Лорд Валентин сидел за широким столом из какого-то редкого полированного дерева кроваво-красного цвета. Крупные, с узловатыми пальцами ладони короналя опирались на стол, будто он не мог без опоры сидеть прямо. Бледное лицо, блуждающий взгляд, опущенные плечи. – Мой повелитель… – неуверенно начал Хиссун, запнулся и умолк. Он все еще стоял в дверях и чувствовал себя неловко и неуместно. Лорд Валентин, казалось, не замечал его. В комнате была старая толковательница снов Тизана, и Слит, и вруун, но никто не произнес и слова. Хиссун совсем стушевался. Он не знал, как, согласно этикету, следует обращаться к усталому и, видимо, больному короналю. Выразить сочувствие или сделать вид, что монарх пребывает в добром здравии? Хиссун сделал рукой знак звездного огня и, не получив ответа, повторил жест. Его щеки пылали. Он попытался найти в себе хоть каплю былой самоуверенности, но не нашел. Странно, но чем больше он смотрел на лорда Валентина, тем больше смущался. Непонятно почему. В конце концов спас его Слит, объявивший: – Мой повелитель, посвященный Хиссун. Корональ поднял голову и впился взглядом в Хиссуна. В его застывших, будто стеклянных глазах отражалась страшная, неимоверная усталость. Но все же, с удивлением отметил Хиссун, лорд Валентин сумел превозмочь крайнее изнеможение – так человек, падающий в пропасть, хватается за лозу и с непреодолимой силой взбирается по ней в безопасное место. Удивительно было видеть, как на его щеки вернулось подобие румянца, как оживилось выражение лица. Он даже умудрился изобразить подлинно монаршее достоинство, привычку повелевать. Хиссун с благоговением подумал, может, это какой-то особый трюк, которому учат будущих короналей на Замковой горе. – Подойди ближе, – сказал лорд Валентин. Хиссун сделал два шага вперед. – Ты боишься меня? – Мой повелитель… – Хиссун, я не могу позволить тебе тратить время на страх передо мною – у меня и без этого слишком много дел. И у тебя тоже. Когда-то я был уверен, что ты не испытываешь никакого трепета передо мной. Я ошибался? – Мой повелитель, все потому, что у вас такой усталый вид, и сам я тоже устал. Думаю, это была очень странная ночь – для меня, для вас, для всех… Корональ кивнул: – Да, ночь великих странностей. Сейчас ведь уже утро? Всякий раз, когда бываю здесь, не могу понять, который час. – Немного за полночь, мой повелитель. – Всего лишь немного за полночь? Я-то думал, что почти утро. Какая же долгая ночь! – Лорд Валентин тихо рассмеялся. – Но здесь, в Лабиринте, всегда немного за полночь, верно, Хиссун? Клянусь Божеством, если б ты знал только, как я хочу снова увидеть солнце! – Мой повелитель, – тактично пробормотал Делиамбер, – действительно, уже поздно, а еще столько нужно сделать… – Да. – На мгновение взгляд короналя вновь остекленел. Затем, собравшись с силами, он произнес: – Что ж, к делу. Прежде всего я хочу выразить тебе благодарность. Если бы ты не поймал меня, я бы сильно расшибся. Ты, наверное, бросился ко мне еще до того, как я начал падать? Неужто было настолько заметно, что я вот-вот свалюсь? – Заметно, ваше величество, – ответил слегка покрасневший Хиссун, – по крайней мере, я заметил. – Ага. – Но, быть может, я наблюдал за вами более пристально, чем остальные. – Да, полагаю, что так все и было. – Надеюсь, ваше высочество не слишком страдает от прискорбных последствий… На губах короналя появилась слабая улыбка. – Хиссун, я не был пьян. – Я вовсе не то… Я имел в виду… Я хотел сказать… – Нет, это не опьянение. Чары или послание – кто знает… Вино – это одно, а колдовство – это другое, и, думаю, я все еще способен их различать. Это было темное видение, мальчик мой, причем не первое. Знамения самые тревожные. Надвигается война. – Война? – выпалил Хиссун. Слово было незнакомым, чуждым, отвратительным, оно повисло в воздухе, как какое-то мерзко зудящее насекомое в поисках жертвы. Война? Война? В голове Хиссуна возникли картины событий, случившихся восемь тысяч лет назад, из увиденных в Регистре Памяти душ: охваченные пламенем сухие холмы далеко на северо-востоке, черные от поднимающегося дыма небеса – последняя жуткая судорога затяжной войны лорда Стиамота против метаморфов. Но это все было в древней истории, за все прошедшие века больше не было войн, кроме войны за восстановление лорда Валентина на престоле. Но в той войне благодаря стараниям лорда Валентина, который ненавидел насилие, почти не было жертв. – Как это – война? – спросил Хиссун. – У нас на Маджипуре нет войн! – Война на пороге, парень! – резко сказал Слит. – И когда она начнется, от нее не спрятаться, клянусь Владычицей! – Но с кем воевать? У нас же самый спокойный из миров. Какие у нас могут быть враги? – Враг у нас один, – ответил Слит. – Или вы в Лабиринте настолько зарылись в землю, что тебе непонятно? Хиссун нахмурился: – Вы говорите о метаморфах? – Да, парень, именно о метаморфах! – воскликнул Слит. – О меняющих форму мерзавцах. Неужто ты думал, что мы можем продержать их взаперти вечно? Клянусь Владычицей, начнется бойня, и довольно скоро! С ужасом и изумлением Хиссун уставился на невысокого тощего человека со шрамом на лице. Глаза Слита сияли, казалось, что он даже радовался таким перспективам. Хиссун медленно покачал головой и сказал: – При всем уважении, первый советник Слит, я не вижу в этом смысла. Несколько миллионов их против двадцати миллиардов нас? Однажды они уже воевали с нами и проиграли, и, думаю, как бы они нас ни ненавидели, снова они не полезут. Слит указал на короналя, который, казалось, не слушал. – А когда они посадили свою марионетку на трон лорда Валентина? Разве это было не объявление войны? Ох, парень, парень, ничего-то ты не знаешь. Метаморфы веками строят нам козни, и вот настало их время. И сны короналя говорят об этом. Клянусь Владычицей, короналю снится война! – И я тоже клянусь Владычицей, Слит, – произнес корональ бесконечно усталым голосом, – что пока я могу хоть что-то сделать, никакой войны не будет, и ты это знаешь. – Ну а если не сможешь? – парировал Слит. Белое как мел лицо коротышки раскраснелось от волнения, глаза сияли, а руками он делал повторяющиеся быстрые рубленые жесты, как будто жонглировал невидимыми дубинками. Хиссун поразился тому, что кто-то, пусть даже первый советник, решается так дерзко разговаривать с короналем. Но, похоже, такое случалось нечасто, потому что Хиссун увидел на лице лорда Валентина что-то похожее на гнев, а ведь лорд Валентин славился тем, что никогда не впадал в ярость и пытался убедить спокойными и мягкими словами даже своего врага – узурпатора Доминина Барджазида на заключительном этапе войны за престол. Затем на смену гневу снова пришла ужасная усталость, придавшая короналю вид семидесяти-восьмидесятилетнего старика, а вовсе не полного сил решительного мужчины, которому, насколько знал Хиссун, было всего лет сорок с чем-то. Напряженному молчанию, казалось, не будет конца. Затем корональ заговорил, медленно и взвешенно, обращаясь к одному Хиссуну, как будто больше в палатах никого не было: – Пока есть надежда на мирный исход, я не хочу слышать больше разговоров о войне. Но знамения были действительно страшными, и если это будет не война, то какое-то столь же страшное бедствие. И я не оставлю такое предупреждение без внимания. Хиссун, этой ночью мы изменили кое-что в наших планах. – Вы отменяете великое паломничество, мой повелитель? – Нет, этого делать нельзя. Я и так уже несколько раз откладывал его под предлогом, что на Замковой горе полно работы и на веселые прогулки нет времени. Похоже, откладывал слишком долго – эти поездки нужно проводить каждые семь-восемь лет. – А сколько лет прошло, мой повелитель? – Почти десять. Да и в тот раз я прервал ее на полпути – в Тил-омоне, как ты знаешь, произошла небольшая неприятность, и меня, без моего ведома, освободили от большей части обязанностей. – Корональ смотрел мимо Хиссуна куда-то в бесконечность, и тому на мгновение показалось, что он всматривается в туманную пропасть времени, думая, вероятно, о том, как Барджазид диковинным способом отнял у него власть и сам он месяцы или годы бродил по Маджипуру, лишенный трона и разума. Лорд Валентин покачал головой. – Нет, великое паломничество будет проведено. Более того, оно даже расширится. Сначала я намеревался проехать только по Алханроэлю, но, думаю, нужно посетить оба континента. Обитатели Зимроэля тоже должны увидеть, что у них есть корональ. И если Слит прав и мы должны опасаться метаморфов, то посещение Зимроэля вдвойне важно, ведь там они живут. Этого Хиссун никак не ждал. Его охватило волнение. Еще и Зимроэль! Невообразимо далекая, чуть ли не легендарная страна лесов, широких рек и больших городов с волшебными названиями. – Ах, мой повелитель, если таков ваш новый план, то он просто великолепен! – сказал он, широко улыбаясь. – Я думал, что никогда не увижу тех краев, разве что во сне! А в Ни-мойю мы попадем? А в Пидруид, Тил-омон, Нарабаль? – Я, скорее всего, попаду, – произнес корональ странно ровным голосом, и эти слова оглушили Хиссуна, словно удар дубины. – А я, мой повелитель? – спросил он, внезапно встревожившись. – Вот еще одно изменение в планах, – мягко ответил лорд Валентин, – ты не будешь сопровождать меня в великом паломничестве. При этих словах Хиссуна пронзил ужасный холод, будто ветер, дующий меж звезд, проник в потаенные глубины Лабиринта. Он почувствовал, будто его выбросили, как пустую скорлупу, душа его сжалась под этим ледяным порывом, он вздрогнул. – Я отстранен от службы, ваше величество? – Отстранен? Ни в коем случае! У меня, понимаешь ли, на тебя важные планы! – Об этом вы говорили уже несколько раз, мой повелитель. Но великое паломничество… – Не является должной подготовкой к задачам, которые тебе некогда придется выполнять. Нет, Хиссун, я не могу позволить тебе терять год или два, болтаясь вместе со мной из провинции в провинцию. Тебе нужно как можно скорее отправляться на Замковую гору. – На Замковую гору, мой повелитель? – И начать подготовку, как и подобает посвященному рыцарю. – Мой повелитель? – удивился Хиссун. – Тебе сейчас… восемнадцать, да? Значит, ты отстал от остальных на несколько лет. Но ты быстро наверстаешь упущенное и поднимешься до своего подлинного уровня. Это твой долг, Хиссун. Никто из нас не имеет представления о том, какое зло вот-вот явится в мир, но я знаю, что должен ждать худшего, готовиться к нему и подготовить тех, кто встанет в трудную минуту рядом со мой. Так что не поедешь ты со мною в великое паломничество, Хиссун. – Понимаю, мой повелитель. – Точно? Пожалуй, да, понимаешь. Потом ты еще увидишь и Пилиплок, и Ни-мойю, и Пидруид. Но сейчас… сейчас… Хиссун кивнул, хотя на самом деле едва ли понимал, что пытается сказать ему лорд Валентин. Корональ довольно долго смотрел на него, и Хиссун твердо встретил взгляд усталых голубых глаз, хотя и начал ощущать ни с чем не сравнимую усталость. Он понял, что аудиенция подошла к концу, хоть это и не было сказано вслух. Молча он сотворил знак пылающей звезды и вышел из комнаты. Больше всего на свете сейчас он хотел поспать – неделю, а то и месяц. Эта жуткая ночь высосала его до капли. Два дня назад тот же самый лорд Валентин вызвал его в эту же самую комнату и велел быть готовым покинуть Лабиринт, поскольку он включен в свиту короналя для великого паломничества, которое пройдет по всему Алханроэлю. А вчера его назвали одним из приближенных короналя и усадили во время вечернего банкета за самый главный стол. Но теперь уже и сам банкет завершился чуть ли не скандалом, и он увидел измученного короналя, так похожего на обыкновенного человека. Обещанное участие в великом паломничестве отобрали, и теперь – Замковая гора? Посвященный рыцарь? Наверстывать упущенное? Какое упущенное? Жизнь превратилась в сон, подумалось Хиссуну, и растолковать этот сон некому. Слит вышел вместе с ним, и за дверью неожиданно поймал за запястье и притянул к себе. Хиссун с изумлением понял, что в этом человеке, будто в скрученной пружине, таится немалая сила. – Просто хочу сказать тебе, парень, – я резко разговаривал с тобой вовсе не потому, что имею что-то против тебя.