Его. Кая. У меня внутри все сжалось. Я вырвалась из его хватки и снова отвела взгляд. Однако отец не отступил. Он медленно стянул с меня шапку, бросил ее на пол и начал расстегивать мою куртку. Я не сопротивлялась – оцепенев от страха, просто наблюдала за ним из-под длинной завесы своих темных волос, упавших на лицо. Гэбриэл никогда не трогал меня, хотя мне было известно наверняка: причина заключалась не в том, что я его дочь, а в том, что Дэймон не хотел, чтобы ко мне хоть кто-нибудь прикасался. Он стянул куртку с моих плеч и откинул пряди, закрывавшие глаза. Я резко вздохнула; запах дизельного топлива, въевшийся в мои волосы после работы над одним из пикапов, ударил в ноздри. Кончики его пальцев скользнули вниз по моей коже. Гэбриэл приподнял мой подбородок и принялся разглядывать лицо, словно не видел меня практически каждый день на протяжении последних одиннадцати лет. Обойдя вокруг и обвив рукой мою талию, он приподнял старую футболку Дэймона, чтобы разглядеть живот. Я стиснула зубы. Отпустив ткань, Гэбриэл перевел взгляд на мою грудь, одобрительно кивнув. – Ты ведь уже не девственница? – спросил он, видимо что-то заподозрив, когда я не ответила. – Дэймон об этом давно позаботился, верно? Желчь подступила к горлу, и я оттолкнула его руку. – Ты омерзителен, – процедила я тихо. В глазах жгло от накативших слез. Как отец мог быть таким гнусным? Он просто засмеялся, вернувшись за стол. – Этот мальчишка и кирпич трахнул бы, если бы тот был достаточно влажный. Не думай, будто мы не знали, что происходило в той башне. Я чувствовала, что из глаз вот-вот польются слезы, но вместо ответа лишь зарычала и, подхватив свою куртку с пола, выбежала из комнаты. Ярость кипела внутри из-за грязных намеков отца. Я умела стрелять, драться, могла бы убедить любого мужчину потратить тысячу на двадцатидолларовую шлюху, если бы захотела… И не позволю передавать себя из рук в руки, словно имущество, которым можно распоряжаться, как вздумается. Я достойна большего, я могу быть полезна. Все же это мой дом… К тому же мне не хотелось находиться в обществе Кая Мори и его друзей. Свернув за угол, я рванула вверх по лестнице, услышав откуда-то снизу голос Давида: – Бэнкс, мне нужно с тобой поговорить. – Позже. Я добежала до второго этажа, перепрыгивая через несколько ступенек, резко свернула направо к темной деревянной двери, быстро достала из кармана ключ и открыла ее. Светильники-бра мягко освещали еще одну лестницу, которая находилась внутри. Заперев за собой дверь, я быстро поднялась наверх и вошла в круглую спальню – единственную комнату на третьем этаже. Прошла по блестящему паркетному полу и распахнула окно. Необычно теплый для октября вечер немного охлаждали внезапные порывы ветра. Закрыв глаза, я вдохнула запах земли и горящих листьев, витавший в воздухе. Голова словно гудела, но я уже чувствовала себя лучше. Эта комната была другим миром. Нашим с Дэймоном. Я оставила окно открытым и, подойдя к ноутбуку, запустила плейлист. Из динамиков зазвучала песня Like a Nightmare. Наклонившись, я взяла подушку с кровати, поднесла к носу и вдохнула. В ноздрях защекотало от слабого аромата кондиционера для белья. Я знала, что не почувствую запаха брата, но все равно испытала разочарование. Слишком много времени провела без него и уже устала от одиночества. Постельное белье было чистым. Я сменила его несколько месяцев назад и регулярно делала уборку в комнате, чтобы поддержать идеальный порядок на случай возвращения Дэймона. И хотя он не спал здесь уже больше года, я не оставляла надежду обнаружить следы его пребывания в доме каждый раз, когда переступала порог этой комнаты. Вернув подушку на место, я расправила хрустящую наволочку и простыни в серо-черно-белых тонах, чтобы не осталось складок. Все должно быть безупречно. Затем окинула спальню взглядом: сверкающий пол, темные стены, золотые бра, черно-белые фото, которые брат развесил, когда учился в школе… На них были только женщины с сияющей кожей и женские ноги. Не пошлые, но все же сексуальные снимки. Мне не нравилось на них смотреть. Подняв глаза, я взглянула на узкий лестничный пролет в углу комнаты. Утопавший в тени, он вел в «башню» – так мы называли маленький альков, расположенный наверху. С окнами по всему периметру он напоминал маяк, и оттуда были видны деревья на километры вокруг. Когда я здесь жила, это место принадлежало мне. Мой матрас, лампа и кое-какая одежда до сих пор оставались в комнатке. На всякий случай, вдруг это помещение опять когда-нибудь мне понадобится. Даже живя здесь, я не особо часто им пользовалась. Дэймон предпочитал держать меня поближе к себе. Я опять подошла к окну, прижалась спиной к стене и сползла на пол. Собрав волосы, начала скручивать их, натянув, как канат, потом подняла и снова спрятала, надев сверху шапку. Я расслабилась и опустила плечи. Закрыла глаза, чувствуя себя в безопасности теперь, когда знала, что меня никто не видит. Не то чтобы я часто становилась объектом чьего-то внимания. Однако мне самой нравилось следить за другими людьми. Как и Каю. Когда-то давно я наблюдала за ним самим. Какая-то часть меня так сильно хотела его, думая, что этот парень добрый, преданный, милый. Но порой Кай вел себя даже более пугающе, чем Дэймон. А мой брат, Дэймон Торренс, был сущим кошмаром с момента нашей первой встречи. Прекрасным кошмаром. * * * – Подтяни носок, – приказывает мама, захлопнув пассажирскую дверь. Нагнувшись, я подтягиваю свои выцветшие гольфы. Мы стоим у нашей машины, припаркованной перед большими черными воротами. Они открыты; другие автомобили почти непрерывным потоком проезжают дальше по дороге. Мама сказала, сегодня там вечеринка. Удачное время, чтобы встретиться с ним. – Помни, о чем я тебе говорила, – наставляет она, поднимает меня, застегивает верхнюю пуговицу кардигана и одергивает мою блузку. Я смотрю в сторону, теряя терпение. Мне двенадцать, а мама одела меня, как пятилетнего ребенка. – Если он начнет сердиться, – продолжает она; ее голос и руки одинаково дрожат, – ты должна будешь мне помочь, ясно? Скажешь ему, что нам нужны деньги. Если мы не получим помощь, Ник, тебе придется покинуть квартиру, свою комнату, оставить все свои вещи и спать в чужих домах. Они могут забрать тебя у меня. – Мама сжимает мои плечи, тяжело дыша. – Ведь ты хочешь вернуться домой сегодня, да? Я киваю. – Тогда красиво улыбайся, – кричит из открытого окна Джейк, ее бойфренд, сидящий за рулем. Мне нужно красиво улыбаться. Быть приветливой с тем, кто никогда не проявлял доброты ко мне. С тем, кто не хотел меня видеть. От этих мыслей в животе все переворачивается. Я не могу даже сжать кулаки – настолько слабой себя чувствую. – Поторапливайся, Люс, – говорит Джейк маме. Я знаю, почему он хочет, чтобы мы поторопились, и для чего ему нужны деньги. Им обоим. Разумеется, если нам повезет получить хоть что-то, меня накормят и, может, купят поношенную одежду и обувь. Мои носки настолько старые, что уже стали малы. И я мою голову обычным мылом вот уже месяц. Но остальное мама с Джейком прокутят. Каждый раз, когда у нас появляются деньги, я не успеваю моргнуть, как они улетучиваются. Мать берет меня за руку. Войдя через ворота, я следую за ней по длинной подъездной дорожке. Сердце щемит, когда я оглядываюсь по сторонам. Тут так красиво. Целые акры зеленого газона с обеих сторон от асфальта, деревья, кусты, и так пахнет цветами… Боже, интересно, каково будет просто пуститься бегом по этим просторам? Делать колесо, взбираться на красные дубы, устраивать танцы под дождем? Впереди я замечаю дом. Белый камень выглядит ослепительно на фоне голубого неба. Машины едут по круговой подъездной дорожке. Перед домом виднеются красные пятна – наверное, это розовые кусты, хотя мы еще довольно далеко, поэтому я не могу их разглядеть. Чем ближе подходим, тем больше я начинаю нервничать. Мне хочется остановиться, а если будет нужно, и упереться пятками в землю. Затем развернуться и сказать: «Я буду воровать еду из маленького магазинчика на нашей улице, если придется, только не заставляйте идти в этот дом». Мне не впервой. Нам были нужны молоко и хлопья, и мама сказала, чтобы я их достала. Если меня поймают за кражу, будучи несовершеннолетней, я отделаюсь легче, чем она. Остановившись практически у входной двери, мама немного приседает. Ее длинное пальто – единственная красивая вещь в гардеробе; под ней скрывается дешевый наряд. Она держит меня за плечи с грустью в глазах. – Прости. Дети не должны проходить через такое. – С отчаянным видом мама осматривается вокруг, чуть не плача. – Если бы ты знала, как сильно я хочу, чтобы у тебя было все. Ты ведь понимаешь, что достойна этого, правда? Я молча смотрю, как ее глаза наполняются слезами. Она непутевая мать и зачастую не думает обо мне, так что порой я ненавижу те обстоятельства, в которых оказалась… И все же знаю: она меня любит. Этого не всегда достаточно, но я вижу, что мама старается. – Как бы мне хотелось увезти тебя и купить нам такой же дом, – говорит она мечтательно, – чтобы ты всегда улыбалась. – Поднявшись, мама разглаживает складки на своем пальто. – Меня убивает то, что его гаденыш-сын получает все, что хочет, а у тебя нет ничего. Дэймон. Сын моего отца. Единственный ребенок, которого он признал. Мать всего несколько раз упоминала о нем, хотя никогда с ним не встречалась. Он только родился, когда она забеременела мной, но мы уже были наслышаны: с Дэймоном проблем не оберешься. Она снова берет меня за руку и подводит к двери, которую держит открытой слуга, встречающий гостей. Женщина в сверкающем платье, прищурившись, смотрит на меня сверху вниз, изучая мою одежду. Я быстро отвожу взгляд. Люди входят в дом, и мы следуем за ними, но мужчина, стоящий у двери, останавливает маму, положив руку ей на плечо. – Извините, кто вы? – Мне нужно увидеть Гэбриэла. Слуга, одетый в белую жилетку, встает перед ней, преграждая путь. Я выглядываю из-за него и вижу людей в шикарных костюмах и платьях, идущих от двери в глубь дома. – Мистер Торренс в данный момент принимает гостей.