– Снизим голубой и получим более чистую смесь. Вот в этом месте. Видите? – я показал пальцем в излишнее скопление. – Ты это видишь? – Да. – Боже! – трясущиеся руки Сутулого потянулись к ингредиентам. Прежде таким счастливым я Сутулого не видел. Озарение действовало несколько минут. Старший алхимик не потратил их впустую. Взялся за дело и приготовил лучшую гербуху в своей жизни… Процесс очень сильно увлёк Сутулого. На время он забыл, что я всего лишь упаковщик, и посчитал меня помощником. Мешал смесь и, будто капитан на мостике или врач в операционной, выкрикивал короткие и точные приказы: – Больше воды! – Двадцать миллилитров массы из третьего ведра! – Замешай промежуточный! – Отожми и возвращай в таз! Поработали на славу. Времени хватило. Сутулый получил рецепт, близкий к идеальному. Совершенство взаимосвязей, пропорций и слойности грели его душу, как редкое затмение грело душу астронома. Он смотрел в замешанный таз смеси, но видел намного больше. Ингредиенты образовывали замкнутую систему, законченное уравнение, самостоятельную единицу. Пришло время фасовки. К тому времени эффект улучшителя алхимии закончился. Я не стал говорить ему, что из фасовщика смесь выйдет хуже. Она слёживается и нарушает пропорции. Сутулый был слишком счастлив, чтобы омрачать его триумф такой мелочью. Закончив смену, он похлопал меня по плечу и пожелал доброй ночи. В фойе восьмого этажа было пугающе тихо. Впрочем, так было всегда, просто в ожидании Питона я нервничал и психовал. Мы договорились о вечерней тренировке. Предыдущая закончилась двумя простреленными ногами. Что он выкинет на этот раз? Раны в бёдрах затянулись на четвёртый день. Я ещё хромал, но скорее по привычке, нежели от боли. Материя стала ещё сильнее, штопала сквозные дыры, оставляя на их месте крошечные шрамы. – Ты меня удивляешь, малой! – раздался голос Питона. Прежде он приезжал на лифте. На этот раз поднялся по лестнице. Застал врасплох. Дёрганые глаза просканировали помещение, он закусил зубочистку и упал в кресло. – Почему? Я стоял перед ним напряжённый и дёрганый. Вроде слушал его, но в большей степени думал… В какую сторону отпрыгнуть, если козлина начнёт палить? – Не знаю, что ты сделал, но Сутулый изменил о тебе мнение. Удивляешь ты меня, малой! – Что он сказал? – О нет! – Питон махнул рукой. – Если Кумар посчитает нужным, расскажет сам. Я пришёл не для того, чтобы сплетни распускать. Хочешь узнать что-то конкретное, спрашивай. Время тренировки началось десять минут назад. – Ты опоздал на пять. – Не будь занудой, малой! Вопрос у меня был. Я сомневался, что Питон ответит, но он ответил. Рассказал про стычки и сражения на улицах. Драки между братствами представлялись мне массовой бойней. Лидер одного братства отправляет свою банду, его соперник – свою. Сотни человек сходятся на улицах и стреляют друг в друга, покрывая асфальт ковровой дорожкой из гильз. На деле всё происходило иначе. Одарённых было меньше, чем я себе представлял. И каждый из них считался едва ли не самостоятельной армией. Ну или самое малое – отрядом. Разборки между братствами, сражения за территорию, диверсии. Количество участников редко превышало десяток одарённых. Причем если силы противников были плюс-минус равны, то часто обходилось без жертв. Они рубились, будто супергерои из фильмов, стреляли, сносили телами остановки и фонарные столбы. Но если кого-то не разорвали на куски, то свои вытаскивали, помогали, выхаживали. Некоторые кланы использовали в битвах обычных людей. Варвары, например. Он называли их мясом и пускали в расход, словно брошенную на территорию врага гранату. Если повезёт, мясо оставит на телах одарённых пару ссадин или дырок, если нет – то нет… Смерть одарённого – огромная потеря для любого клана. Одно из главных правил битников гласит: «Спасай союзника и уноси ноги». Речь про положения, когда потеря территории, товара или уважения не несёт за собой полное уничтожение братства. Бита в этом плане вёл разумную политику. Он знал, что денежные проблемы – это плохо. Очень плохо. Но не хуже, чем потерять армию. Миллионы кредитов превратятся в пыль, если братство потеряет армию. В городе превалируют животные правила. Деньги решают многое, но последняя инстанция – сила. – Поединок! – прервал рассказ Питон. – А?.. – У нас осталось пятнадцать минут. Пришло время поединка. – Ну хорошо, – я неуверенно пожал плечами. Поединок лучше, чем пара выстрелов в упор. Я размял плечи и вышел в центр фойе. Питон обладал способностью отражать удары. Мои усилия могут оказаться напрасными. Стоит попробовать зайти со спины… Питон сорвался с кресла. Рывок на семь метров, поток несущегося воздуха. Через миг я скрючился. По животу расползлась адская боль. Разошлась волнами, вызывая спазмы в ногах и руках. Я хотел перегруппироваться, перевести дух и выставить блок, но не мог пошевелиться. Замер, будто статуя. Закрыл глаза и посмотрел на материю. Основные звенья и связи, что отвечали за физическое состояние, выцвели. Эффект, схожий с принятием обезболивающего, только хуже. Сила, ловкость, выносливость, сопротивление урону и физическое состояние. Они существовали в материи, будто прозрачные ёмкости, из которых вылили цветное содержимое. Питон отключил часть меня. Отключил часть материи. – Рано или поздно ты научишься защищать энергию, если не сдохнешь, – сказал Питон. – Физические повреждения для одарённого не столь важны, как повреждения энергетической составляющей. Пропустишь удар по самому ценному, и тебя ничто не спасёт. Прошло двадцать секунд. Глаза я так и не открыл. Да и к чему их открывать? Тело не слушалось. Ничего не изменится, если я буду глазеть на Питона. А видеть происходящее с материей – значит изучать материю. Звенья и связи наполнились цветом. Материя пульсировала и мерцала, будто оповещала об аварийной ситуации. Я разогнулся и открыл глаза. – Понял? – Питон стоял передо мной, сжимая и разжимая кулак. – Кажется да, но… Он рванул телом со скоростью удара отбойного молотка. Правая рука скользнула от бедра и прилетела в грудь. На этот раз меня швырнуло к стене. Хрустнула рамка картины, осыпалась штукатурка, треснул гипсокартон. Я съехал у лифта на пол и свернулся калачиком. Боль парализовала. Но намного больше я испугался, когда закрыл глаза. Некоторые звенья материи треснули. Надломились или расслоились, как расслаивается древесина. Обесцвеченные и повреждённые, они походили на органы, которые не прижились. Органы, которые отторг организм. Питон ломал то, что я так усердно строил… – Поднимайся! – Он поставил меня у стены. – Как тебе тренировки? – Иди в задницу! Внутри что-то… – Новый материал – это хорошо. – Питон улыбнулся и переложил зубочистку на другую сторону рта. – Но, как говорится, повторение – мать учения! В фойе восьмого этажа прозвучали два выстрела. Бедро, левый бок. Кровь, недомогание, потеря сознания. Расплывчатые образы. Замутнённые картины. Воспоминания, замыленные галлюцинациями. Фойе, дверь, коридор, ванная. Ночь, улица, фонарь, аптека… Нет, что-то не то… Не аптека, а аптечка… Где аптечка? Последствия повреждённой материи оказались тяжелее физических. На следующий день я не смог подняться на ноги и пропустил работу. С четвёртым уровнем восстановления огнестрелы заживали довольно быстро. Питон делал вид, будто ведёт себя, как умственно отсталый дикарь, но на деле – действовал обдуманно. Четырежды он дырявил моё тело, и каждый раз пули проходили навылет. Интересно, если пуля застрянет в кости, мне понадобится врач? Или материя избавится от неё сама? Звенья и связи насытились цветом. Синий, зеленый, пурпурный… Видимых последствий не осталось. Чего не скажешь про надломленную связь ловкости. Она напоминала сломанную кость. Тем не менее звено восстанавливалось. На месте трещины появился нарост, который временно её укреплял, пока внутренняя структура строила соединительные мостики. Чувствовал я себя особенно паршиво. Прежде материя распределяла силы и энергию, чтобы латать меня и поддерживать общие силы. В этот раз она положила на меня большой и толстый. Её не интересовало ничего, кроме восстановления травмированной связи. Хорошо, хоть не забрала у меня возможность дышать. В остальном – я валялся на кровати в полуобморочном состоянии. Но про меня не забыли. Трижды в день я получал еду и воду. Врач не приходил. Вечером второго дня после тренировки ко мне пришёл Кумар. Долбаный интеллигент постучался в дверь и ждал, когда я открою. Будь у меня силы – послал бы его в задницу и приказал убираться. Сил не было. Когда он постучался в четвёртый раз, я что-то промычал. Кумар посчитал это приглашением. – Приветствую. – Он вошёл в комнату и встал надо мной. Прямая осанка, руки по швам. – Гу… – У меня хорошие новости. – Бэ… – Сутулый сказал, что ты отлично показал себя. – Кумар поправил торчащие из-под пиджака рукава. – Мы поговорили и пришли к обоюдному решению. Назначить тебя вторым варщиком. Бита всё согласовал. – Птр… – Мы приготовим тебе отдельную лабораторию и привезём ингредиенты. – Паф… – Твоя задача – делать ультракачественную гербуху. Мои поздравления. – Хайя-йа-йа… – Я бы позвал врача, но такое он не лечит. Отдыхай! Только на четвёртый день я спустился на завтрак. Свинцовые ноги, тяжёлая голова, одышка. Звено ловкости почти восстановилось: материя отдала часть сил. Всё закончилось лучше, чем я ожидал. Я надеялся, что Сутулый перестанет меня шпынять. Для этого позволил ему видеть ингредиенты. Так мы сблизились. Породнились в профессиональном мастерстве. Но на время. Улучшение закончилось, и теперь Сутулый смотрел на гербуху, как капитан без корабля смотрит на морскую гладь. Я рассчитывал получить толику уважения и веса, а получил куда больше. Сутулый признал меня вторым варщиком в клане битников. А сам Бита, как и Кумар, был не против с самого начала. Первая часть плана закончилась успехом. Собственная лаборатория. Неплохо. Но этого мало. Я намеревался стать сильнее и опытнее. Работа с гербухой – это промежуточный этап, и у меня созрела идея, как быстрее его пройти. – Доброе утро, Кумар! – Доброе! – Кумар отложил приборы и приготовился слушать. – Я хочу встретиться с Битой. – Всё, что тебя интересует, можешь спросить у меня. Я передам Бите, если не смогу ответить сам. – Нужно расширять бизнес. Полагаю, такая фраза из уст подростка звучала наивно. Но Кумар был слишком хорошо воспитан, чтобы поднять меня на смех или просто улыбнуться. – Что ты предлагаешь?