– Мне лучше идти домой, – сказал Джо, потирая плечо, – а то будут расспрашивать. – Благослови тебя Господь, Джо, – ответила вдова. Она впервые назвала его Джо. – А что я вам говорил, а? – усмехнулся Бенжамин. – Говорил, что это хороший мальчик. – Он наклонился и что-то шепнул Лие. – Джьенкуе, Джо, – сказала она, и её личико наконец-то расплылось в робкой улыбке. – Что это значит? – спросил Джо. – Это «спасибо» по-польски, – объяснил Бенжамин. Когда Джо вернулся домой, его уже ждали. Он придумал историю по пути – это было нетрудно. Он часто ею пользовался, когда приходил поздно, но тогда она была правдивой, по крайней мере отчасти. Однако так надолго он ещё никогда не задерживался. Опять увидел орла, сказал Джо, пока стерёг овец, а потом мимо проходил Юбер, и его можно было оставить с овцами. Сам он шёл за орлом по всей долине, а потом в горы, чтобы посмотреть, найдёт ли гнездо, а потом заблудился в темноте на обратном пути. – Там очень темно, – объяснил Джо. Дедушка смотрел на него хмуро. – Орлы ведь не гнездятся осенью, правда? – спросил он. – Нет, конечно, – пожал плечами Джо. – Но я подумал, что смогу найти, где он отдыхает, – тогда следующей весной буду знать, где искать. Я уже сто лет ищу их гнездо, ты же знаешь. – Да ладно орёл, – перебила мама. – А вот как насчёт патрулей? Ты что, не слышал, что сказал месье Сартоль? Не слышал, да? Я чуть не померла от тревоги, Джо. – Я ничего не видел, – ответил Джо. – Твоя мать тебе говорила, снова и снова говорила: не убегай вот так, ничего ей не сказав. – Дедушка изображал суровость, но получалось у него не очень-то хорошо. – Ты бы не посмел так поступить, если бы твой отец был здесь – так ведь? С этим Джо спорить не мог. Он замолчал, и это было наилучшим решением. В конце концов оба исчерпали запас увещеваний, как он и ожидал, но главное – они не усомнились в его истории, и его тайна осталась тайной. – Папа опять написал, – сообщила мама, вытаскивая из кармана открытку. Им уже раньше приходили такие открытки – это был заполненный бланк, вовсе не письмо. Джо узнал папин почерк. В открытке говорилось то же самое, что в других: что со здоровьем всё в порядке, что он по-прежнему работает на дровяном складе, – вот и почти всё. – Три года, как его нет, – произнесла мама, – уже почти три года. – Он вернётся, Лиза, – сказал дедушка. – Да? – покачала она головой. – Если война так и будет идти, то нет. Его никогда не отпустят домой, никогда. – Джо терпеть не мог видеть слёзы в маминых глазах и отвернулся. – Знаешь, что самое худшее? – продолжала она. – Что я не знаю, где он. Если бы я знала, где он, я бы могла смотреть на карту и говорить себе: «Он там, вот он где», и это было бы хоть что-то. – Кыш в постель, Джо, – велел дедушка, – тебе завтра в школу. И никаких больше гонок за орлами, слышишь? – Он шутливо шлёпнул Джо по заднице, когда тот выходил. Всегда было одно и то же, когда от папы приходила открытка. В промежутках они почти не разговаривали о нём – как будто его все позабыли. Его просто здесь не было, и всё. Им приходилось справляться без него и удавалось это делать – отчасти потому, что они о нём не думали. Но когда приходили открытки, мама становилась замкнутой и молчаливой в последующие дни, а это расстраивало всех в доме – всех, кроме дедушки: его, похоже, могли расстроить только немцы. На следующее утро Юбер ждал Джо у дома, как и почти каждое утро. Ему нравилось ходить в школу вместе с Джо, потому что он так делал всегда. Юбер был уже староват для школы, но месье Ода разрешал ему сидеть сзади и мастерить миниатюрные фигурки и даже хлеб выдавал. Юбер никогда никому не мешал, разве что плевался время от времени, но все уже привыкли не обращать на это внимания. Фигурки Юбер делал из хлеба: разрезал буханку, выковыривал мякиш, а корку выбрасывал. Потом разминал мякиш в густую, клейкую массу, всё время на неё плюя. Потом раскатывал тонко, как вафлю, и вырезал фигурки, какие хотел. Каким-то образом его непритязательный материал превращался в крошечные чашечки, мисочки и кубки. Когда Юбер заканчивал их делать, то обжимал кончиком горячего утюга, пока не затвердеют. Поразительно, как его огромные руки, обычно такие неловкие, производили такую тонкую работу. Потом, когда фигурки высыхали, он раскрашивал их тонкой кистью, покрывал лаком и дарил друзьям или отцу – их дом ломился от этих фигурок. У Джо их была двадцать одна, все непохожие друг на друга; они стояли на полке в его спальне. Это было свидетельством долгой и крепкой дружбы, и Джо хранил их, как сокровище. Месье Ода любил, когда Юбер приходил в школу, и все любили. В нём не было ни капли злобности. Малышам он нравился, потому что позволял лазить по себе во время перемен. Лучшей забавой было попытаться усесться на Юбера так, чтобы он не мог встать, – а он боролся, и сражался, и поднимался, как настоящий великан, и расшвыривал малышню во все стороны. Потом они снова забирались на него и пытались повалить, и в конце концов он поддавался, и малыши ликовали. Дети постарше немного побаивались Юбера – и Джо тоже, если честно. Иногда кто-нибудь, например Лоран, насмехался над ним, но только за его спиной. Но даже тогда они его уважали, и не только за размеры: Юбер всегда был готов играть – он вступал во всё, что бы ни происходило. Он был как хамелеон: в кого бы ребята ни играли – в пиратов, солдат, краснокожих индейцев, – он тоже становился таким. Он радовался, когда радовались они, а если кто-то грустил, Юбер садился рядом и разделял их печаль. И все без исключения восхищались творениями его рук. Месье Ода говорил, что когда-нибудь люди будут приходить на выставки в Париже, чтобы на них посмотреть – они и в самом деле были так хороши, и никто в этом не сомневался. Юбер сидел в задней части класса, сосредоточившись на своей последней крошечной мисочке, поднеся её к самым глазам, – и тут в класс ворвался Арман Жолле. Он взял месье Ода за локоть и повёл к двери. Оба говорили взволнованным шёпотом. Учитель проводил его, а потом позвал Юбера, который поначалу не хотел отрываться от мисочки. – Давай же, Юбер! – позвал месье Ода и хлопнул в ладоши, и тот сразу встал из-за парты и вытер руки о штаны. – Барабан, Юбер, – сказал учитель, и глаза великана засияли: он обожал свой барабан. Дети радовались любому перерыву в занятиях, но, когда Юбера позвали ходить с барабаном, это означало, что случилось нечто волнующее, даже важное. К тому времени как все собрались у школы, эхо барабана Юбера разносилось по всей деревне. Месье Ода построил школьников по двое. Они всегда вставали в одни и те же пары. Джо ходил с Лораном с самого детства, и теперь длинной вереницей все двинулись к Площади. Люди выбегали из домов, натягивая куртки. Никто не знал, что происходит, – пока все не пришли на Площадь. Перед Мэрией выстроились солдаты: два ряда солдат в серой форме. На головах у них были не каски, а пилотки. Перед ними на гнедом коне гарцевал, держа поводья обеими руками, офицер с револьвером за поясом. Барабан Юбера приближался, и всё больше людей собиралось на Площади. Месье Сартоль в официальном поясе цветов французского флага стоял рядом с офицером и читал какие-то бумаги. Джо закрыли обзор, и он вскарабкался на стену за памятником жертвам войны как раз в тот момент, когда Юбер, восторженно барабаня, вышел маршем на Площадь. Дедушка с Руфом у ноги стоял, прислонясь к стене, и разглядывал солдат критически. Мэр велел Юберу умолкнуть, но он так увлёкся, что не услышал отцовского приказа. Арман Жолле похлопал его по плечу и помотал головой. Юбер перестал барабанить. Офицер подождал, пока все затихнут, и только после этого начал говорить. У него был сильный акцент, но говорил он медленно, так что Джо мог разобрать каждое слово. – Моё имя лейтенант Вайсманн, – сообщил он высоким, пронзительным голосом, который идеально ему подходил: сам лейтенант был долговязый и тощий. – Меня прислали в Лескён охранять этот участок границы. Мы с моими людьми будем размещаться в доме священника при церкви. Некоторое время мы будем жить среди вас и хотим, чтобы всё было насколько возможно мирно. Могу вас заверить, что мы не будем вторгаться в вашу жизнь, пока вы не вынудите нас это сделать. – Конь мотнул головой и начал рыть копытом землю, удила звякнули. Эти солдаты были непохожи на тех, что приезжали в прошлый раз: постарше, некоторые даже толстые, и все седые. На сапогах лежала пыль, и в форме они выглядели как-то неуклюже. Это были просто мужчины, одетые в солдатскую форму, – не настоящие бойцы. Лейтенант продолжал: – Однако есть определённые правила, которым надо подчиняться. Во-первых, будет введён строгий комендантский час. Это значит, что после половины десятого вечера никому нельзя выходить из дома. Разумеется, паспорта надо всегда иметь при себе. И последнее: всё огнестрельное оружие – охотничьи ружья, винтовки, дробовики и прочее – должно быть сдано сегодня к шести часам вечера – для вашей безопасности, как вы понимаете. Повторяю: мы здесь, чтобы охранять границу. Слишком много людей перебегает в Испанию. Вы все знаете, что случится, если вас поймают на помощи тем, кто хочет сбежать. Я должен вам сказать: мы не хотим никаких неприятностей, но мы должны выполнять свою работу, и мы её выполним. Спасибо за внимание. – Он указал на землю у ног коня: – Шесть часов. Оружие оставляйте здесь. Мои люди будут принимать его. Это всё. – Он повернулся к солдатам, пролаял какие-то команды, и все они маршем двинулись через Площадь и по дороге к церкви. Винтовки болтались у них на боках. – Я этого не сделаю, Джо, – сказал дедушка, когда они гнали овец из полей ближе к вечеру. – Не собираюсь я этого делать, так-то. Они маршируют тут, будто хозяева. Выбрасывают отца Лазаля из дома и запрещают нам выходить из домов, как стемнеет. Мы что, дети? «Будьте хорошими мальчиками – сдайте оружие». Да кем они себя, чёрт их подери, считают? О, эти немцы довольно вежливы, говорят «пожалуйста», а потом «спасибо». Очень уж вежливые, но ведь они могут себе это позволить, так? – Этот монолог продолжался всю дорогу до дома. Юбер ждал их, пиная пятками стену. Он спрыгнул, чтобы помочь завести овец в ворота. В этот момент трое солдат с вещмешками на спинах вышли из-за угла, маршируя в ногу. Они подождали, наблюдая, как Юбер и Руф загоняют овец во двор. Джо заметил, что у самого высокого на плечах полоски. Он больше чем на голову возвышался над остальными двумя и пилотку носил под каким-то залихватским углом. У него были вислые чёрные усы, слишком маленькие для его лица. Джо встретился с ним взглядом, и солдат улыбнулся и жизнерадостно ему помахал – и все трое ушли. Дедушка схватил Джо за руку. – Не смей им улыбаться, – прошипел он. – Это уж последнее, чего мы хотим: чтобы они тут чувствовали себя как дома. – Я и не улыбался, – возразил Джо, и это была правда. Но всё же ему хотелось улыбнуться в ответ. – Я только смотрел, – объяснил он. Дедушка сильнее сжал руку Джо и заухмылялся: – Ружья они хотят? Что ж, я им отдам ружьё. Погоди-ка здесь. – И он открыл ворота и пошёл между овцами в хлев. Через минуту он вышел обратно, и Джо сразу понял, что он собирается сделать. Дедушка нёс с собой старинное ружьё, которое заряжалось с дула, – оно висело на кухне над очагом, им пользовался ещё прадедушка в давней-предавней войне, по крайней мере так гласила история. Дедушка вручил ружьё Юберу, тот засиял, приложил его к плечу и прицелился в высоко летящую ворону. – Бум, – сказал он. – Бум-бум. – Ты не можешь им его отдать, – запротестовал Джо. – А почему нет? Они же этого просили. Они хотели наши ружья, ведь так? – Дедушка повернулся к Юберу: – Это не для тебя, Юбер, а для них, для бошей. – (Улыбка исчезла с лица великана.) – Вот, потрогай-ка, Джо, – продолжал дедушка, взял Джо за руку и приложил её к своему боку. Там сквозь куртку прощупывался ствол его охотничьей винтовки. – Просто на всякий случай: вдруг придут обыскивать – а они придут, уж будь уверен. Я собираюсь где-нибудь его спрятать, чтобы ни за что не нашли, – где-то, где они в жизни не догадаются поискать. Идём. И ты, Юбер, тоже: ты мне понадобишься. Юбер опять пришёл в восторг. Ему всегда нравилось чувствовать себя нужным кому-то, полезным. Они прошли по задам деревни и спустились за кладбищем. Дедушка влез на стену, уселся и осмотрелся, потом перекинул ноги на другую сторону и сполз туда. Семейная могила находилась на дальней стороне кладбища, выходя на долину – «лучший вид на кладбище», всегда говорил дедушка. Они присели за могилой, и дедушка расстегнул куртку. Он достал винтовку и осторожно прислонил её к плите из серого камня, служившей крышкой могилы. – Ну-ка помоги нам, – сказал дедушка. Плита сдвинулась куда легче, чем ожидал Джо. – Так достаточно. – Дедушка огляделся, сунул руку в карман куртки и достал один патрон, зажал его большим и указательным пальцем и поднёс к глазам. Его голос звучал холодно и сурово, словно сталь, – Джо никогда от него такого не слышал. – Когда придёт время – если оно придёт, – по крайней мере я заберу одного из них с собой. – И дедушка вставил патрон и защёлкнул затвор. Потом аккуратно завернул винтовку в кусок ткани и опустил в могилу, заглянув туда напоследок. – Вот так хорошо, – сказал дедушка, и они вместе стали толкать и тянуть плиту, пока она не легла на место. – А теперь, – он ехидно ухмыльнулся и потёр руки, – теперь они могут забирать своё ружьё. Мы его им лично вручим. И он подхватил старинное ржавое ружьё, и Джо с Юбером последовали за ним через заднюю дверь церкви, по тёмному проходу между скамьями и вышли из передней двери на солнечный свет. На Площади стояли двое солдат, у их ног лежало около полудюжины винтовок и дробовиков. Дедушка подошёл прямо к ним. Несколько секунд он оглядывал их сверху донизу, как будто инспектируя: сначала одного, потом другого. – Добрый вечер, – сказал он наконец. – Я так понимаю, вы хотели вот это. – И положил ружьё поверх остальных. Солдаты посмотрели на ружьё, потом на дедушку; казалось, они не знали, что делать. – Иногда ему нужна смазка, – пояснил дедушка. – Уж будьте добры, последите за ним. – Один из солдат собирался что-то сказать, но дедушка отвернулся и пошёл прочь. Когда Джо оглянулся, оба солдата смотрели им вслед. – Мне понравилось, – сказал дедушка, когда они завернули за угол, и от улыбки на его лице Юберу стало так смешно, что он расхохотался. А когда смеялся Юбер, он делал это всем своим существом, и невозможно было не смеяться вместе с ним. Они проходили мимо булочной, и дедушка всё ещё ухмылялся, и тут Джо заметил вдову Оркада. Она медленно шла в их сторону, повесив голову, так что видно было только верх её шали. На каждой руке у неё висело по корзине. Дедушка протянул к ней руки. – Алиса, – воскликнул он, – ты выглядишь всё моложе. Она улыбнулась, когда дедушка подошёл к ней и сердечно расцеловал в обе щеки. – Да ну тебя, старый ты козёл. – Вдова оттолкнула его, а затем озадаченно посмотрела на всех троих. – И вообще, чему это вы так радуетесь? – А это наш маленький секрет – правда, мальчики? – ответствовал дедушка, беря вдову Оркада под руку. – Ведь может же у каждого быть свой маленький секрет? Она попыталась стряхнуть его руку: – Анри! Что люди подумают? – Пусть думают что хотят, – заявил дедушка. – Я слишком стар, чтобы меня это волновало, да и ты тоже. – Мадам Суле́ стояла у дверей своей булочной, разинув рот. Дедушка поклонился ей, эффектно махнув шляпой. – Я отнесу ваши покупки, мадам, – провожу вас до дома. Тут они услышали смех, и с Площади вышли двое солдат. Они остановились на углу, чтобы зажечь друг другу сигареты. – Я слышала, что они пришли, – сказала вдова Оркада. – Сколько их? – Этих голодранцев двадцать два, – ответил дедушка, – и одна лошадь. Они пришли делом заниматься. Одно уж точно скажу: никто больше не перейдёт через эти горы, во всяком случае сейчас. – Это твой внук, да? – спросила вдова Оркада. Джо не осмеливался посмотреть ей в лицо. – Не особенно говорлив, а? Дедушка пихнул его в бок. – Доброе утро, мадам, – сказал Джо. – И что, он сильный паренёк? – Ещё бы, – ответил дедушка и одобрительно сжал плечо Джо. – Из хорошей породы. Вдова Оркада кивнула. – Не хотел бы ты его мне иногда одалживать? – спросила она, морща нос и фыркая. – Одалживать? – Скажем, раз в неделю. Он мог бы приносить мне покупки. Ох уж это ползание по горкам, Анри, – вниз хуже, чем вверх. Мои старые колени уже не те, что прежде. – Ну не знаю, – протянул дедушка. – Прямо сейчас это немного трудно: отца-то его нет. Не знаю, сможем ли мы обойтись без него. – А я вот что скажу, – не сдавалась вдова Оркада. – Я буду ему платить: кило мёда в неделю. Как вам такое? Это займёт не больше одного-двух часов, но было бы большим подспорьем. – Раз в неделю, говоришь? – задумался дедушка. – Что ж, полагаю, мы сможем это устроить. Джо, а ты что думаешь? – Джо мрачно кивнул. – И когда ты желаешь, чтобы он приступил к работе?