Утром я был как штык в штабе. Кстати, покормили меня в столовой при гостинице, талоны вчерашний встречающий на руки выдал. Долго ждать не пришлось, хотя приёмная была полна – Потапов как чиновник, и без очереди пропустили в кабинет. Мы поздоровались и обнялись. – Ну как, Слава, готов к труду и обороне? – Всегда готов. – Отлично. Есть у меня к тебе просьба личная. Из-за недостатка времени я вынужден сразу к делу переходить. – Слушаю, товарищ генерал. Мы прошли к карте, где была нанесена свежая информация по фронту. Генерал ненадолго задумался, но вдруг сменил тему: – Да, хочу отблагодарить тебя за поданную в Кремле идею забрасывать небольшие группы миномётчиков воздухом в тыл врага. Таким образом расстреляли с расстояния в пять километров несколько немецких аэродромов, устроили большие пожары, взрывали склады боеприпасов и горючего. Применяли полковые миномёты. Не всех героев смогли эвакуировать, но большое дело сделали. Немецкая авиация сильно ослабла. Действительно такой разговор был, но мы общались с Петровским, это он совета испросил, а Потапов рядом стоял с бокалом вина и слушал. Потапов оказался любителем красного крымского вина, которое, на радость генерала, было на фуршете. Суть предложения была такова. Берутся три транспортных самолёта, использовать можно десантников в качестве личного состава; один, можно два полковых миномёта; пять-шесть бойцов. Главное – иметь две переносные радиостанции, опытного корректировщика и расчёт. Корректировщик выдвигается с командиром к аэродрому, командир зарисовывает на карту схему аэродрома, составляя первоочередные цели, тут я не специалист, лучше с самими миномётчиками поговорить, как это делать быстро и толково, после чего наносится удар со сменой целей по мере обстрела и уничтожения. Три самолёта требуется, поскольку это минимальный размер для перевозки запасов мин, что необходим для уничтожения одного вражеского аэродрома. Как раз в три самолёта и влезут, да ещё совершать посадку рядом с немцами придётся – быстро организовывать огневую позицию и открывать огонь, как командир даст сигнал. После этого надо взорвать миномёт – с ним не сбежишь, и уходить к точке эвакуации. Самолёты, естественно, после разгрузки улетают. Перед высадкой желательно десантников сбросить, чтобы всё приготовили, костры разожгли на месте посадки, а её лучше ночью проводить. И, как видно, Потапов моим предложением не просто воспользовался, а ещё и развил. Такие же группы обстреливали и штабы, и крупные склады. Где авиация не могла приблизиться, это делали диверсионные группы с миномётом – иногда полковым, но чаще хватало батальонного. Даже показал на карте, где находились четыре обстрелянных аэродрома противника. Один из них даже румынским оказался. Ни одного самолёта там не уцелело, да и личный состав изрядно потерь понёс. Мои слова, что летают люди, а не самолёты, давно разошлись по фронтам, так что стрелять старались сначала по спецам, потом и по технике. – А у Петровского как дела? – У Петровского? – усмехнулся генерал. – На счету у него только один полностью уничтоженный аэродром противника. У него в армии авиации немного осталось, только один транспортник, что ты угнал у немцев. За ночь несколько раз гонять приходилось, но, как видишь, не безрезультатно. Ладно, вернёмся к той теме, о которой я тебе рассказать хочу. Смотри… Генерал очень подробно и ясно описал, видимо, для моего уровня понимания, в каком состоянии у него находятся войска. В принципе, если брать другие фронта, то Юго-Западный ещё более-менее, но генерал заботится о своих. Конечно, соседям помогает по мере сил, но ему бы свой фронт удержать от развала. Немцы мастера маскировки и перекидывания резервов, молниеносно создав кулак, могут ударить в любом месте, если знают, что там слабая оборона. А резервы у фронта невелики, чтобы их растянуть на всю передовую. Держат на танкоопасных направлениях, и это пока всё. Тут войск едва хватает, чтобы на передовой держать сплошную линию обороны. В общем, немцы готовятся к наступлению, Гитлер, брызгая слюной, смог возбудить своих генералов. Задача – захватить Киев. Потапов же не знал, где будет нанесён удар или даже два удара с большой глубиной прорыва. Разведка фронта землю рыла, выискивая нужную информацию, но пока глухо. Меня же позабавило, что тот так открылся простому майору. Пока я по госпиталям валялся, генерал в том же положении вполне спокойно отбивался от немцев, пусть и теряя территории, а тут вдруг понадобился мой совет. Ладно, их есть у меня. – Знаете, товарищ генерал, я вам тут ничего посоветовать не могу, как бы сказал один человек: знаний нема. Только я чем больше смотрю на эту карту, тем больше понимаю, что вы смотрите на неё не с той стороны. – Что именно? – заинтересовался тот. – Для начала, вам дана уникальная возможность обескровить противника сидя в обороне. Ставьте задачу не удержать позиции, а пусть оборона будет манёвренной, её ещё называют гибкой. Будет большая растрата боеприпасов, но когда немцы наступают, нужно на них шквал огня обрушить. В это время они уязвимы. Дайте командирам больше воли, пообещав за победы награды и звания, за победу с большими потерями – ничего, а за большие потери и поражение – снимать звания и понижать. А то и под трибунал. По ситуации. Пусть учатся воевать, устраивают небольшие, локальные котлы немцам, на полк-другой. Им тоже нужно учиться, не рубите инициативу на корню. Но наказывайте, если не помогут своему соседу, когда нужно и тот несёт потери. Мол, сидел и смотрел, ничего не делал, ожидая приказа. А вот за инициативу поощряйте. Дальше, создать группы снайперов, чтобы в каждом полку не меньше взвода была. Но не как стрелковый взвод: девять пар, восемнадцать человек, плюс командир с замом – вот и взвод. Штаты сами прикинете. Задача – выбивать унтер-офицеров, офицеров, пулемётные расчёты, миномётные. То есть всё, что помогает немцам удачно наступать. При возможности создавайте группы антиснайперов. Откройте курсы, чтобы опытные стрелки обучали новичков, делились опытом, на весь фронт нужно не меньше пяти тысяч снайперов и три сотни антиснайперов. По последним, если где немецкий стрелок начинает работать, чтобы командир полка или дивизии подал заявку на такую группу и те уничтожили вражеского стрелка. Можно приманками работать. Я в курсе, что в войска поступили противотанковые ружья. На их базе, из лучших, с мощной оптикой, создать противоснайперские группы и вооружить этими ружьями. У немцев снайперов много, наверняка знаете по убыли командиров из рядов подразделений. Но это всё так, мелочёвка. Я предлагаю создать новый фронт, чтобы немцы перекинули туда силы и ослабили наступление, а то и сели в оборону. – Не понял, что ещё за фронт? – Фронт в тылу немцев. Смотрите, тут благодаря пересечению нескольких рек имеется удобное место для обороны. Назвать его партизанским краем. Забросить туда диверсантов и десантников, освободить военнопленных, захватить вот эти два города – Ровно и Луцк, уверен, там склады с разными припасами, вывезти их в партизанский край. Всех освобожденных пленных направлять туда. С учётом, что многие ослаблены и больны, создать в лесах госпитали для восстановления и возвращения в строй бывших пленных. Это будут очень высокомотивированные войска, знающие, что такое немцы и плен. Там можно отдать приказ не брать немцев живыми. Да они и так не будут. Организовать линию обороны по берегам рек, хотя скоро зима и это не поможет, но так удобнее. Создать множество утеплённых землянок, чтобы пережить зиму, и держать партизанский край, высылая в тылы немцев диверсионные, а возможно, и моторизованные группы. Немцы этого не потерпят, и чтобы уничтожить угрозу в тылу, тем более если перережем железную дорогу, сократим снабжение, бросят немалые силы, ослабив давление на наш фронт. Если у вас найдётся хороший генерал, что не боится инициативы и драки в окружении, то стоит его туда назначить. – Знаешь, а мне нравится, всё нравится. Свежо и с выдумкой. Возьмёшься составить план операций по созданию партизанского края? Да и руководства и рекомендаций для создания снайперского дела. – Рекомендации напишу, товарищ генерал, а уж с партизанским краем, извините, ничем помочь не смогу. Тут работа для целого штаба фронта. Для начала выслать разведчиков, захватить знающих пленных, чтобы составить схемы расположения лагерей пленных, кто там содержится и сколько, где сборные склады советского вооружения, где склады с продовольствием и топливом, где немцы держат силы охранных дивизий, где проходимые дороги, и только после получения этой информации составить план и отправить уже диверсантов, для захвата, освобождения и остального. Тут не меньше двухсот групп получится, у каждой своё задание. Мне этого никак не потянуть. Но получиться может, Минск вон сколько продержался при нашей помощи. Неделю назад немцы его вернули, а наши в леса ушли, кто смог блокаду прорвать. Жаль, немцы четыре дня назад Ленинград всё же окружили. Тяжело сейчас там. – Да, тяжело. Я так и думал, что откажешься. Но идея стоящая. Напиши рекомендательную записку – всё, что мне озвучил, и потом ко мне. Покинув кабинет, я сначала прошёл в секретариат, куда мне утром было велено сдать направление и удостоверение. Получив его, узнал, что меня направили служить в оперативный штаб фронта. Причём в должности аналитика. Любопытно. Потапов действительно интересное дело мне нашёл. Для меня освободили кабинет, выдали писчие принадлежности, и я довольно грамотно, за два часа всё написал. Потом сдал секретарю Потапова, и тот папку сразу унёс начальству, а я направился обедать. Когда вернулся, подождал, и меня вскоре вызвали. Окрестности Винницы, 1942 год, 28 мая Оккупированная территория Я сидел, держась за голову, и яростно матерился. Это же было надо так попасть. Вылетел на транспортнике к передовой, должен был посетить одну танковую бригаду, задача обычная, провести проверку боеготовности, это уже вторая бригада за неделю, а тут немецкие истребители атаковали, убили штурмана, ранили лётчика и заставили идти на свою территорию. Передовая ещё минут пятнадцать назад за хвостом скрылась, а я размышлял, что делать. Да прыгать, что ещё делать? Давно бы выпрыгнул, но меня оглушило, очнулся только сейчас. Интересно, что немцы тут делают? Всю зиму шли страшные воздушные бои, и вот уж два месяца наши лётчики уверенно держали небо. Охотники появлялись, но у нас свои были, сами засады устраивали, а тут эти две пары, как будто специально выслеживали. Да уж, ситуация, а ведь наш фронт уже месяц как ведёт активные наступательные бои. К слову, Крым уже освободили. На подступах к Одессе бои идут. До Винницы меньше ста километров осталось. Московских боёв не было, не дошли немцы, хотя Ленинград до сих пор в блокаде. Что я по себе могу рассказать. Подполковник, получил месяц назад новое звание. И награду, орден Боевого Красного Знамени. Единственную награду за всё это время, хотя поучаствовал в планировании множества успешных операций. Когда я по немецким тылам шастал, быстро в званиях и наградах рос, но я этим доволен. А в немецкий тыл меня не отправляли: по свежему приказу, дважды героев, даже летчиков, туда не засылать. Переводят на штабную или административную работу. Благо я своё место нашёл, всю осень, зиму и весну просидел в Киеве. Только весной стал делать редкие вылазки в войска, глянуть свежим взглядом. В Москве не был. Да и что мне там делать, дочки растут, уже активно ползают, со Светой в постоянной переписке, оставшиеся письма Сталину я передал, ещё когда в госпитале лежал. Также позвонил и сообщил, в какой почтовый ящик опустил. Больше говорить не стал, положил трубку. Ночью звонил, днём бы меня опознали. Заметно, что письма внимательно прочитали: смещали одних командиров, повышали других. Сообщалось о том, что нашли нефть в Татарии. Правда, Хрущёв на месте, член Военного Совета нашего фронта. Однако нервничает сильно в последнее время, но там и другие причины могут быть. Ленинград всё ещё в блокаде, готовятся к летнему наступлению. Да, жителей Ленинграда так и не эвакуировали, но завезли побольше продовольствия, создав множество небольших складов. Это и выручало, голода пока как такового не было. Однако жители северной столицы всё же гибли при артиллерийских обстрелах или авианалётах. Мою идею с партизанским краем доработали штабисты. Да, всё получилось, партизанский край просуществовал всю зиму. Создали три партизанских анклава, что помогали друг другу и со своих территорий на оккупированную отправляли боевые группы, в том числе диверсионные. Уничтожали гарнизоны, с особым удовольствием предателей на тот свет отправляли, связь резали, железную дорогу разбирали, на всю зиму снабжение немецких армий, что противостояли нашему фронту, по сути было парализовано. Мы за зиму почти на сто километров продвинулись вперёд по всему фронту, освобождая наши земли. Больше не смогли, наступательный порыв потеряли, да и тылы отстали. К концу зимы немцы огромным напряжением сил смогли-таки ликвидировать партизан. Два края в боях сгинули, вырваться удалось единицам. Один анклав устроил рейд на триста километров, со скарбом, тыловым обозом, и вышел к передовой. Его ждали, организовали встречную танковую атаку, прорвали фронт, и партизаны вышли к нам. Фронт получил шестьдесят тысяч обстрелянных бойцов и командиров, около полутора тысяч саней с лошадьми и почти тридцать тысяч гражданского населения, что тут же отправили дальше в тыл, а вышедший партизанский корпус расформировали, бойцов и командиров после недели отдыха обмундировали и отправили на пополнение частей. Некоторые дивизии даже до штата довели. Многие партизаны получили награды. Ну и я в том числе, говорил уже. Много чего рассказать было, меня, например, активно учили штабной работе, неожиданно понравилось, было интересно, а тут на попутный транспорт меня пассажиром взяли, а то на машине бы пришлось ехать, и вот что вышло. Так вот, я упал на него, когда какая-то железка, сбитая пулей, приласкала меня по голове. В салоне был сопровождающий при шести мешках с корреспонденцией. С учётом того, что это младший политрук, корреспонденция наверняка принадлежит Политуправлению фронта. Нас четверо на борту было: два члена экипажа, пилот и штурман, и этот младший политрук и я, который случайно узнал о вылете и успел договориться взять с собой. Нельзя предположить, что немцы, например, за мной охотятся, я ведь должен был на машине ехать и в самолёте оказался случайно. Хотя в принципе охотиться могли, меня объявили врагом Германии за номером каким-то, даже немалая премия за живого обещана была. Даже не за убитого Кубе, а по совокупности моих дел. Политрук мёртв, полголовы ему снесло, я на полу, вроде в порядке, запылился только. Подняв слетевшую фуражку, вернул её на место и, покачиваясь, дошёл до кабины и заглянул внутрь. – Давай помогу. – Я думал, в салоне все погибли, – прохрипел лётчик, протянув руку, которую я стал быстро бинтовать. Лейтенант был бледен и явно нервничал. – Мне по голове чем-то прилетело. Только что очнулся. Политрук мёртв, – кратко ввёл я его в курс дела. Лётчика в левую руку ранило, и он, держа одной рукой штурвал, пытался наложить бинт, работая в основном зубами. Я же быстро и качественно наложил повязку. Похоже, пуля пробила руку, не задев кости. Находившийся в соседнем кресле штурман был мёртв, но я проверил, приложив пальцы к шее. – Где мы? – спросил я. – К Виннице подлетаем. Тут не спутаешь, характерную примету видел. Я, когда диверсантов сбрасывал, немало тут налетал по ночам. Впервые днём лечу. – Сесть нам не дадут, держат плотно. Вроде их больше стало? – Да, восемь теперь нас ведут. – Значит, надеваем парашюты и прыгаем. Я парашют штурмана возьму. Нужен лесной массив, в поле быстро отловят. Ищи место. – Понял. Я же отстегнул штурмана от кресла и, хекнув, вытащил его в салон. Отстегнув ремни, перевернул на живот и освободил от парашютной ременной системы. Тут же надел на себя и подогнал. Дальше обыскал штурмана, забрал его ТТ и запасной магазин. Планшетка у меня своя была, но забрал полётную карту. Из мелочёвки – часы на руке, если что, в деревне на припасы обменяем, перочинный нож, непочатая пачка «Казбека», но она пулями пробита и кровью пропиталась. Остальное тоже. Потом перешёл к младшему политруку. Тут тоже ТТ был. Хоть бы автомат взял, всё сподручнее. У меня сидор с собой имелся с личными вещами для командировки да пайком на сутки. Я убрал внутрь оба пистолета и мелочёвку, снятую с парней, да и боезапас тоже. Документы убитых засунул в планшетку. Сидор на себя накинул спереди. Однако у политрука тоже вещмешок был, я и его прихватил, потом мельком осмотрел салон, не осталось ли чего нужного, и подошёл к кабине. – Ну что? – поинтересовался я у летчика. – Вон лес впереди, можно прыгать. – Отлично. Вот вещмешок политрука, не смотрел, что внутри, но запас должен быть. Сделай как я, спереди повесь, и прыгаем. Затяжным, чтобы в воздухе не расстреляли. – Хорошо, товарищ подполковник. Когда мы над лесом оказались, вдали показались окраины Винницы. Лётчик покинул кабину, я открыл пробитую пулями дверь, и мы сделали шаг в пропасть друг за другом. Я первым, лейтенант за мной. Удерживая падение, чтобы не закрутило, я одной рукой держал кольцо, лейтенант падал чуть дальше и выше. Немцы среагировали с похвальной быстротой. Проскочив, начали разворачиваться для атаки, но высота небольшая, около пятисот метров, так что я рванул кольцо, и меня рывком дёрнуло вверх, но парашют, хоть и пробит пулей, сработал как надо, и купол вышел, затормозив моё падение. Под треск веток я повис в трёх метрах от земли. Сняв сидор, что придерживал руками, мягко сбросил его на прелую листву, но чуть в сторону от себя, потом, сгруппировавшись, спрыгнул сам, перекатом погасив скорость падения. После чего схватил вещмешок и рванул в сторону. И вовремя. По веткам и стволам деревьев прошлись пулемётами и авиационными пушками. А теперь лейтенанта нужно найти. Тот метрах в ста опускался, и я видел где, так что побежал к лётчику. Нашёл быстро, но поздно. Однозначно мёртв. Это я избежал обстрела, немцы явно по куполу целились, а лейтенанту так не повезло, ему досталось. Вещмешок у него на груди тоже был пробит пулями и уже пропитывался кровью. Вздохнув и отложив свой, я разбежался, оттолкнулся от ствола дуба и повис на нижней ветке. Так-то до неё метра три, но с разбегу допрыгнул. Подтянулся и сел на ветку. Я хоть и на штабной работе основное время провожу, но о зарядке и пробежках по вечерам и утрам не забываю. Я уже давно комнату в частном доме снял и проживал там основное время, место для зарядки имелось. В общем, добрался до лейтенанта, вытащил документы из нагрудного кармана, всё же проверил пульс – не было, – забрал оружие – везёт мне на ТТ, – запасной магазин, и неожиданно второй нашёл в кармане галифе. Потом перерезал стропы и аккуратно опустил лейтенанта на землю. Распотрошил вещмешок и обнаружил одну банку с тушёнкой, остальное кровью попорчено и пулями. Найдя выворотень метрах в пятидесяти, оттащил тело лейтенанта туда и обрушил стенки, закапывая лётчика. На стволе дерева ножом метку поставил. После этого забрал свои вещи и побежал прочь. По пути напился из родника, отмылся, форму от крови оттёр, пополнил свежей водой фляжку, и побежал дальше. Итак, у меня четыре пистолета, причем наградной я в сейфе у себя на квартире оставил. Так вот, четыре пистолета ТТ, в том числе мой табельный ТТ, охотничий нож, который повесил на ремень под руку, за голенищем засапожный нож, в кармане перочинный. Планшетка с картой, там же компас, блокнот, карандаши и фонарик. Бинокль мне без надобности, потому и не имел при себе. В вещах политрука или у лётчиков оптики тоже не было. В сидоре у меня фляжка, большая кружка, в ней можно и готовить, ложка, заварка, соль. И сахар был, но закончился. Десяток ржаных сухарей, початая пачка макарон, две банки рыбных консервов, пачка печенья. Туда и тушёнку политрука убрал. Из припасов и оружия всё. Из вещей – бритвенный набор, полотенце, два куска мыла, запасные портянки. Да и больше не нужно. Остановившись, я переложил вещи в вещмешке, фляжку на ремень подвесил, снова закинул сидор за спину и побежал дальше. Я был в полной форме комсостава РККА, причём по петлицам и эмблемам ясно, что я танкист, я не менял ведомственную принадлежность. Форма не новая, но выглядит прилично, та самая, что мне ещё в Москве пошили. Стирали три дня назад, но уже снова требует стирки. Все копии наград при мне, на груди расположились в положенном порядке. В левом нагрудном кармане документы: командира, командировочное и партбилет – три месяца как вступил в ряды партии, пройдя стаж кандидата. На руках часы, по карманам немного денег, мелочёвка, патроны россыпью к оружию. Вот и всё. До начала лета несколько дней оставалось, и бежал я не в сторону фронта, а к Виннице. Вот уж где меня будут искать в последнюю очередь. Табака при мне не было, а то, что у попутчика или лётчиков было, всё попорчено, однако мне ещё прошлым летом десантники под Минском показали одну травку. Не любят её псы. Нашёл ее тут и натёр подошвы. Можно ещё муравьиной кислотой натереть, говорят, тоже помогает, но травкой как-то проще. Заметив просвет впереди, я перешел на неторопливый шаг и, достав из-за ремня пистолет лейтенанта – свой я в кобуре держал, – осторожно двинул вперёд. На дорогу выходить не стал, используя ствол дерева как укрытие, осторожно выглянул, изучая лесную дорогу в обе стороны. Накатанная, тут почва песчаная, следы свежие, но что за ближайшими поворотами, непонятно, потому выходить и не стал, не хочу получить случайную пулю и уж тем более прицельную. Однако от дороги уходить не стал, а двинул рядом с ней, укрываясь под деревьями. Я уже определился, где город, туда и шёл. Один раз спрятаться пришлось, колонна грузовиков, полных солдат, прошла, но они дальше проехали, видимо, точно знали, где мы приземлились. А потом за поворотом услышал речь. Окликали какого-то Курта, а тот матерился и требовал ему не мешать. Приблизившись, определил, что на дороге пост установили. Один засранец в кустах засел с другой стороны от меня, это и был Курт, ещё пятеро занимались обустройством. Обидно, их высадили только что, техники не оставили. Думаю, сигнальные ракеты есть, а может, среди вещей и радиостанция лежит. Я обошёл этот пост, ловить тут нечего. Шуметь нельзя, а пропажа поста сразу даст понять, куда я двигаюсь. Вскоре я вышел на окраины Винницы. Те немцы, что на грузовиках, уверен, из местной комендатуры. Бросили ближайшие силы на наши поиски. Будут прочёсывать лес, выгоняя нас к противоположной опушке, а там должны ждать дополнительные силы. Возможно, из полицаев. Хотя в окрестностях их изрядно проредили, когда тут партизанский край был, за полицаями тут чуть ли не охотились, куда активнее, чем за немцами. Последние это быстро прочухали и впереди себя полицаев гнали, наши в основном по ним и стреляли, а немцы – по нашим. Когда полицаи заканчивались, немцы отходили. А тактика действий оказалась неплоха, наши несли потери от прицельного огня. Так что полицаев сюда разве что из других краёв завезли. Возможно, где-то тут и остались какие-нибудь партизанские отряды, но это не моя тема и точно я об этом не знал. У нас в штабе целый отдел работал, поддерживавший связь с партизанами. Стоя за стволом берёзы, я изучал окрестности. Дорога справа ныряла в лес – та самая, вдоль которой я пришёл. Слегка задрав рукав френча, я посмотрел на время. Три часа дня. До темноты ещё далеко. Отойдя чуть в сторону, присел у ствола, положив вещмешок у ног. Изредка поглядывал в сторону города. А пока просто сидел и отдыхал, время от времени прикладываясь к фляжке. Плана, как выбраться отсюда, я ещё не составил, но прикидывал, не без этого. Вдали был виден чёрный столб дыма. Я всё понять не могу, наш самолёт рухнул на окраине города или всё же на его территории? Видно, что пожар тушат, полыхал наш самолёт здорово, но через два часа столб превратился в небольшую струйку, пока совсем не пропала. Похоже, потушили. Особо местные не шастали по округе, видимо, немцы отучили, но несколько парнишек с удочками и вёдрами приметил, как возвращались с речки. Видимо, хорошо порыбачили, шли довольные. Тут я напрягся: в чистые звуки вторгся чужеродный рёв мотора. Из леса показался лёгкий разведывательный бронеавтомобиль с двадцатимиллиметровой автоматической пушкой в башне и погнал в сторону города, вскоре скрывшись из вида. Хм, откуда тут разведчик? Они же в моторизованных и танковых частях. У охранных дивизий их нет, я это точно знаю, изучал трофейные бумаги, нашёл информацию по штатам разных немецких частей. Это что, в городе какая-то моторизованная часть стоит? Вполне возможно, тут крупная железнодорожная станция, может, резервы немцы тут держат? Перекинуть по дороге можно быстро. Так-то вполне логично, но я читал сводки по разведупру, ничего такого там не было. Пока сидел, скинув френч и рубаху, все документы привязал бинтом на руке чуть выше локтя. Я не хотел в плен, но военная удача – штука капризная, так что если будет шанс бежать, сбегу, но желательно иметь документы при себе. Я уже так делал в прошлом году, и сработала идея, так зачем мне тут от неё отказываться? Бинт надёжно удерживал документы, жаль, пакетика нет, пришлось накрутить бинт на руку, потом уже документы, чтобы между кожей и ими была прослойка материи. Потом оделся. Вроде внимания не привлекает, незаметно, чтобы на руке выпуклость была. Тем более её и не должно быть видно. Снова застегнув ремень – лямку портупеи, ремень планшетки перекинул через голову и продолжил наблюдение. Надо воду где-то набрать. Палит, жарко, пить постоянно хочется, а фляжка уже опустела. Надо сказать, когда я услышал совсем рядом лошадиное ржание и скрип тележного колеса или оси, непонятно, я чуть удивился. Страх мне неведом, но то, что меня нашли, поразило. Однако я ошибся, мелкий седой старичок в потёртом до блеска на локтях пиджачке вёл в поводу старую лошадь, что тянула телегу, полную сена. Скорее всего, старик эту колею, шедшую вдоль опушки, и накатал. Хм, если кто думает, что я бросился договариваться со стариком, чтобы тот меня в этом сене довёз до окраин города, то он ошибается. На черта мне это нужно? Еда есть, на пару суток растянуть можно, в город особо ни к чему. Я сидел в двадцати метрах от дороги и ожидал возможности добыть автотранспорт и немецкую форму. Ходить в форме советского командира по немецким тылам – это, скажем так, несколько опрометчиво. Так что я проводил старика с его телегой взглядом и продолжил ожидание. И, надо сказать, дождался. Было пять часов дня, когда я заметил, как по дороге катит немецкий солдат-велосипедист. Это не совсем то, что нужно, но сойдёт для сельской местности. Так-то по дороге машины не часто ездили: пара грузовиков, потом бронетранспортёр в сопровождении двух мотоциклов, да и всё. А немец вроде моей комплекции, такого шанса упускать нельзя. Я оставил вещмешок на месте и скользнул к дороге. Глава 19