Прошло совсем немного времени, и узкий ход привел в широкий просторный коридор. – Ночную тропу «добрых» людей трудно не узнать, – сказал наставник, поджидавший их. И вправду, просторный коридор, снизу доверху облицованный гладким камнем, разительно отличался от грубо вытесанных проходов, по которым приходилось пробираться до этого. Посередине коридора в полу прорублен глубокий желоб с журчащей водой. Барат поднял факел высоко над головой и увидел полукруглый свод. – Смотрите, – вновь осветил стену Остах. Напротив прохода на стене коридора виднелись две стрелки, направленные в противоположные стороны. Та, что вправо, – указывала на четыре вертикальные черты, по обычаю покрашенные сажей. Та, что влево, – упиралась в нарисованный домик. – Четыре палки – это место ночных людей. Дом на скале – это тайная хавира «добрых». Нам к дому, он недалеко от центра города. Все запомнили? Барат кивнул. Остах хмыкнул и двинулся дальше. Они прошли немного, и ночная тропа «добрых» людей закончилась тупиком – сплошная гладкая стена перекрывала проход. Тупику Остах не удивился, а вот завал скальных обломков, выкатившихся из широкой ниши на пол коридора и слегка запрудивших ручей, привел наставника в бешенство. Он забрался по завалу под самый потолок. Барат заметил, как заметался огонь факела: где-то наверху был свежий воздух и выход наружу. Ругался наставник долго и неистово. Барат даже и половину слов не разобрал: не настолько еще хорошо он знал имперский. Единственное, что понял, – наружу хода нет, и дело откладывается. Наконец учитель выдохся, и они двинулись в обратный путь. Перед выходом из подземелий Остах остановился и дернул щекой. – Все одно крысенышам не жить. Готовьтесь. Завтра все сделаем. Нам помогут. Олтер – Я второй десяток лет гоняю недорослей по этому плацу! – гремел голос коменданта. Он расхаживал перед нами, заложив руки за спину. – Всякого повидал за эти годы. Но такого!.. – И он остановился напротив. Все первогодки стояли вдоль плаца, вытянувшись и глазея мне в спину. Я затылком ощущал эти взгляды: сочувствующие, гневные, злорадные, обвиняющие. Сегодня опоздавших на построение не оказалось – все пришли полюбоваться на утреннюю экзекуцию. Я опустил глаза. Что тут скажешь? Виноват. – Всякого повидал, – повторил комендант, качая головой. – Но такого, чтобы нахал-первогодок на следующий же день после начала учебы сбежал с занятий?.. Над плацем повисла тишина. Я оправдываться не собирался. Не буду же я рассказывать всем, как спасал Бареана? А на вороту брань не виснет. – Во времена Старой Империи неслуха отволокли бы на конюшню и выпороли как следует, – гневался Хак. «К чему эти угрозы? – лениво подумал я. – Все понимают, что наследника дана Дорчариан ты и пальцем не тронешь». Видимо, Хак что-то прочитал в моем лице. Он подошел вплотную и прошипел: – Я жду не дождусь, когда вы поступите в старшую школу. Там я смогу сажать вас в подвал на пару дней. На хлеб и воду. – Он оглядел грозным взглядом притихший строй. – А ты, – вновь обратился ко мне комендант, – сегодня без полдника. Раз тебе так противны занятия уважаемого Либурха – то после обеда мигом в подвал. – Слушаюсь! – звонко крикнул я. Комендант немного постоял напротив, сверля взглядом. А потом представление резко прервалось, и все завертелось как обычно: бег, прыжки, метание. Как только началось занятие, мнимый гнев коменданта тут же испарился, и я понял, что он всего лишь отыгрывал роль. Плевать ему на прогульщиков. Булгуня выглядел довольным, но то и дело хмурился и виновато посматривал на меня. Вообще-то сегодня его очередь сидеть в темнице сырой: вчера он опять умудрился сцепиться с Грисами. Теперь-то, после объяснений Либурха, я знал причину наглости местных. Понимал, почему они постоянно цепляются… И с этим определенно что-то надо делать, а то у местных такое поведение может войти в привычку. Хватит им нас с грязью мешать. Я задумался над ответом, и внезапно меня осенило. От простоты и изящности решения я притормозил, и в спину врезался пыхтящий сзади Булгуня. Мы повалились на землю. – Ты чего? – недовольно заворчал приятель, отряхиваясь. – Слушай, друг, – шепнул я. – Ты завтра поутру сможешь прийти? До построения? – Зачем? – недоуменно прошептал Булгуня. – Эй, там! – раздался голос помощника Хака. – Разговорчики! – На обеде расскажу, – пообещал я. – Послушайте, друзья! Скоро у нас будут состязания первогодков на городской арене. Так? – Я обвел всех внимательным взглядом. Приятели уже пообедали, отодвинули в сторону пустые тарелки и внимательно слушали. Они нестройно кивнули в ответ. – У меня произошло… недоразумение с отцом Хмутра. Поэтому я буду бороться с Милиаром. – С командующим Пограничной стражей Атариана Фраксом Хмутром? – вырвалось у Фиддала. – Недоразумение?.. – Так получилось, – пожал я плечами. Друзья с сочувствием посмотрели на меня. Крепыша Милиара все справедливо побаивались. Даже заносчивые братья Грисы предпочитали держаться подальше. – Да не пяльтесь так! Еще посмотрим, кто кого! – воскликнул я. – Я про другое рассказать хочу. Главное – командующий Фракс Хмутр объяснил, что благородные люди в Империи мордобоем свои недоразумения не решают. – Железом, – кивнул Юркхи с серьезным видом. – За хулу ответ берут железом. – Железом – это когда по-серьезному, – терпеливо объяснил я. – А когда резать не за что, то благородные люди выясняют отношения с помощью высокого искусства борьбы. – О как! – цокнул языком Юрка. – Вот я и подумал, мой друг Булгуня… Почему бы тебе обидчиков не вызвать на поединок? Бороться. Как между благородными заведено. Булгуня посмотрел с интересом, мои слова ему определенно понравились. – Я готовлюсь к схватке с Милиаром по утрам, а Федя мне помогает. – Приятели с удивлением посмотрели на тихоню Фиддала, а он от смущения потупился. – Так что приходи завтра с утра, дружище! – Я приду, – задумчиво ответил Булгуня. – Обязательно. Я им покажу, кто тут лягушка! – Он сжал кулаки. – Ты не переживай, – ответил немногословный Бареан. – Они над нами смеются, а сами кроме своей паршивой провинции и не видели ничего. Я аж поперхнулся, когда услышал. А Кольша с Юркой засмеялись. Только Фиддал обиженно засопел. – Точно! – воспрял Булгуня. – Болота, болота… Видели бы они наш Конутоп и папин дворец! У нас сразу рядом с крыльцом протока. Такой простор! Разбегаешься – и с головой в воду! И песок белый-белый, мелкий как пыль. А вода теплая – хоть не вылазь. На той стороне протоки вдоль берега вишневые сады. Весной как зацветут – весь берег словно в белой пене. И лепестки по воде плывут! Красотища! А летом, как ягоды поспеют? Знаете, какие у нас вишни? Сладкие, здоровенные – во! – И Булгуня показал, какие большие вишни растут у него под окном в далеком Конутопе. Помолчали. Все скучали по родному краю и каждый сейчас вспоминал свой дом. – Что расселись, голубки? – раздался противный голос одного из подпевал Гриса. Этого типа мы звали Прилипалой. – Обед-то кончился. Кое-кому в подвал пора. – Дружки Прилипалы весело заржали. Странно, что Грисов нет. Булгуня, сидящий ближе всех к нарушителю спокойствия, поднялся из-за стола и развернулся в сторону Прилипалы. – Ква-ква! – насмешливо сказал мальчишка, глядя на нашего приятеля. Булгуня шагнул в его сторону. – Эй ты, как там тебя! Буль-буль… гу. – И вновь раздался дружный глупый хохот. Булгуня вдруг схватил зубоскала за ремень и странным движением швырнул от себя. Насмешник завопил от страха и полетел спиной вперед. Летел он недолго, рухнув на соседний стол. Тарелки со звоном разлетелись, расплескав недоеденное содержимое по столу и полу. Прилипала весь измазался густой похлебкой. Старшеклассники, сидящие за столом, возмущенно завопили и вскочили. – Что происходит? – раздался грозный голос коменданта. Все разом притихли. Хак Стурр переводил взгляд с Прилипалы, сползающего со стола, на Булгуню, взъерошенного и красного. – Я, Булгуня, сын Булгара, – раздался взволнованный, но упрямый и твердый голос приятеля, – старший сын ксена, потомственный бродник из рода великих Булогов, – от знакомых с детства слов голос мальчишки окреп. Его устами сейчас говорил весь род, и окружающие это поняли. Трапезная замолчала, глядя на невиданную картину, – желаю решить свои недоразумения с этим… – Булгуня запнулся. – Недостойным, – прошептал я. – Недостойным, – вновь зазвучал голос приятеля, – с помощью высокого искусства борьбы. – О как! – ответил комендант, покачиваясь с пятки на носок. – Благородные, значит… Хорошо, будет вам борьба. Завтра. Комендант развернулся и ткнул в меня указательным пальцем: – Ты. Марш в комнату наказаний. Уходя, я услышал восхищенный шепот Кольши: – Ну, Булгуня! Ну ты даешь!.. «Все-таки наш комендант никакой не талантливый преподаватель, а обычный вояка. Хоть и хвалил его наставник, а не хватает Стурру воображения, изобретательности, – думал я, ерзая на неудобном сиденье в подвале. – Вот разве может хороший педагог перепутать награду с наказанием? Тишина, интересная книга под боком. Я даже яблоко вновь протащил!» Я покосился на коричневый, ссохшийся позавчерашний огрызок яблока на полу и нахмурился. Подошел к каменной стене и прислонил ухо. Прислушался. Никаких посторонних звуков. Никаких взглядов. Я затолкал несчастный огрызок обратно в дырку в углу. Встал на колени и внимательно осмотрел то, что раньше считал мышиной норой. Ну откуда тут мыши? Что им здесь делать, что есть? Дырку сделали специальным инструментом, нарочно вытесали. Сколы недавние, свежие, яркие. Тесали не камни, а старый раствор между ними. И место выбрали неслучайно: там, где расходились блоки. Судя по всему, работы велись из подземелья. Что это значило? Во-первых, у охотников за Бареаном неплохо налажен сбор данных: смогли же они узнать о дурной привычке коменданта сажать иноземцев ни за что ни про что. Во-вторых, неизвестные хорошо знали подземелья и чувствовали себя в них как дома. Я вспомнил обезображенное лицо преследователя и вздрогнул. Боец отлично экипировался для хождений по подземельям. Буду надеяться, что он уникум и одиночка. А высокий старик сгинул в лабиринте тоннелей. Впрочем, выводами надо обязательно поделиться с наставником, а то он шастает с учениками в катакомбах, как по проспекту гуляют. Я отошел от стены и сел обратно. Все это пустяки. Главное – Бареан спасен. Дядька рассказал, что в дымаре использовался корень дурнопьяна – злой травы, столь любимой отравителями. Так что видения о корчащемся на полу Боре оказались не такими уж надуманными. А Либурх, своей добротой могущий разговорить камни, накоротке поведал грустную историю Бареана-изгнанника. Отца Бареана – бола Полуденных островов – кроваво сверг собственный брат. В ночной резне погибла вся семья царевича, а ему удалось чудом скрыться с кучкой верных людей. Помощь мятежнику оказала Империя, которой пришелся не по нутру усилившийся Барриван, отец Бори. Некто вблизи арнского престола решил, что слишком уж независимым становится бол Островов. Боря с верными сподвижниками год колесил по Империи, мыкаясь по городам и скрываясь от людей дяди. Но их все-таки выследили. Покушение оказалось для нападавших неудачным, но все понимали, что жизни не будет. Тогда и определили Борю в школу, под крылышко наместника. Имперцам тоже понравилась мысль держать у себя в кулаке такую важную политическую фигуру, какой являлся истинный наследник погибшего бола. Так Бареан очутился в школе. Я вытащил из тубуса тетрадь и положил на колени. Эндир всю жизнь посвятил тому, чтобы имперцы не могли так жестоко вмешиваться в местную политику внутри Дорчариан, как влезали в дела Полуденных островов и других земель. Наверное, за это его и убили. Я раскрыл наугад книжицу, и мой взгляд заскользил по давно написанным дедовой рукой строкам. Глава 6