- И-и-и три-и-и-и… - Ну Вадичка. Ну миленький, ну не наа-до—о. - Как вы меня назвали? - Ваа-а-адичка-а-а… - А еще раз скажите… - Вадиии-чкааа-а-а-а, сними меня отсюда-а-а-а! - Ну ладно-ладно. - Ну не на-а-а ход-у-у-у же-е-е-ее… Хорошо хоть, что она упала на него, а не наоборот. И то умудрилась обо что-то сильно отбить руку. - Вы как? – Вадим Сергеевич как ни в чем не бывало улыбался ей, лежа на холодной земле и… эй, а что это его рука делает у неё на попе? Волынский так и не дал додумать как так вышло, второй рукой притянул Аню к себе и поцеловал. Нет, это было совсем не так, как в её сне. Не так жадно и яростно. Не так страстно и возбуждающе. Это было лучше. Намного лучше и приятнее. Ведь это было по-настоящему… Она кое-как заставила себя оторваться от его горячих губ и с придыханием произнести: - Нахал! Спустя примерно час… - Анчка, а мжно я у вас преночую? Вадим Сергеевич был в такой кондиции, точнее в такой некондиции, что уже и речь его подводила. Видимо, последняя бутылка виски была лишней. Аня потерла ручки, радостная от того, что этот…этот… директор сам плывет к ней в ручки. Значит сегодня у них будет секс. Хотя… Она еще раз посмотрела на Волынского, радостно растянувшего улыбку от уха до уха и закатывающего глазки, и поняла, что вряд ли… вряд ли сегодня у них что-то случиться. Нет, теоретически-то это возможно, но смысл? Какой кайф можно получить от бревна? Да и неэтично это всё-таки. Аня кое-как поймала такси, и буквально на себе втащила Вадима в машину. А потом еще и на третий этаж своего подъезда, благо лифт, как обычно не работал. - Приехали, - возвестила она уже дома. Но Вадим Сергеевич был до того «хорош», что все, на что хватило его сил – это войти в квартиру. Дальше сработало «золотое правило» любого алкоголика. Ты дома? Прекрасно. Располагайся прямо в коридоре и ни о чем не переживай. Ты дома. - Да ё-маё… Пришлось Ждановой стаскивать с него ботинки и тащить волоком по полу. На кровать она его закинула кое-как, попутно сняла штаны. Потом немного подумала и сняла все остальное, удовлетворённо любуясь прелестями и достоинства красивого мужского тела. Вот тогда-то и созрел в ее голове коварный план… 12. Аня Вы когда-нибудь жалели о чем-то по-настоящему? Ну так, чтобы прям изнутри выворачивало наизнанку от осознания собственной глупости и тоски? От желания мгновенно наделать еще больших глупостей, лишь бы исправить то, что уже сделано? Вот у Ани сейчас было именно такое чувство. Весь день она ходила сама не своя, переживая, что так глупо все вышло. Что так и не случилось красивого романа и страстной ночи, не получилось выполнить задание партии, да и к черту этих сумасшедших тёток. Они – это самое последнее, о чем нужно жалеть в этой жизни. Что ж… Впервые за всю жизнь, человек, привыкший пробивать себе дорогу локтями и острым на колкости язычком, чувствовала себя некомфортно от стыда, сожаления и чувства порхающих в области пупка бабочек. Наверно именно они и сподвигли её на то, что в народе называется «покаяние». - Нужно рассказать ему всю правду - решила Аня. - И будь что будет... Длинные гудки отдавались набатом в похмельной голове – один, другой, третий… И когда уже рука тянулась к кнопке «сбросить», в телефонной трубке что-то щелкнуло, раздался сдавленный писк, шуршание, мат и короткие гудки. - Так, да?! Ну подожди! Прикусив язычок от усердия, Анна принялась набирать смс, в красках описывая предыдущую ночь. В конце приписала, что «наврала, будто у них что-то было. Но была бы не против…» Она не думала, что он позвонит. Но он позвонил. Буквально через минуту она услышала в трубке гнетущее молчание. Сама решилась начать разговор: - Послушай, надо было сразу тебе сказать... - Нет, это мне стоило раньше всё вам объяснить…Анна. - Постой, я просто хочу, чтобы ты знал, что... - Что мне не стоило пускать вас в свою жизнь, уборщица Жданова? Или что мне не стоило спускать с рук ваши выходки? А может, что вы влюбились в меня? Ну давайте, скажите! Анна молчала, пытаясь взять себя в руки, но Волынский распалялся все больше: - Вы что, думаете какая-то особенная, да? Мне это каждый день говорят! Вы всерьез думаете, что можно так легко прийти в жизнь человека и и он вам тут же отдаст свои руку, сердце и все честно заработанное? - Но я совсем так не ду… В трубке повисла гнетущая тишина и, наконец, мужской голос спокойно и четко произнес: - Аня, извините меня. Я наболтал лишнего. В общем все, что я хотел вам сказать… я уже однажды любил и больше не планирую. Если вас устроит только секс, то знайте – я не против. Аня аж задохнулась от такой наглости. Что?! - Козёл ты, Волынский, - бросила она в трубку и швырнула телефон об стену. Лицо обдало жаром от стыда и унижения. Зачем, ну зачем она это сделала? Чем она заслужила такое отношение? Как он мог? Ведь казался ей таким милым… Аня без сил опустилась на кровать, тут же почувствовав аромат его парфюма, вдохнула его поглубже и разревелась. 13. Вадим Вадиму было не просто плохо, нет. На самом деле он чувствовал себя ужасно, так скверно, как редко бывало в жизни. В его жизни. Началось все с утра, когда он проснулся в чужой квартире, в чужой постели и с чужой женщиной. Как в плохом анекдоте. Во-первых, он зарекся ещё так пить, ибо ему просто повезло, что он не проснулся, например, с мужчиной… или в кустах, или еще черт знает где. Да что он вообще проснулся – уже хорошо. А ведь так могут и прибить по тихой грусти и поминай как звали, Вадим Сергеич… И хотя следовало порадоваться, что из всех исходов ему достался один из самых благоприятных, все же… Анна заставила Вадима почувствовать себя полным моральным и разложившимся уродом и подонком. Мало того, что он переспал с девушкой, которую не любит, так еще и наставил ей синяков. И самое главное, что вообще не помнит этого. Вадим Волынский был из тех мужчин, кто всё-таки относился к женщинам с уважением, даже несмотря на то предательство, которое когда-то случилось в его жизни. Волынского растила одна мать, она же посвятила ему всю себя, правда не забывая, что он все-таки мужчина. Мама привила ему любовь и уважение к окружающим, трудолюбие, сострадание. Она учила его быть обходительным с женщинами и ценить ту, что однажды станет его женой и матерью его детей. Никто и никогда не учил Вадима жестокости или плохому обращению с женщинами. И иногда ему казалось, что зря… Мама умерла задолго до их с Машей разрыва и слава богу. Потому что она бы никогда этого не поняла и не приняла бы. О Маше и их совместной жизни у нее были только хорошие впечатления, и мама умирала счастливой. Так вот Аня заставила его почувствовать себя не таким, каким он на самом деле являлся. Он не подонок, не извращенец, не тиран и не злодей. И это чувство ужасно раздражало. А когда он увидел ее обнажённую, первым порывом было там же ее и трахнуть. И от этого, в общем-то нормального чувства, ему стало еще хреновей. Как животное… Все, что происходило сейчас, больше напоминало плохое, отвратительное кино. Вадим не помнил буквально ничего. Как он себя вел, что делал, что говорил? Ноль. Пустота. Вакуум. Ему казалось, что он настолько смешон, что он мечтал поскорее свалить из этой розовой комнаты, из этой квартиры, из этого дома. В одних трусах, или даже без них – просто испариться. А может все просто, и она ему нравится? Может стоит просто признаться себе в том, что ему наконец-то кто-то нравится? Да нет… бред… что в ней такого, что может взять его чёрствую, похожую на сухарь душу? Волосы золотисто-русые? Глупости!… Или глаза голубые с такими коричневатыми вкраплениями? Да ладно, мало ли таких глаз? Или ее живой и непосредственный ум? Да ну его к чертям собачьим! Всю жизнь ему перевернула с ног на голову. А может шикарная фигурка с розовыми ареолами сосков и впалый живот? Или острые ключицы и плавный изгиб на спине, переходящий в упругую попку? Или красивые стройные ножки с плавной линией бедер? Мда… тут уж не мог больше лукавить. Это не могло не понравиться и не вызвать острого желания. И именно поэтому Вадим предпочел поскорее уйти, чтобы не сделать, может быть, главную в своей жизни ошибку.