– Ты, Серафима, деревня, что ли? Там же все подписано. «Деревней» меня сегодня назвали уже второй раз за день. И первое мое «открытие» в виде слайма ничем хорошим не закончилось… Я снова с недоверием покосилась на Лялю. Наверняка сам не знает, что это, а еще умничает. – Ман-гос-тин, – все-таки прочитала я. – А это? Ой, какие ежики смешные… – Какие ежики? – вытянул шею Ляля. – Фаршированные? – Это рамбутан! – счастливо хохотнула я. – Интересно, это вкусно? А вот ежик побольше… Ду-ри-ан! Ляля с умилением смотрел на то, как я с восторгом разглядываю экзотические фрукты. И вообще выглядел таким довольным, будто сам все это вырастил на своей фазенде. Ляля вынул руки из карманов спортивных штанов и подошел к лавке. – Ну, двигайся, – подтолкнул он меня бедром, усаживаясь рядом, хотя на лавке еще было достаточно места. – Начинаем дегустацию! Ты бы что хотела первым попробовать? Я указала пальцем на странную колючую шишку. Ляля достал перочинный нож, чтобы разрезать неизвестный нам ранее дуриан. Мы с Лялей в четыре руки кое-как его раскрыли и обнаружили странноватую желтую мякоть… – Фу, ну и вонь, – поморщился Ляля, принюхиваясь. – Просто чудовищная, – согласилась я. – Он хоть не протух? Мы тянули с дегустацией. Морщились и переглядывались, а затем все-таки разом решились. Ляля даже зажмурился на секунду. Жевали долго и при этом смотрели друг на друга, как два дурня. – Ну, как тебе? – первым спросил Ляля. Рот его забавно скривился. Я в ответ лишь неопределенно пожала плечами. – На банан немного похоже. Кажется… Ляля выплюнул диковинный фрукт. – Фигня какая-то, – сказал он. И хотя вкус у этого дуриана был все-таки лучше, чем запах, я тоже решила обойтись без добавки. Друг протянул мне поддон с клубникой. – На вот, заешь. Это хоть известное… Но клубника на вкус оказалась пластиковой. – И за что такие бабки с людей дерут? – возмущался Ляля. – А сколько это стоит? – спросила я, с увлечением жуя клубнику. И пусть она оказалась не такой вкусной, как летом, аромат от нее шел просто невероятный. Он смешался с запахом весеннего грозового неба. Я даже на секунду забыла о всех неприятностях, которые поджидали меня в школе и дома. Вспомнила, как в детстве мы с папой ездили к маме в санаторий и покупали клубнику у старушек, торгующих у дороги. Тогда вокруг еще пахло пионами, и ароматы кружили голову. А над головой – синева. Бесконечная, беззаботная, летняя синева. – Без понятия, – ответил Ляля, отправляя в рот очередную ягоду. – Так, а это у нас что? Так и не поймешь. То ли апельсин, то ли луковица… Не хочу первым пробовать. Сима, ты же у нас баба рисковая… – Погоди, погоди! – перебила я Лялю, не дожевав клубнику. Она у меня тут же поперек горла встала. И вся счастливая синева из головы улетучилась. – То есть как это ты без понятия? Ты это не купил? – Шац, ты дура? – искренне удивился Ляля. – Откуда у меня, по-твоему, бабки на этот дуриан? Хоть знаешь, сколько он стоит? До сегодняшнего дня я даже не знала, что это такое… Что уж говорить о его стоимости. И только тут я обратила внимание на небольшой фургончик, стоящий рядом с фруктовой палаткой, которую держали крепкие ребята-кавказцы. – Знаешь, Лялин, кто здесь единственный дуриан? Это ты, идиот! Ты своровал все эти фрукты? – Ш-ш, Сима, – зашипел на меня Ляля. – Не так громко, пожалуйста. Я принялась оглядываться. Листвы еще не было, и сквозь голые ветви кустарников нас было видно как на ладони. – Не так громко? Ляля, ты – вор! – Я – дегустатор, – важно поправил меня Ляля. – Дегустатор фигов, мы ж прямо перед их глазами сидим и дегустируем! – Да ладно тебе, они еще не хватились. Не разгружали товар… Нечего без присмотра оставлять. Тут же из палатки вышел хозяин – внушительных размеров мужчина. А вместе с ним еще два крепких парня с такими суровыми лицами, что аж дурно стало. Мужики курили, поглядывали на неразгруженный фургон и о чем-то негромко переговаривались. Мы сидели прямо напротив, и у меня от страха даже в висках застучало и в кончиках пальцев. – Ляля, воровать нехорошо! – снова воскликнула я, не отрывая взгляд от курящих мужиков. Вот один из них щелчком выбросил окурок и подошел к открытому фургону. Долго рассматривал содержимое, потом подозвал к себе остальных мужиков. Те тоже докурили и принялись глазеть на ящики… Потом самый главный завертел головой, а его друзья принялись пересчитывать коробки. У меня упало сердце. Ведь беседка как раз была в поле зрения этих мужиков. Единственное, что могло спасти, – это то, что они не могли посчитать нас такими идиотами, чтобы жрать сворованное на чужих глазах. Правда, они не учли тот факт, что мы настоящие идиоты и есть. Вернее, Ляля. – Если у меня нет возможности купить себе эту дурилку фруктовую, что теперь, отказываться? – Нет возможности, ешь то, на что возможность есть, – огрызнулась я. – Картошки себе пожарь. Ляля обиженно засопел. – Да не бойся, не спалимся мы. Давай все доставай из коробок и в рюкзак пересыпай. Ко мне завалимся, дома доедим. А то сейчас дождь ливанет. Вдалеке заворчал гром. Я не отводила настороженный взгляд с мужиков. – И не пались ты так, Сима! Что ты на них вылупилась? Мы – вне подозрения. Ляля поднялся со скамейки, закрыл меня широкой спиной и принялся пересыпать в мой рюкзак недоеденные фрукты. Я мимолетом подумала, что обязательно что-нибудь раздавлю и заляпаю школьные тетради… За что мне все это? Из беседки мы вышли с нагруженными рюкзаками и не спеша двинулись мимо озадаченных мужиков. Пустые коробки из-под фруктов сунули под лавку. Ляля шел как ни в чем не бывало, вразвалочку, разве что под нос себе не насвистывал, а вот я, как мне казалось, вела себя очень подозрительно. Будто мой рюкзак вдруг мог стать прозрачным, или рот был в клубнике… Я быстро вытерла губы ладонью. Я была настолько взвинчена, что когда самый здоровый мужик окликнул Лялю, чуть не сорвалась с места, чтобы сбежать, но все-таки сдержалась. Мы притормозили, медленно развернулись и уставились на мужиков. – Пацан, мы тут коробок не досчитались, – хрипло начал один из мужиков, направляясь к нам. – А ты тут вроде с самого утра вертелся… От страха и предчувствия чего-то дурного сердце застучало во весь опор, и ноги ослабели. Я ухватилась за Лялину руку… Лев Тоня металась по своему кабинету из стороны в сторону, как разъяренный тигр в клетке. Я сидел на небольшом кожаном диванчике в приемной и, скрестив руки на груди, наблюдал, как тетя не может найти себе места. – Антонина Юрьевна, может, вы прекратите маячить туда-сюда? – насмешливо спросил я. – Уже в глазах рябит. – Ты как с директором школы разговариваешь? – негромко рассмеялась Тоня. Младшая сестра моей мамы, Антонина, уже пятый год работала в нашей гимназии директором. Когда мы с Лилей пришли сюда учиться в первый класс, Тоня была молодым учителем. И вот – дослужилась… – Извините, Антонина Юрьевна, – откликнулся я. – Ну все, не придуривайся, – вздохнула Тоня, все-таки усаживаясь в свое офисное кресло. – Мы здесь одни. Обычно в семье мы обращались друг к другу на «ты». Субординацию мы с Лилей соблюдали только в стенах школы, да и то лишь при посторонних. – Поможешь мне? – спросил я. – Ты снова про этот свой музыкальный фест? – уточнила Тоня. – Ну да. – Ах, Лева, мне сейчас не до этого, – поморщилась Тоня. – Тебе всегда не до этого. И что может быть важнее, чем выручить любимого племянника? – в шутку ужаснулся я. – Смеешься? Конец учебного года на носу. А еще из головы вся эта ситуация не может выйти… Вот зачем они ее цепляют? – Кто? – сначала не врубился я. – Ну кто-кто… Юля и Дарья… – А, так ты о Шац? – Ну, конечно! О ком же еще, Левушка?