«Су-27» заложил нисходящий вираж, провожая стремительно падающие обломки. Пилот видел, как экипаж и какое-то оборудование вываливались из остатков фюзеляжа, словно шоколадные конфеты из коробки, как несколько парашютов расцветают на фоне неба, и вспомнил недавний бой, вспомнил, как его товарищ пытался спастись из сбитого самолета. Тогда «F-22» намеренно сделал три захода почти вплотную к парашюту и добился своего: под реактивной струей купол закрылся. Он видел, как его товарищ камнем падал вниз и исчез на белом фоне земли. Он подавил в себе желание сделать то же самое и вернулся к ведомому. Затем они на предельной скорости покинули место боя. Они все еще подозревали подвох. * * * 6 января не только эти два самолета отстали от своих подразделений. Вооруженный ударный вертолет «Команч» из 1-й кавалерийской дивизии[21] армии США летел, не имея какой-либо цели в поле зрения, но его пилот, лейтенант Уокер, был совершенно спокоен. Ну, не так чтобы совершенно. Еще совсем недавно он летал на «Апачах» и еще не до конца приноровился к «Команчу» – как-никак это был другой тип ударного вертолета, предусматривающий еще и перевозку войск, поступивший на вооружение лишь в конце прошлого века. Его раздражало и отсутствие педалей, и гарнитура с бинокулярным дисплеем, установленным на шлеме, не такая удобная в использовании, как монокулярный прицел «Апача». Но сильнее всего его раздражало то, что непосредственно перед ним сидел носовой стрелок капитан Хейни. – Ты должен раз и навсегда уяснить свое место, лейтенант, – сказал ему Хейни при их первой встрече. – Я – мозг, управляющий этим вертолетом. А ты всего лишь шестеренка в его моторе и будешь вести себя как шестеренка! – Уокеру это пришлось совсем не по нраву. Он вспомнил встречу с почти столетним ветераном Второй мировой войны, отставным военно-морским летчиком, которого однажды привезли на их базу. Заглянув в кабину «Команча» старик только головой затряс. «Ну, детки… – сказал он. – Я когда-то летал на «Мустанге», так у него панель управления была проще, чем у современной микроволновой печи, и это была самая лучшая панель управления из всех, которыми мне довелось пользоваться!» Он вдруг хлопнул стоявшего рядом Уокера по заднице. «Наши поколения пилотов различаются тем, что мы были рыцарями неба, а вы – операторы компьютеров». Уокер стремился стать рыцарем неба. И как раз сейчас ему выдался шанс. Русские сегодня ставили просто яростные помехи, из-за которых все электронные системы вертолета – система интеграции боевых задач, система анализа целей, вспомогательная система выявления и классификации целей, система отображения обстановки в реальном времени, система распределения ресурсов и все прочее – попросту отказались работать! Бесперебойно работали лишь два 1000-сильных двигателя T800. Обычно Хейни высматривал цели с помощью своих электронных игрушек, но сегодня капитан, обычно командующий без передышки, заткнулся вместе с ними. И стоило ему об этом подумать, в наушниках внутренней связи раздался голос Хейни: – Внимание, я вижу цель! Вроде бы слева и впереди, возможно, у того холмика. Там, похоже, броневик… вероятно, вражеский. Ты… заход выбирай по обстановке. Уокер чуть не рассмеялся вслух. Ну и сукин же сын! Еще вчера он сказал бы: «Я обнаружил цель на азимуте 133. Семнадцать танков 90-й серии, двадцать один 89-й серии с мотопехотным охранением движутся по азимуту 391 со средней скоростью 43,5 километра в час и средней дистанцией 31,4 метра. Выполняй оптимизированный план атаки AJ041, заходи с азимута 179 под вертикальным углом 37 градусов». А сегодня? «Вроде бы бронеавтомобиль… похоже… рядом с холмиком…» Кому, черт возьми, ты все это говоришь? Я давным-давно все разглядел! Теперь, Хейни, предоставь дело мне, потому что ты бесполезен. Это моя битва, за неимением электронного акселерометра ускорение я буду определять собственной задницей и стану настоящим рыцарем! Этот «Команч» в моих руках будет сражаться, как его тезка из дикого индейского племени. «Команч» устремился к открытой цели и выпустил все шестьдесят две 27,5-дюймовые ракеты «Хорнет». Уокер проводил восхищенным взглядом рой пчел с огненными жалами, которые, радостно жужжа, устремились к цели и окутали врага морем огня. Но, сделав разворот, чтобы проверить результаты атаки, он понял: что-то не так. Солдаты на земле даже не пытались прятаться. Они стояли в снегу, яростно махали руками и, похоже, бранили его на чем свет стоит. Уокер подлетел ближе и отчетливо разглядел опознавательные знаки уничтоженного броневика: три концентрических круга: синий в центре, белый посередине, красный снаружи. Настроение Уокера резко изменилось: ему вдруг показалось, что он попал в ад. Он тоже начал браниться. – Сукин ты сын! Совсем ослеп, что ли? Впрочем, ему хватило ума улететь, пока французы не опомнились и не начали стрелять по вертолету. – Б… ты такая! Небось, думаешь, как бы свалить на меня вину в военном суде? Так вот, сухим из воды ты не выйдешь! Определение целей – твоя обязанность, верно? – Может быть… может быть, нам еще удастся исправить ошибку, – промямлил Хейни (куда делся весь командирский голос?). – Вон, смотри, другая группа, прямо напротив… – Да пошел ты… – огрызнулся Уолкер. – Это уж точно враги! Смотри, они же ведут перестрелку с французами! Этот аргумент убедил Уокера. Он направился к новой цели и увидел, что вражеские силы состояли в основном из пехоты, вроде бы даже без бронетехники. Это действительно подтверждало предположение Хейни. Уокер выпустил свои последние четыре ракеты «Хеллфайр», потом установил двуствольную пушку Гатлинга на 1500 оборотов в минуту и открыл огонь. Он всем телом чувствовал, как через шасси передается приятная вибрация пулемета, и с удовольствием смотрел, как разрывы взметают снег, подкрашенный землей в цвет перца с солью, над цепочкой солдат противника. Но тут интуиция опытного боевого пилота предупредила его об опасности. Он обернулся и увидел, что слева от него, в кузове открытого джипа, стоит солдат и наводит на него ручную ракетную установку. Уокер в отчаянии хлопнул по кнопке выброса магниевых тепловых гранул и рванул машину назад, пытаясь ускользнуть, но было уже поздно. Ракета прочертила в воздухе короткий белый дымный след и попала в «Команч» прямо под носом. Очнувшись от кратковременного забытья, вызванного взрывом, Уокер обнаружил, что вертолет рухнул в снег. Напрягая все силы, он выбрался из задымленной кабины и оперся на дерево, аккуратно срезанное винтом на уровне его пояса. Лишь тогда он оглянулся и увидел на искореженном переднем сиденье жуткое месиво, оставшееся от капитана Хейни. А посмотрев вперед, увидел, что к нему мчится группа солдат с автоматами. И черты их лиц были определенно славянскими. Дрожа всем телом, Уолкер вытащил из кобуры пистолет и бросил на снег перед собой. Потом достал лежавший в другом кармане англо-русский словарик и принялся старательно выговаривать заранее заученные фразы: – Мой положить оружие. Мой есть военнопленный. В Женевской конвенции… Тут ему врезали прикладом по голове и тут же ногой в живот. Но, даже корчась на снегу, он хохотал. Пусть его изобьют до полусмерти, но живым точно оставят. Он успел разглядеть на форме солдат эмблемы польской армии. 7 января, Минск, полевой командный пункт сил НАТО – Позовите сюда этого чертова врача! – взревел генерал Тони Бейкер. Долговязый тощий военврач почти вбежал в комнату. – Объясните, что происходит! – рявкнул Бейкер. – Вы уже дважды возились с моим протезом, а зубы все так же вибрируют! – Я никогда не видел ничего подобного, сэр! Может быть, это зубной нерв? Не возражаете, если я сделаю вам анестезирующий укол? – Дайте мне ваши протезы, сэр, – неожиданно вмешался стоявший поблизости штабной майор. – Я знаю, в чем там дело. Бейкер вынул протез изо рта и положил на подставленную майором бумажную салфетку. Во всех опубликованных биографиях генерала было написано, что он лишился двух передних зубов, когда его танк подбили иракцы во время Войны в Заливе[22]. Один только Бейкер знал, что это совсем не так. В Ираке он сломал нижнюю челюсть, а зубы ему выбили раньше. Это произошло на авиабазе Кларк на Филиппинах во время извержения вулкана Пинатубо, когда в мире, казалось, не осталось ничего, кроме вулканического пепла. Пеплом было небо, пеплом была земля, воздух тоже был пеплом. Даже C-130 «Геркулес», на борт которого он и еще несколько человек – последние из военного персонала базы – собирались погрузиться, был покрыт толстым слоем белого пепла. А в серой дали то разгорался, то угасал тусклый красный свет магмы. Но эта филиппинка, вольнонаемная из штаба базы, все-таки выследила его. Базу закрыли, сказала она, и у нее больше нет работы. Ее дом погребен под пеплом. Как они будут жить – она и ребенок у нее в животе? Она повисла на его руке и умоляла взять с собой в Америку. Он сказал, что это невозможно. Тогда она сняла туфлю на высоком каблуке и ударила его по лицу, выбив два зуба. «Где ты сейчас, дитя мое? – задумался Бейкер, глядя в окно на заснеженный город. – Прозябаешь вместе с матерью в трущобах Манилы? А ведь твой отец воюет и за тебя тоже. Как только в России после войны придет к власти демократическое правительство, авангард НАТО окажется у границ Китая, а Субик-бей и Кларк снова станут тихоокеанскими военно-морскими и военно-воздушными базами Америки и будут жить еще лучше, чем в прошлом веке. Для тебя найдется там работа! А если ты девочка, то, может быть, подцепишь там себе американского офицера, как это сделала твоя мать. (Как же ее звали? Ах, да, точно – Элен… У нее было какое-то другое имя, на местном языке, но Бейкер всегда называл ее Элен.) Но самое главное, что под давлением НАТО китайцы могут просто отдать вам, ребята, то, о чем вы так давно мечтаете: прекрасные острова Спратли в Южно-Китайском море. Я видел их с воздуха: белоснежные кораллы, окружающие коричневый песок, как глаза в синем море. Дитя, это глаза твоего отца…» Тут вернулся майор. Генерал отвлекся от праздных размышлений, взял вставные зубы с той же салфетки, сунул их в рот, несколько секунд прислушивался к своим ощущениям, а потом изумленно взглянул на майора: – Как вам это удалось? – Сэр, протезы вибрировали из-за электромагнитного резонанса. Бейкер недоуменно уставился на офицера. – Сэр, это чистая правда. Вам, конечно, доводилось и прежде попадать под сильное электромагнитное излучение, например около радаров, но эти колебания не совпадали с собственной резонансной частотой ваших протезов. А теперь, когда пространство заполнено мощными электромагнитными волнами всех частот, нашлась подходящая и для ваших зубов. Я там кое-что переделал, чтобы собственная частота стала намного выше. Вибрировать они все равно будут, но вы этого больше не почувствуете. Майор ушел, а взгляд генерала Бейкера упал на старинные часы, стоящие рядом с экраном, на который выводилась цифровая карта боевых действий. Часы представляли собой фигуру Ганнибала верхом на слоне, а на постаменте была выгравирована надпись «Всегда победоносный». Раньше часы находились в Голубой комнате Белого дома, но, когда президент заметил, что взгляд генерала снова и снова устремляется в их сторону, он лично поднял часы с места, где они стояли сто с лишним лет, и подарил ему со словами: «Боже, спаси Америку, генерал. Теперь вы – Бог для всех нас». Бейкер долго размышлял, а потом медленно проговорил: – Передайте всем частям, что наступление приостанавливается. Все пригодные для этого воздушные силы пустите на поиск и уничтожение источников помех, которые ставят русские. 8 января, Генеральный штаб Вооруженных сил Российской Федерации – Противник остановил наступление, но вы все равно недовольны, – обратился маршал Левченко к командующему Западным военным округом, только что вернувшемуся с фронта. – А чему тут радоваться? НАТО бросило всю свою авиацию на уничтожение наших постановщиков помех. И, знаете ли, не без успеха. – Ну, а на что же вы рассчитывали? – спокойно спросил маршал. – Наши действия застали врага врасплох, но он, естественно, отыскал путь противодействия. Постановщиков помех, испускающих сильное электромагнитное излучение во всех частотах, не так уж трудно отыскать и уничтожить. Но, к счастью, нам удалось заставить врагов на некоторое – и довольно продолжительное – время практически прекратить боевую активность. – И все же дела могут сложиться хуже, чем мы предполагали, – возразил командующий округом. – Не исключено, что прибывающая с Кавказа армия не успеет развернуться до того, как мы утратим инициативу в электронном сражении. После ухода командующего округом маршал повернулся к цифровой карте прифронтовой местности и подумал о Карине, которая прямо сейчас могла находиться под массированным огнем противника, а от нее его мысли перешли к Мише. Однажды Миша вернулся из института с лицом, изрядно разукрашенным синяками и ссадинами. Впрочем, отец уже знал, что его сын оказался единственным пацифистом и однокашники поколотили его. – Я всего лишь сказал, что война – это не шутка и не следует рассуждать о ней так легко, – объяснил Миша отцу. – Но неужели действительно невозможно достичь мира с Западом на разумных условиях? Маршал ответил на это таким резким тоном, каким никогда еще не говорил с сыном: – Ты не можешь не понимать, что как сын своего отца ты волей-неволей находишься на особом положении. Если угодно, молчи, когда затрагивается эта тема, но впредь не говори вслух ничего подобного. Миша кивнул. После небольшой паузы Левченко сказал: – На выборах победила Российская коммунистическая партия. Миша посмотрел на отца и сказал без всякого выражения: – Давай ужинать. Вскоре Запад объявил новое правительство России нелегитимным. Туполев собрал альянс крайне правых сил и развязал гражданскую войну. Маршал ничего не рассказывал об этом Мише. Каждый вечер отец с сыном, как обычно, ужинали вместе и по большей части молчали. Затем в один прекрасный день Миша получил предписание, упаковал то немногое, что хотел взять с собой, и покинул дом. Через два дня «челнок» доставил его на «Вечный буран», находившийся на околоземной орбите. А еще через неделю разразилась полномасштабная война. Беспрецедентно мощные вражеские силы вторглись в Россию с неожиданного направления, намереваясь разорвать огромную страну на части.