Вскоре прорезался блеющий голос Чернокрыса: – Всё равно это надо сделать, так что хватит реветь. За работу! Шаги и плач приближались. Со скрипом отворилась дверь хлева. – Что с ними будет? – проговорил плачущий. Я понял, что это Гримбарт. – Ох, что же с ними будет? – Ну-ну, – ответил другой голос – Брунхильды. – Они просто научатся жить по-другому, вот и всё. – Чего вы так убиваетесь, господин барсук? – спросил третий собеседник – конечно же, Рыжий Хвост. – Потому что пришла пора выпустить в лес Козицу, Простоквашу и Несушку, миленькая, – объяснила Брунхильда. – Скоро Индра снимет с нас заклятие. Ты ведь помнишь, что случилось, пока мы играли в столовой? Вот мой муж и боится, что нашей животине, когда о ней некому будет позаботиться, придётся худо. Помнишь, как Козица сжевала башмак? – Помню, помню, – жизнерадостно откликнулась Рыжий Хвост. – Левой, правой, левой, правой! – раздался голос Чернокрыса. – Я не могу стоять тут весь день. Гримбарт снова заплакал. Всхлипывания зазвучали глуше. Барсук скрылся в хлеву и почти сразу же вышел, явно ведя с собой Простоквашу: я услышал, как она мычит где-то рядом с погребом. Гримбарт принял мычание за жалобу и просто разразился рыданиями. – Она не хочет уходить! – судорожно всхлипывал он. – Ей так страшно! Нет, не могу… Чернокрыс начал терять терпение. – Бери эту дуру за рога и тащи прочь отсюда! Ты что, не понимаешь, что ничего другого не остаётся? – Понимаю. – Гримбарт хлюпнул носом. – Но как же трудно. Пойдём, моя ромашка. Идём, идём. Всхлипывания и стук копыт стали тише: барсук с коровой направились к воротам. Однако вскоре Гримбарт вернулся. – Не могу! – удручённо сказал он. – Не могу я её выпустить! – В последний раз тебе говорю, – зарычал Чернокрыс, – выпускай корову, иначе её придётся забить. – Ты не понял, Чернокрыс. Я не могу её выпустить. Потому что ворота. – Что – ворота? – Забаррикадированы. Пару минут все молчали. Потом Чернокрыс сказал: – Что ж. Придётся нам разобрать баррикаду, выпустить животину и забаррикадироваться заново. Дел-то всего ничего. – Всего ничего? – переспросил Гримбарт. – Вот именно. Всего ничего. – Но… мы же вчера не один час её возводили. – Тем более хватит болтать, надо приниматься за работу, – ответил Чернокрыс со своим всегдашним фальшивым дружелюбием. Снова воцарилось молчание. Гримбарт сказал: – Да, Чернокрыс, наверное, ты прав. Чернокрыс? – Что, Гримбарт? – Ты ведь на этот раз нам поможешь? – Гримбарт, Гримбарт, – ответил Чернокрыс, – как же ты меня обидел. Ты же знаешь, я всегда помогаю вам. Может быть, я не таскаю тяжести, но беру на себя задачи гораздо более важные: наблюдение, контроль, руководство. У кого в этой достойной жалости толпе хватит ума справиться с подобными задачами? У кого, кроме меня? После небольшого молчания раздался голос Брунхильды: – Может, у меня получится? – Нет, Брунхильда, не получится. У тебя мозги могут загореться. А поскольку всё остальное у тебя сделано из чего-то… пушистого, то, боюсь, огонь может распространиться. Пых – и нет Брунхильды. Больше ему ничего говорить не требовалось: Брунхильда с испуганным писком кинулась оттаскивать от ворот обломки мебели. Вскоре за дело взялись и Гримбарт с Рыжим Хвостом, а Чернокрыс взвалил на себя самую ответственную задачу – надзирать за ними. Насколько я понимал, все эти сошники, тумбочки и прочий хлам следовало перетащить по всему сводчатому ходу от ворот в замковый двор, чтобы освободить путь скотине. Работа шла небыстро. Утро перетекло в день, день сменился вечером. Наконец – уже в сумерках – труд был окончен. Простоквашу, которая с мычанием топталась по двору, выгнали на свободу. Гримбарт рыдал во весь голос. Потом он выпустил Козицу с Несушкой и снова заплакал. Брунхильда и Рыжий Хвост пытались его утешить, а Чернокрыс изрёк: – Хоть управились наконец. Я просто валюсь от усталости. – Он звучно зевнул. – Послушайте, вы сумеете закончить работу без меня? Я еле на лапах держусь. Мне надо поспать. Заныла, открываясь, дверь замка. – И смотрите, работайте на совесть! – строго произнёс крыс. – Все обломки до единого вернуть к воротам, и баста! Дверь с лязганьем закрылась. Чернокрыс удалился. Все остальные, похоже, опустились на лавку, стоявшую возле хлева. Во всяком случае, звук был такой, как будто они сели. Гримбарт снова заплакал. – Ну-ну, – сказала Брунхильда. – Что тебе ещё оставалось? Не огорчайся так, лучше подумай, как славно они заживут в лесу. – Потому что в лесу нет башмаков, которые могут застрять в животе, – подхватила Рыжий Хвост. – Правильно, – согласилась Брунхильда. – В лесу нет башмаков, которые могут застрять в животе. Все немного помолчали, и Рыжий Хвост опять заговорила: – Зато в лесу есть подушки, и уж они-то в животе застревают ещё как. Со мной такое один раз было, давно уже. Ещё до того, как Индра нас заколдовала. Но я всё помню, как вчера. Мама выставила меня из норы: ей больше не хотелось обо мне заботиться. Я ужасно проголодалась и вдруг вижу: на земле лежит подушечка. Такая белая! Я как прыгнула, как вцепилась в неё – только перья полетели. Я её съела, а потом у меня из-за неё ве-е-есь живот забился. Я тогда чуть не померла. Снова тишина. Наконец Брунхильда вздохнула. – О-хо-хо… Ну что ж, пора приниматься за баррикаду. Ох, спинка моя. Мы и до рассвета не управимся. После недолгого молчания Гримбарт сказал: – Ну его к чёрту с его баррикадой. – Что-что? – потрясённо переспросила Брунхильда. – Ну его к чёрту с его баррикадой, – повторил Гримбарт громче. – Что ты, ополоумел? – зашипела Брунхильда. – Одумайся, мой хороший. Но Гримбарт, похоже, не собирался одумываться. – Кто в замке главный? – спросил он. – Индра, конечно. – Вот именно, – сказал Гримбарт. – Вот и-мен-но! А Индра сказала, что не собирается беспокоиться из-за Тьодольва. Она сказала, что Тьодольв – самый трусливый медведь в мире. Вот так вот она и сказала. – Так-то оно так, но… – Чернокрыс нас запугивает, а мы слушаемся! – зашипел Гримбарт. – Он, подлец, даже не попрощался с Простоквашей. А сыр все эти годы ел! Ел так, что за ушами трещало! – Да уж, сыра он съел немало, – согласилась Брунхильда. – Надутый, бессердечный сырожор, который знай распоряжается другими, – проворчал Гримбарт. – Хочет баррикаду – пусть сам её и строит! Завтра же скажу ему, пусть только проснётся. – Вправду скажешь? – В голосе Брунхильды прозвучали ужас и восхищение разом. – Обязательно скажу. А теперь и нам пора спать. – Вот и правильно, мой хороший, – сказала Брунхильда. – Идёмте спать. А ты, Рыжий Хвост… надеюсь, тебе хватит ума оставаться в кровати. – Я тоже надеюсь! – пылко согласилась Рыжий Хвост. – Так надеюсь, что вот-вот лопну! – Повтори-ка, Рыжий Хвост: мне нельзя убегать в лес. Я должна бросить игры в лису. – Мне нельзя убегать в лес. Я должна бросить игры в лису. – Очень хорошо, – одобрила Брунхильда. – А теперь марш в кровать! – Эй, – позвал я. – Подождите!