— Там был теремок. Я в нём сидел. А потом стенки завертелись, завертелись. И я завертелся… Других объяснений от Васи не удалось добиться. Гурьба ребят двинулась вверх по дороге. Маруся торжественно тащила Васю. Когда миновали несколько изб, Вася закричал: — Хочу к деде! Во-он он идёт! Прикрываясь рукой от солнца и озираясь по сторонам, по улице брёл дедушка. Он искал Васю. ПОД КРЫЛОМ У ДЕДА Когда шли домой, дедушка бранил Васю: — Где тебя носит с самой спозаранки? Хожу, ищу — как сквозь землю провалился. Вася семенил рядом, держась за дедову руку. — Бабушка приехала? — Да она раньше вечера и не обещалась. — Деда, знаешь, Кузька в капкан попал, такой старикан неосторожный! Хорошо, что не носом, а то бы вовсе ему конец! А теремок в машину превратился! Завертелся, завертелся, да и покатился с горки. У дяди Семёна трактор поломался, потому что Семён лодырь! У папы-то, небось, не ломается! Гуси как гоготали! Прямо, ну, как… трещотки! Под Васину торопливую болтовню вошли они в избу. Дед неодобрительно оглядел Васю: — Измазюкался весь. Как есть чумичка! — К Дусе племянница приехала, — сообщил Вася. — На поправку. Аня — племянница. — Это к которой же Дусе? У нас в колхозе Дусь… — Это которая Дуся с поросятками. — И на свинарнике побывал? Чистый кузнечик ты, Вася! Скачешь и скачешь. В одно место за тобой кинешься, а ты уж в другое скакнул. Вот пожалуюсь отцу, — он те всыпет. Скидай одежду! Сопровождая каждое движение воркотней, дед приволок из сеней корыто, налил в него воды из большого чугуна, что стоял в печке. — Садись живо! И сидя в корыте Вася не умолкал. — Если было три воспаления лёгких, станешь бледный и худой. Я до мамы немножко не дошёл. Бочка меня укатила. Ежиков нашёл наш Полка-а-а-а! — Вася заголосил, замахал руками: мыло попало ему в глаза. А немного погодя он в чистой рубашонке и штанах сидел за столом и, сопя от удовольствия, ел кашу с молоком. Ой, как вкусно! Полную миску опустошил Вася, даже живот у него стал тугой. Немножко он посидел молча, раздумывая. Внезапно глаза у него стали хитрыми. По лавке Вася подобрался к деду, встал на колени, приник к старику. Да как гаркнет ему в самое ухо: — Га-а! Дед так и отпрянул. — Это ещё что? Как ты посмел такое делать? У меня и так уши заложены. — А это не я, дедушка, не я! — А кто ж, скажи на милость? — Это эхо! — Вася нагнулся и легонько куснул жилистую руку деда. — Оно ведь кусается! — Ох, Вася, Вася, что из тебя только выйдет? При таком-то скоморошестве! Кряхтя, дед поднялся с лавки и стал собирать со стола посуду. А Вася — шасть в угол за печку и оттуда тоненько завёл: — Кто-о идё-от? — И толстым голосом отвечает: — Ва-а-ся-а! Усмехнулся дедушка: — У тебя и эхо не как у людей. Больно уж развитое. Давай живо, на боковую отправляйся! Вася замер в углу на корточках, потом забубнил себе под нос: — Ты с ума, дедка, сошёл, чтобы мне сейчас спать ложиться? Когда бабушка в городе, а мама на обед ещё не пришла! — Что? Что? Ах ты, петрушка курносая! Родному деду такие слова! Где хворостина? Нету больше моего терпежу́ с таким внуком. Хоть плачь! — Старик провёл рукой по глазам. Хворостины Вася не боялся: дед ею только размахивал. Но можно ли стерпеть, чтобы старенький дедушка плакал? Выскочил Вася из угла, уткнулся в дедовы колени: — Я лягу, лягу! Я, знаешь, дединька, просто так лягу, на лавку, на твою овчинку. Только на кровать не хочу! Повздыхал дед и постелил на лавку овчину мехом кверху, положил подушку в ситцевой цветной наволочке. Лавка под самым окошком. Окошко настежь распахнуто. Вася лежит на боку и смотрит в окошко. Острокрылая ласточка, чернильно-синяя, с белой грудкой, стрелой пронеслась через двор. Наверно, она полетела к речке. — Деда, почему мама так долго не приходит с работы? — Работы много, милок. И домой идти далеко. Там, видно, и пообедает. Вася шумно вздыхает: — Я бы маме помог, — она б скорей управилась… Всё бочка виновата! Потом лицо его проясняется: — А я шофёром стану! И ещё доктором. Вот ты заболеешь, а бабы с мамой дома не будет, я тебе сам банки поставлю. Доктора, правда же, умеют банки ставить? Да, деда, умеют? — Умеют, милый, умеют, — сонно отозвался дедушка. Вместе с ветерком в окно влетела откуда-то песенка. Слов Вася не разобрал, но голос ему показался похожим на Марусин. — Нехорошо, когда не верят! — твёрдо сказал Вася. — Правда, деда? Сидя неподвижно, дед ровно дышал. Конечно, совсем плохо, когда не верят. Но ведь Маруся — а не кто другой — сказала, что ёжики его, Васины! И, когда вытащили Васю из бочки, она перепугалась, не зашибся ли он, и несла его на руках, прижимая к себе, как братика… Плохая Маруся или хорошая? Всё-таки больше хорошая. Может быть, она нечаянно не поверила? За плетнём раздалось жалобное мычанье. Не рыжий ли телёнок там бродит? Как Вася перекувырнулся-то через него! Сейчас это показалось Васе очень смешным. И он стал хохотать заливисто и звонко. — Что тебя разобрало? — всполошился дед. — Спи, внучек, спи! Весь трясясь от смеха, Вася стоял на лавке и высовывался в окошко, стараясь увидеть рыжего телёнка.