуй дебил. Но, поставь меня в ситуацию, когда требуется сила, немного жестокости, и я в деле. И главное, что сделал Отбор, самая великая, прекрасная вещь, которую сделал Отбор — это вручил людям, вроде меня, ключи от всего этого блядского мира. Ни один коп не закроет меня за причинение вреда здоровью, ни один магистрат не вручит мне свидетельство об общественно опасном поведении, ни один судья не отправит меня в дурку. Сейчас закон один, и он не за теми, у кого самая большая пушка, а за теми, кто достаточно гнусен, чтобы первым ею воспользоваться. И этот человек — я. И, полагаю, ты такой же. Я мог лишь выдавить из себя: — А? — Ой, не позорься и не изображай невинность. Это ты застрелил Бейтси. Я попытался сделать каменное лицо и ничего не показывать. Только смысла не было. — Ага, — произнёс он, изучая меня. — Так и думал. Плохо дела пошли. — Сейчас ты думаешь, я буду из-за этого злиться. И я немного злился. Но потом я поразмыслил. Вероятно, ты так поступил, потому что решил избавить его от страданий, так? Я не издал ни звука. — Так? — В его голосе вновь появились нотки опасности. Я кивнул, продолжая смотреть ему в глаза. — Милосердно. Даже, по-геройски. Однако это не отменяет того факта, что ты его убил. Хладнокровно застрелил. Как бы ты сам себе там ни думал, теперь ты убийца. Как и я. А я себе нравлюсь, и мне нравятся люди, похожие на меня. Я снова кивнул. — Остальные — просто последователи, громилы, ссыкуны, которые чувствуют себя крутыми только, когда рядом есть такие крутые парни, как я. Но, полагаю, в тебе есть стержень. Полагаю, спина у тебя крепкая. Ты действовал у меня за спиной, умышленно сделал то, что собирался сделать я. Для этого нужны яйца, особенно с твоими ногами. Мне нравятся яйца. Но мне не нравятся те, кто меня подъёбывают. Так что у меня остаётся только два варианта. Мы пристально смотрели друг на друга. — Дай угадаю, — вскоре произнёс я. — Убить меня или повысить. Он склонил голову в согласии, откинулся на спинку кресла и отпил виски. Затем он вытянул правую руку, поставил бокал на стол и взял «Браунинг», который всё время разговора лежал, излучая молчаливую угрозу. Он положил пистолет на бедро, осторожно держа палец на спусковом крючке. — И что мне, по-твоему, делать, Ли? Я ничего не ответил. Мак поднял пистолет, положил его обратно на стол и вновь взял бокал. — Видишь ли, ты рискнул и принял сложное решение, потому что считал, что поступаешь правильно. Если я смогу убедить тебя, что помогать мне — это правильно, то мы станем отличной командой. Но мне придётся тебя убеждать, а не заставлять силой. Если я тебя заставлю, ты просто скажешь то, что мне хочется услышать, и я не смогу понять, можно ли тебе доверять или нет. Итак, позволь мне устроить презентацию. В конце концов, я должен был заниматься рекламой. Если не понравится, можешь выйти — прости, уковылять — за ворота. Я не буду тебя останавливать. Мак откинулся в кресле, снова отпил виски, и приготовился задать мне жару. — Когда я вернулся в первый раз, Бейтси отвёл меня к себе в кабинет и прочёл лекцию. По истории, что было в его стиле. Он сказал мне, что если взглянуть на историю примитивных цивилизаций, одни и те же шаблоны повторяются раз за разом, снова и снова. Фермы объединяются в деревни. Затем эти деревни обнаруживают рядом другие деревни, и с радостью объединяются друг с другом, образуя племена. Только в этих деревнях нет демократии. Никто не выбирает вождя. Командует там самый крутой засранец в округе, вот в чём дело. Если тебе не нравится твой вождь племени, ты бросаешь ему вызов, вы деретесь, и победитель становится новым вождём. Простая система. Все понимают правила. И всё работает. Охуительно работает. Так было по всему миру. Демократия — это роскошь. Её можно себе позволить, если твоё общество пиздец, как загружено, обеспечено, организовано, стабильно, обладает развитой инфраструктурой. Но, пока твоё общество всем этим не обладает, трайбализм — это лучший способ управления, потому что даёт людям наилучшие шансы выживания. И значение имеет только это — выживание. Вождь выбирается по заслугам, по силе. Людям нравится сила. Они её понимают. Так размышлял Бейтси, и мне пришлось с ним согласиться, поскольку Отбор поставил нас в ситуацию, когда мы должны вернуться к племенам. У нас нет электричества, водопроводной воды, газа. Блядь, у нас даже сельское хозяйство такое, что и говорить не о чем. Малые, сильные общины — вот путь восстановления человечества. А сильным общинам нужны сильные вожди. И это — я. Видишь ли, беда с Бейтси была в том, что он убедил меня в своей правоте. И едва это произошло, я осознал, что должен встать на его место. Я понимал, что он недостаточно крут, чтобы вести за собой. Племя, возглавляемое им, никогда не станет достаточно сильным, чтобы обеспечить выживание остальных. Поэтому я его заменил. Я распял этого бедолагу, потому что решил, что так будет наиболее драматично. Тем самым я послал чёткое сообщение: «Я — вождь. Я силён и безжалостен. Будешь до меня доёбываться, я тебя убью». Вот так, по словам Бейтси, и должен ставить себя сильный вождь сильного племени. Он знал, что это правда, знал, что подобное представление необходимо, но ему для этого не хватило духу. Это сделал я, и буду делать. Лишь потому, что я это делаю, я именно тот, кто должен управлять племенем. У племени под моим руководством наилучшие шансы выжить, когда к нам придут другие племена, чтобы нас захватить. Я — лучшая возможность выжить для этих мальчишек. Я в этом убеждён. А ты? Возможно, я был убеждён. Боже мой, этот сумасшедший мудак говорил здравые вещи. Мне ни на секунду не пришло в голову, что у него может быть что-то настолько развитое, как например, идеология. Я был убеждён, что он — буйнопомешанный психопат. Но всё, что он сейчас сказал, было чудовищно разумно. Брутальный, злобный и опасный, но логичный. — Нет, — произнёс я. — Не совсем. Мак откинулся в кресле и сделал глоток. Он дёрнул головой, чтобы я продолжал. Я набрал воздуха в грудь и развил мысль: — Возможно, Бейтс был прав насчёт племени. Не знаю, сам я никогда не разбирался в истории. Однако звучит правдоподобно. И, если он прав, ну, да, сильный вождь — это, вероятно, необходимое зло, на какое-то время. Не знаю, каким лидером был бы Бейтс. Откровенно говоря, он был нахрен бесполезен. Когда начинались какие-то сложности, он замирал, а это было опасно для всех нас. Он был обузой. Я не думаю, что распятие этого бедолаги было решением. Ну да ладно, что сделано, то сделано, и ты теперь вождь. Не будем обращать внимания, что ты сделал, чтобы занять эту должность, вопрос в том, что ты намерен делать, получив её? Я замолчал; нужно правильно подобрать слова. — Я вот, что хочу знать, — произнёс я. — Ты намерен держать тот же уровень жестокости, дабы продолжать занимать эту должность? — Ну, да, если надо будет, — признал Мак. — Но я не думаю, что стану. Мне придётся поступать мерзко только, когда кто-нибудь решит бросить мне вызов. Но я не думаю, что так будет. Можно немного расслабиться. Всё сделано. — Ага, я заметил. Должен признать, когда ты взялся за руководство, я думал, что будет очень плохо, но этого не произошло. Странное это дело — говорить с ним настолько открыто. Во мне до сих пор теплилась уверенность, что этот разговор закончится стрельбой, но он не оставил мне выбора, кроме как вести себя честно, и я так себя и повёл. И всё же, не было нужды быть честным до конца. — Послушай, Ли, сейчас я главный, — сказал он. — Я намерен сделать наших пацанов жесткими, и офицеры мне в этом помогут. Но мне необходимо соблюдать баланс, сделать так, что я не разозлю их настолько, что они выйдут из-под контроля. Я заполучил их повиновение, но мне нужна их верность и уважение. И я понимаю, это будет сложно. Не самая сильная моя сторона. Если ты будешь на моей стороне, полагаю, я смогу их одолеть. Я наблюдаю за тобой; ты справишься с молодняком и прочими делами. Они меня раздражают, а я их пугаю до охуения. Что есть хорошо, не пойми меня неправильно, я хочу, чтобы они меня боялись. Мне нужна добавка доброты. Кнут и пряник, уловил? Вот, чего мне от тебя нужно. — Теперь понимаю. — Я рассмеялся. — Ли Киган — заботливое лицо распятия. Значит, хочешь, чтобы я стал твоей совестью? Сдерживал тебя? — Ага, можно и так сказать. Дай знать, если я зайду слишком далеко. Приглядывай за пацанами. Держи меня в курсе, как они себя чувствуют. Следи за офицерами, выясняй, кто из них может создать проблемы. — Уайли, — тут же бросил я. — Серьёзно? Мне он нравится. Он жестокий, — весело произнёс он. Я наградил Мака наилучшим своим взглядом из разряда «да, ну?». — Ну, да ладно, — сказал он. — Что ж, я к этому и веду. Ты подмечаешь подобные вещи. Мы станем неплохой командой. Плюс, я могу рассчитывать на тебя в бою. А это важно. Ибо, полагаю, нам предстоит много боев. — Значит, я твой заместитель. Я отдаю приказы офицерам, и моя задача — поддерживать тебя, и давать тебе знать, если ты, по моему мнению, зайдёшь слишком далеко. И поступаю я так, потому что сильный безжалостный вождь — это наилучшая возможность выжит в племенном мире. Я прав? — Ага. Я сделал вид, что обдумываю собственные слова, затем подался вперёд и протянул руку. — Ладно, я в деле. Но, когда он пожимал мою руку, я думал лишь о том, что он сделал с Матроной и Бейтсом, и насколько сильно он будет страдать, когда я с ним разделаюсь. Глава восьмая Охранник с отвращение осмотрел нас. — Чего надо? Петтс показал бумажный пакет. — Несём овощи, сыр и молоко на рынок, — сказал он. Охранник сунул нос в пакет. — Чеширский есть? — Эм, нет, простите. Всё только домашнее. Он типа, как филадельфийский.