— Вас… — Неважно, — отмахнулась я. Какая разница, как я здесь оказалась? Демон изводил меня разными способами, очередная попытка сделать больно, очередная усмешка с его обаятельных губ. — Полежите еще, — произнесла медсестра. Однако я не стала ее слушать. Голова уже не кружилась, а от запаха спирта становилось только хуже. А еще мне безумно захотелось домой. Даже у самого сильного духом воина наступают дни, когда он не может больше сражаться. Когда хочется все бросить, забыв о том, что самолеты взлетают против ветра. Всем нужен момент слабости. Пауза. Остановка, где можно сесть и поплакать. Я пыталась быть сильной. Все эти годы, каждый гребаный день. Боролась. Одна против всех. Но сегодня пик. К глазам подступили слезы, однако я старательно сжалась, ощущая, в груди тугой ком. — Спасибо за все, — сказала женщине, затем поднялась и направилась в класс. Хорошо, шла перемена, и мне не пришлось врываться на урок за рюкзаком. Хотя я и так трясущими руками складывала учебники, не смотрела по сторонам, пыталась не превратиться в слух. А ведь народ что-то говорил обо мне, пусть и негромко. Демона в кабинете не было, и это большее чудо, на которое стоило рассчитывать. Я бы не смогла с ним встретиться, не сегодня. Разревелась бы, а может, зарядила пощечину. Сволочь. Нет других слов. Запирать человека, заведомо зная о его слабостях, это так низко. Раньше он не опускался до подобного, видимо окончательно съехал с катушек. Интересно, в какой момент человек перестает отдавать отчет своим действиям? Он наступает у всех, или достигает только избранных? Часто ли люди, которые делают нам больно, понимают, насколько неправильно себя ведут? Наверное, этот вопрос навсегда останется риторическим. Из школы я вылетела, подобно жертве, убегающей от монстров. Мне до сих пор было немного страшно. В глазах мелькали вспышки темноты, да и кислородом насытиться не получалось. Я ненавидела это чувство, с детства и по сей день. Но так бывает. Ты либо привыкаешь к своим слабостям, и живешь с ними, либо падаешь камнем в землю. Другого выхода нет. Выбор не велик, поэтому я остановилась на первом: боролась, жила, искала радости в мелочах. А этот придурок умело вырывал страницы моих радостей, напоминая о том, что однажды я выбрала не того, не с тем сблизилась. Дома я выключила мобильник, швырнув его в ящик. Мне хотелось тишины, а он пиликал, оповещая о новых постах в группах. Мы живем в мире бесконечных уведомлений, которые нам, по сути, не нужны. Скидки, новые посты знаменитостей, книги, новинки в киноиндустрии — умная программа напоминает обо всем, старательно призывая нас всегда быть на виду. Сливаться с массой. Быть как все. Потреблять и забывать о реальности, о проблемах, которые невозможно решить ни просмотром фильма, ни постом в философской группе, ни даже треком, задевающим душу. Всю ночь я проплакала, сдерживая громкие всхлипы, а утром решила не идти на занятия. Благо, никто не проверял из родителей, хожу я на уроки или нет. Днем дом пустовал. Взрослые на работе, сестра в универе. Можно выдохнуть, и позволить себе стать слабой, хотя бы в стенах родной крепости, только была ли она крепостью?.. Я пряталась в собственном коконе одиночества два дня, в надежде набраться сил и открыть второе дыхание. А вечером в комнату постучала Лиза. Оказывается, Макс приехал. Он ждал меня на крыльце, почему и зачем, сестра не пояснила. Я накинула кофточку, не взглянула на свое убитое горем лицо, вышла в спортивках и широкой домашней майке, которую однажды стащила у папы из шкафа. Мне нравились мужские вещи, не знаю почему. — Привет, — произнесла, прикрыв за собой калитку. Хорошо вязаный кардиган накинула, погодка стояла пасмурная, с мрачных нависших туч срывались маленькие капли, разбиваясь об асфальт. — При… вет, — глаза Макса расширились, скользя по моему, далеко не женственному образу. Даже из дульки торчали ореховые пряди. — Ты заболела? — Типа того, — поджав губы, я выдала подобие улыбки. — Зачем приехал? — Не мог дозвониться, и… Эв, я… ну я почитал про твое заболевание, — Демин переступил с ноги на ногу, почесал затылок, а затем поднял на меня глаза, полные решимости, судя по всему. — Фигня же все это. Ну, подумаешь, какие-то зацикленности. Я вон тоже, когда в тачку сажусь, поправляю всегда брелок. Да весь мир такой. — Макс улыбнулся, сделал шаг навстречу, но я выставила ладони перед собой, намекая, что не хочу объятий. Хватит. Заболевание. Заразно. Весь мир такой. Да, отличный боевой набор слов для поддержки. Только они заставляют чувствовать обратное, словно я, в самом деле, неизлечимо больна, на всю голову. — Я не подхожу тебе, это факт. — Это глупость! Поехали в кафе, выпьем кофе… ой, ну чай или еще что-то. Поговорим. Если ты не будешь закрываться в себе… — Тогда что? — я говорила уверенно: когда тебе нечего скрывать, оказывается и нечего бояться. А вот Демин заикался, часто моргал, непонятно, зачем он прикатил к моему дома. Возможно, пытался договориться с совестью, а возможно, что-то еще. Но это была не любовь, и даже не симпатия. Когда ты нравишься человеку, он не видит в тебе недостатков. Для него их не существует. В глазах любимого ты — идеален. Именно это нелепое чувство заставило однажды меня довериться Вишневскому. — Поехали, ну… — Макс резко отошел от своего саляриса, открыл дверцу, приглашая сесть внутрь. Я была убеждена, он несерьезен. Мой внешний вид не соответствовал походам в кафе. Однако захотелось доказать самой себе и Демину, в том числе, что мне плевать на общественное мнение, и да, я вполне нормальная, пусть и с легкими дефектами, но кто в этом мире идеален?.. — Хорошо! — произнесла, а затем села на пассажирское, дожидаясь, пока мы двинемся. Максим закрыл дверцу не сразу, словно сам не понимал, что делает. Хотя может и не понимал, кто знает. Ехали мы молча, спасибо звукам из динамиков, они разбавляли давящую тишину. А вот в кафе я действительно удивилась. Потому что за дальним столиком сидели друзья Демина, которые, при виде меня, мягко говоря, пооткрывали рты. — Привет, народ, — первым заговорил Демин, отодвинул стул для меня, затем и сам приземлился рядом. Он махнул рукой, подзывая официанта, и уже через пару минут нам принесли по стаканчику сока. — Ты не заболела, Эв? — спросила Марина, накручивая прядку волос на палец. — Блин! — вздохнула Молчанова. Я лениво перевела на нее взгляд, замечая раздражение в глазах Оксаны. Она то и дело клацала по экрану, подставляя телефон к уху. Видимо, кто-то не хотел отвечать на ее звонки. — Со мной все нормально. Макс вам уже рассказал? — О чем? — Миша с Мариной переглянулись, словно не понимали, к чему я клоню. Но наверняка оба знали про мое психологическое расстройство. Было бы странно, если бы Демин не поделился этим с друзьями. — Але! Не бросай трубку! — воскликнула Молчанова, однако в то же время воскликнула и я достаточно громко. — О том, что у меня с головой проблемы. Только не надо делать вид, что вы не в курсе? Серьезно, Макс! Зачем я здесь? Ты пытаешься договориться с совестью? — Да! Я… — Оксана резко подорвалась из-за стола, и отошла, закрывая одной ладонью ухо, а другой придерживала мобильный. Выглядела она на грани счастья и истерики. — Эв, ну что за глупости, — подала голос Марина. Она мило улыбнулась мне, стреляя глазками в сторону Демина. Черт. Сколько же в людях фальши. — Хорошо, тогда я закажу себе еще и пирожное. Никто ж не против? — улыбнулась я, такой же неискренней улыбкой, какую носил практически каждый второй в этом городе. — Конечно, почему нет, — растерялся Макс. За столик вернулась Оксана, положила телефон рядом, и вероятно чем-то хотела поделиться, но передумала, закрывая радостный рот. — Извините, я вас перебила? — максимально любезно спросила Молчанова. — Нет, мы как раз планировали заказать чего-нибудь сладенького, — я хлопнула в ладоши, подзывая официанта. Кажется, внутри меня зарождалась истерика. Даже коленки под столом начали дрожать, и мне пришлось дрыгать ногой, чтобы хоть как-то успокоиться. — Ой, я тоже буду. — И я! — Давайте, может, еще чайник с облепиховым чаем возьмем? Ребята суетились, делали заказ, выбирали сладкое, а у меня буквы перед глазами расплывались. Хорошо еще в меню были картинки, хотя если уж совсем честно, вместо пирожного или чая, мне хотелось укрыться теплым одеялом и никогда из-под него не вылезать. — Ян! — воскликнула неожиданно Молчанова. И у меня в момент из пальцев выскользнуло меню, а сердце словно разогналось и отправилось совершать забег на длинную дистанцию. Я подняла голову, почувствовав во рту сухость. Демон. Он направлялся к нам. Шаг за шагом. Уверенной походкой. Глаза в глаза. Да, Вишневский смотрел на меня. Казалось, в целом зале не найдется человека, кто бы смог разорвать наш зрительный контакт. По спине побежали мурашки, а нога под столом дергалась еще более настойчиво. Я едва сдерживалась, чтобы не подорваться и не откинуть ему пощечину. Или же не разреветься. В образе этого уверенного взрослого парня, я продолжала видеть мальчишку, который когда-то надел мне цветок на палец и подарил свой галстук. Я столько раз искала ответ на вопрос, и столько раз его не находила. Почему ты меня предал… — Ян! — Оксана поднялась из-за стола, Макс закатил глаза, остальные же делали вид, что ничего необычного не происходит. — Мы можем поговорить? — произнес Вишневский, непонятно к кому обращаясь. Хотя я была уверена, этот вопрос предназначался мне. Ведь, несмотря на то, что Молчанова обвила его руку, терлась грудью, заставляя вдыхать запах приторных ванильных духов, он даже не посмотрел в ее сторону, словно и не было никакой милой девочки, мечтающей стать эпицентром демона. — О чем поговорить? — не поняла Оксана. — Идите за другой столик говорить, — фыркнул Макс. — Ева! — прорычал Ян, поджимая губы. Затем глянул в сторону Молчановой, и скинул ее руку, будто грязь с одежды. — Ян, ты чего? Причем здесь Эв? — Ева, — прошипел Вишневский, громко выдыхая. Демин моментально выпрямился, а остальные замерли, выжидая моей реакции. — Ян… — прошептала Оксана. — О чем? — произнесла я, сжимая челюсти. Мне было тяжело смотреть на него, потому что раз за разом я возвращалась в детство. Глаза наливались слезами, но я часто моргала, не хочу развалиться на части перед Вишневским. Хватит уже быть слабачкой. — Какого черта тебе надо от моей девушки? — прикрикнул Демин. — Ян, что происходит? — охала и ахала Молчанова. Я с трудом отвела взгляд, а затем резко встала. Не буду разговаривать. Ни с кем. Пора заканчивать очередной концерт. — Ты чего? Эв? — не понял Максим. Я проскользнула рядом со стулом, на котором сидел Демин, опустила голову и почти прошла мимо Вишневского. Однако он успел схватить меня за локоть и развернуть к себе, впиваясь глазами, полными, нет, не ненависти, а грусти. От этого мимолетного взгляда меня прошибло током, задевая все косточки в позвонке. Ян смотрел так, как птица смотрит на свободу, будучи привязанной к деревянной палке. Когда душа рвется парить, когда разрывается каждый орган, потому что больше невмоготу притворяться, что сидеть на цепи — это нормально. Он никогда не смотрел на меня так. И я остановилась, на секунду прикрыв веки. Его запах пробирался под кожу, оставляя приятные ожоги. Сочный аккорд зеленых цитрусовых, окутанных свежестью дождя, с легким ароматом березовой древесины и мускусом. Я знала его духи, я помнила их каждой клеточкой, они мне всегда нравились, и от этого хотелось плакать. — Как ты? — прошептал Вишневский. Его мягкий голос обволакивал, подобно колыбельной, которую поют ночью, оберегая сон от кошмаров. — Плохо, — одними губами ответила я. Затем сделала глубокий вдох и открыла глаза. Мы не двигались, мир вокруг исчез на эту безумную секунду, позволяя видеть нечто большее. Например, печаль в его глазах, и мое бессилие. Казалось, все испарились, и остались только два человека. Почему он так смотрит на меня? Почему напоминает о прошлом? Почему он меня предал… — Эв, какого черта? — Демин прервал временное перемирие, влезая в пространство между мой и Вишневским. Я опустила голову, мысленно поблагодарив Макса. — Я этого не делал, Ева, — вдруг произнес Ян. — Что? — сердце пропустило удар, и я начала задыхаться. О чем он говорит?.. — Я этого не делал, поверь мне. А тот, кто это сделал… он пожалеет, обещаю. Глава 20 Ян ушел раньше, чем я успела опомниться. Макс что-то спрашивал, даже оскорбил меня вместе с Молчановой. Однако в голове перемешались разные мысли, и самой главной в них было обещание Вишневского. Я не знала, могу ли верить ему, не знала, зачем он пришел сюда и говорил о своей невиновности. Все это было очень странным. А когда вернулась домой, и вытащила мобильный, думала, послушаю музыку, почитаю, обнаружила около сотни пропущенных. Два или три от Демина, остальные от Яна. Он звонил в тот день, когда меня заперли и на следующий день, и даже сегодня. Ничего не понимаю. Зачем? Что творится в голове у этого парня? Мне снова захотелось разреветься. На следующий день в школе перед первым уроком меня выловила директриса. Пригласила к себе в кабинет и долго пытала, что произошло в подсобке, с чьей подачки я там вообще оказалась. — Это было поручение хими… ну то есть Надежды Игоревны. — Что за вздор! Она говорила, что не посылала тебя туда. Хватит держать меня за дурочку, — закричала Юлия Витальевна, сжимая крепче в толстых пальцах карандаш. Казалось, еще немного и он треснет. — Это правда… — Ваши отношения с сыном господина Вишневского мне уже вот тут сидят, — женщина треснула по горлу боковой частью ладони, громко вздыхая. Знала бы она, что я чувствую аналогичное, может быть мы бы и договорились. — Послушайте…