— Овчарка, ты что хочешь говори, а с родными матерями так не поступают — пропасть неизвестно куда и ни слова не сказать. — Иди ты, Васса. Если б ты все ей не выложила, отец бы у нее ничего не выведал и, конечно, не приперся бы сюда отравлять мне отпуск. Овчарка дулась до самого дома. Долго обижаться она не умела, особенно на Вассу. В поселке даже не снесло ни одной крыши. Васса с Овчаркой вернулись домой. Электричество по-прежнему не дали. Газа тоже не было. Поскольку печку не натопишься всякий раз, когда хочется есть, Овчарка и Васса принесли из сарая кирпичей и сложили что-то вроде очага. Овчарка попросила у старушки старых газет, наколола мелких щепочек. Васса принесла из-под навеса дров, и они смогли разжечь огонь. Из каждого двора шел дым. Овчарка ухитрилась поджарить на очаге яичницу с колбасой и вскипятить чайник. Вся ее одежда и волосы пропахли дымом, отскочивший уголек прожег дырку на куртке, но все-таки как было хорошо сидеть на солнце на мокрых бревнах и пить чай, пропахший дымком! Правда, иногда Овчарка вспоминала о Шуре Каретной и тогда грустнела. Коза за забором щипала мокрую траву. — Что мы будем сегодня делать? — спросила Васса. — А что захотим, то и будем! Ох и хорошо быть живой! — Овчарка потянулась. — А знаешь, я была уверена, что она меня послушается. — Кто? — «Лорелея». Я всегда думала, что, раз она женщина и я женщина тоже, она меня послушает. А Юрик! Он же знал. Он говорил, что белая ждет меня. А Шура Каретная была в белом костюме, том самом, в котором она садилась в поезд. Как жаль, что я не взяла органайзер! Наверняка это был ее дневник. Может, из него я узнала бы, кто ее убил. — Почему ты думаешь, что ее убили? — У нее руки все отсюда досюда были синие. — Овчарка показала на своей руке, где была синева. — Может, это в порядке вещей. Трупы, они ведь синеют. — Нет, это точно синяки. Ее кто-то за руки схватил, а она вырывалась. Так что сегодня я собираюсь пойти к тому менту, который в газике. Вот только бы труп был на месте. Вчера выдались такие волны! — Слушай, ты этому парню понравилась. — Какому парню? — Спасателю. — Этому невротику? Не смеши меня. — А ты думаешь, с какого бодуна он за тобой побежал? Мы когда еще там помогали старушкам по лестнице сходить, он на тебя все время смотрел. — Нет уж, мне невротиков не надо, я сама невротик. Тоже мне спасатель. Да его самого спасать нужно. Вот он за деревьями не видел «Лорелею». А я видела. Она так была близко, вон как соседский дом! Будь он на моем месте, маму бы звать стал! Овчарка решила, что после завтрака они с Вассой пойдут на то самое место на берегу поглядеть, там ли труп. Вместе с двумя эмчеэсовцами, которых им выделил здешний мент. Одним из них был тот парень, с которым препиралась вчера Овчарка в березовой роще. Оба спасателя явно не выспались, и видно было, что идти им никуда не хочется. Они, куря, тащились черепашьим шагом, изрядно отстав от подруг. Овчарка молилась про себя, чтобы труп не унесло. Овчарка запомнила, какая тропинка ведет прямо к песчаной косе с большими красно-коричневыми валунами, по ней можно срезать путь к морю. Трупа не было. — Зная мою везучесть в кавычках, я бы удивилась, если б он тут был, — сказала Овчарка грустно, а поскольку эмчеэсовцы смотрели на нее, как на глючную, она рассердилась и топнула ногой: — Он здесь был! Он здесь лежал! В белом и с органайзером! И с цифровым плеером, который работал! — Да, а еще труп смотрел тут на бережку телик, — съязвил проклятый эмчеэсовец, и они оба двинулись обратно к роще. — Куда? — закричала Овчарка. — Разве не полагается прочесать берег хоть на пять километров в ту и другую сторону? Я уж не говорю вызвать водолазов… Но парни даже не обернулись, а только заржали, как идиоты. Овчарка села на камень и расстроенно уставилась в песок. — Послушай, может, у меня и вправду крыша течет? Может, это я так «Лорелею» испугалась, что мне все приглючилось? Да это и странно как-то. Утром Шура Каретная живая и здоровая приходит за сумкой. А вечером она уже мертвая тут на мелководье плавает. Причем у нее такой вид, будто плавает она тут давно. Да, нас излечит-исцелит добрый доктор психиатр! — Не валяй дурака. Что ты обращаешь внимание на этих двух уродов? Они кого угодно глючным выставят, чтоб только им покирять и кверху пузом поваляться. Пойдем походим вокруг, может, найдем что-нибудь. Солнце так припекало, что они сняли куртки. Овчарка даже разулась и зашла по колено в море. Конечно, они ничего не нашли. — Труп самоликвидировался, — подвела итог Овчарка, — а знаешь, что еще странно? Сразу после того, как этот Аслан сумку ей вернул, его зарезали по пьяни на Тамарином причале. По-твоему, так случайно вышло? Я вот, например, эту Шуру на острове не видела ни разу. В тир под монастырем она тоже не пришла. Хотя, конечно, тогда она уже плавала тут… Эх, жаль, что не видела, как она сходила с катера. И куда потом пошла. — Остров все-таки большой. Вот как мы приехали, ты с тех пор кого-нибудь видела из тех, кто с нами плыл на катере? — Ну, видела, тех двух дур малолеток. Потом еще Грушу. Папашу моего тоже. А больше, пожалуй, никого. — Вот-вот. В поселке знаешь сколько домов. Здесь можно месяц прожить и никого не увидеть, с кем сюда ехал. — Эх ты, — обратилась Овчарка к козе, которая цокала за ней, — вот на что ты годишься? Какой от тебя прок? Нам бы не тебя сюда, а собаку-ищейку. А тебя доить надо, да еще и гадишь все время. Весь двор уделала нашей старухе. Эх, знаешь, что мне кажется? Что эта «Лорелея» весь мир изничтожила. Москву, «Женский мир» — всех и вся, кроме, конечно, моей мамы. Только и остался этот остров. — И всех, кроме моей Катьки, — добавила Васса, — вот было бы неплохо! — А что бы ты тогда сделала? — спросила Овчарка. — Стала бы жить тут с Катькой в маленьком домике — только я и она, вот было бы хорошо. Никто бы нам не был нужен… А у меня Валера хочет отобрать Катьку… — призналась вдруг Васса. — Да ты что! Что же ты мне не сказала? А я все гадаю, почему ты такая мрачная. Ну и сукин кот! Но ничего, я тебе помогу. Если надо, денег дам. У меня есть юрист знакомый хороший, правда. У него все судьи куплены в нашем районе. Да ты ее всю жизнь на себе тащила. Как она с ним жить будет — на шлюх его смотреть? Что из такого ребенка получится? Ты не волнуйся. Если я тебе не помогу, плюнь мне в глаза! Васса наконец улыбнулась. — Ну вот, так мне больше нравится! — сказала Овчарка. — Зачем заранее нос вешать. И потом, ты забыла, что из нас двоих я — главная пессимистка. Это ведь тебе полагается меня утешать. И обед и ужин тоже пришлось готовить на костре. Васса варила картошку и сардельки, а Овчарка следила за огнем — подкладывала дрова, когда пламя слабело, и ворошила их палкой, когда оно становилось слишком сильным. Свет дали только вечером. Наутро Овчарка с Вассой пошли завтракать в столовую. Погода была лучше некуда. Овчарка ела омлет с помидорами и вдруг уронила вилку на тарелку. — Васса, — зашептала она, — ты видишь соседний стол? Вот тот? Там еще мужик сидит толстый в бейсболке. — Вижу, а что? — А сумку коричневую под столом ты видишь? — Ну вижу, а что? — А то. Глюки бывают у одного, а не одинаковые у двоих. Я эту сумку ни с какой другой не спутаю. Подожди, я сейчас. И Овчарка направилась к мужику в бейсболке. — Извините, — начала она, — то, что под столом, — ваше? Мужик положил нож, которым он пытался распилить позавчерашнюю отбивную, и заглянул под стол. У него был вид, будто он видел коричневую сумку первый раз в жизни. «Ну, сейчас начнется несознанка, — решила Овчарка, — я не я и корова не моя». Однако мужик ее удивил: — Конечно мое. Раз под моим столом. — Извините, просто моя подруга потеряла вчера точно такую сумку. Вы уверены, что она ваша? — Эта сумка моя. Мало ли похожих сумок. Вы что, намекаете, что я ее украл у вашей подруги? — с ноткой раздражения в голосе ответил мужик. — Нет, я просто подумала, что вдруг вы ее случайно нашли… — Девушка, купите себе слуховой аппарат. Еще раз повторяю — эта сумка моя. — С этими словами он положил сумку на стул рядом и закричал, чтоб дали счет. И сразу вышел. Овчарка кинулась к Вассе: — Вот что. Ты беги в ментовку. Скажешь, что нашла сумку трупа. И что ее с собой таскает какой-то урод. А я пойду за ним прослежу. Потом тебе позвоню на мобильник. Ты мне не звони, а то он услышит, если я буду близко. Ты знаешь, где ментовка? — Да, не беспокойся. И вот Овчарка отправилась вслед за мужиком. Они прошли мимо центральных ворот монастыря, миновали бухту Благополучия. Мужик раз оглянулся — увидел Овчарку, второй. Овчарка ругалась про себя — ведь ни деревца нет, чтобы спрятаться. Ну и пошла внаглую, не прячась. Потом, когда дорога от турбюро пошла в гору, он не выдержал, обернулся и закричал: — Ты что за мной ходишь? — Я гуляю, — отозвалась Овчарка, встав в двадцати шагах от него и уперев кулаки в бока, — не хватало еще, чтоб всякие уроды мне указывали, где мне можно гулять, а где нельзя. — Это кто здесь урод?! — Ну не урод. Не урод, а убийца. Ты эту сумку похитил у трупа. То есть тогда она еще не была трупом. Прохожие, кажется, находили сцену весьма интересной. Мужик ринулся дальше бегом. Он, отдуваясь, одолел гору. Овчарка даже не запыхалась. — Даже не пытайся, — крикнула она мужику, — у меня дыхалка как у скакового жеребца, я могу трусцой хоть десять километров бежать. Эта сумка не твоя. Ты убил Шуру Каретную, утопил ее, самую лучшую ведущую на нашем ТВ, и я от тебя не отстану. — Да что тебе надо? — заорал мужик в очередной раз. — Где ты взял треклятую сумку? Почему ты ее утопил? Имей в виду, остров — это большая деревня. Тут на одном конце его кто чихнет — на другом уже знают, отчего чих случился. Вон нас сколько народу слушает… — Я никого не топил! Отвянь от меня! Он свернул в переулок, и Овчарка догадалась, куда он идет — в паломническую гостиницу. — Врать нехорошо, — крикнула она, — а еще живешь в паломнической гостинице! Поскольку ты ворюга и убийца, стало быть, и письменное благословение от батюшки у тебя поддельное! Дешевого жилья захотелось. К тому же паломники не такие хамы. И они не жрут отбивные во время поста, а тем более в пятницу. Мужик смекнул, что сейчас Овчарка устроит ор в гостинице и его выкинут на улицу. К тому же Овчарка набрала номер Вассы. Васса ответила, что ее выгнали из ментовки, когда она сказала, что кто-то носит с собой сумку трупа. Нет трупа, нет и сумки трупа — так они сказали, да еще и на смех ее подняли.