– Вы чего? – удивилась я. – А снайпер-то существует, – изрек отец. – Сам лично убедился. Может, и Рамзеса не ты? – А тебе как больше хочется? – Моя гордость была уязвлена так, что сильнее уже невозможно. – Мне хочется, чтобы ты не занималась этой байдой! – Отец чуть повысил голос. – Мне хочется, чтобы хоть за тебя не приходилось переживать! – А чего тебе переживать? – Почему у твоего «мерина» на левом переднем колесе стоит запаска? – вклинился Сашка, и я похолодела – Никита не сменил колесо, так и ездил на запаске! Вот урод... – Я его вожу, что ли? – Ты в нем ездишь. Что случилось с колесом и почему я не могу найти родное? – Саш, откуда я знаю? Внезапно отец шарахнул по столу кулаком, и я вздрогнула, хотя Акела при этом даже бровью не дернул. – Ты когда перестанешь думать, что умнее нас обоих?! – Больно мне надо! Что ты кричишь, тебе нельзя нервничать... – Так не вынуждай меня! – Пап, ну, рвануло колесо на жаре, когда ехали из города – что криминального? – Я старалась говорить как можно убедительнее, но видела, что они оба мне не верят. – Допустим. Где поврежденное колесо? – А на шиномонтажку не мог Никита увезти? – разозлилась я. – Не приходила вам в голову такая простая вещь? Взяли моду – допросы устраивать! Муж встал и подошел ко мне, положил руки на плечи и чуть сжал: – Аленька, дело не в допросах. Дело в том, что на нас, похоже, объявили охоту, и я никак пока не могу понять, кто. Поэтому каждая мелочь, каждая незначительная деталька может стать решающей, понимаешь? И если я спросил про колесо – значит, у меня были основания. Я повела плечами, пытаясь освободиться, но тщетно – Саша крепко держал меня. – И прекрати строить из себя героиню, Аля. Не осложняй нам с отцом жизнь. Я очень тебя прошу. На этом разговор закончился. Но того, кто стрелял в машину отца, никто так и не нашел. * * * Лето с его изнурительной жарой и такой же жаркий сентябрь закончились, сменившись проливными дождями октября и ранним снегом. Мои поездки на вертолетную площадку и карьер почти прекратились, и я стала упражняться в стрельбе в открытую, во дворе, приспособив в качестве мишени огромную макивару, которую охранники раньше частенько тузили кулаками. Через пару недель она превратилась в ни на что не годный кожаный дуршлаг, из которого высыпался весь песок. Мои упражнения не остались незамеченными, и Сашка привез две новых, молча выкинув их вечером из багажника джипа под ноги охранникам. Я благодарно посмотрела на мужа, но он никак не прокомментировал свой жест, и я поостереглась спрашивать, доволен ли он тем, что я снова занята привычным делом. * * * Звонок оказался неожиданным. Первое время после встречи с человеком в маске я постоянно жила в напряжении – а вдруг? А вдруг сейчас, сегодня? Что мне делать тогда? Но ничего не происходило, и я уже начала думать, что все это мне привиделось на невыносимой жаре. И вот вечером в середине декабря мой мобильный зазвонил и выдал на дисплей фразу «номер засекречен». Я ответила без всякой опаски, но, когда услышала голос, едва не выронила трубку – со мной говорил человек в маске. – Здравствуй, Саша. Не забыла обо мне? – Нет. Что вам нужно? – Как продвигается твое лечение? Говорят, ты уже хорошо ходишь? – Какое это имеет значение? – хмуро поинтересовалась я. – Самое прямое, – усмехнулся он. – Я предлагаю тебе рандеву. Ты была когда-нибудь в Петербурге? – Нет. И не мечтаю. – А придется. Тон разговора понемногу ужесточался, в голосе звонившего все явственнее звучали угрожающие нотки. – Кстати, как здоровье твоего мужа? Я слышал, он неудачно приземлился после своих упражнений и потянул связки на ноге? И вот тут я совсем потеряла голову от страха. Сегодня утром Сашка, выполняя свои обычные упражнения с шестом, после очередного прыжка попал ногой в небольшую канавку и довольно сильно растянул связки на правом голеностопе. Но как об этом мог узнать человек, не приближавшийся к нашему дому? Или приближавшийся все-таки? Кто из сотрудников службы безопасности работает в две стороны? – Что ты молчишь, Саша? – Спасибо, с ним все в порядке, – с трудом выдавила я и в ответ услышала смех: – Но это легко исправить, ты ведь понимаешь? Откажешься лететь в Петербург – и все может измениться. – Что я должна буду там делать? – хмуро спросила я, понимая, что проиграла этот раунд и вынуждена сдаваться. – Вот это деловой разговор, – одобрил звонивший. – Встретишься с моим человеком завтра в кафе «Светелка», знаешь, где это? – Знаю. Во сколько и как я его узнаю? – Он сам тебя узнает. Положив трубку, я надолго впала в оцепенение. Завтра мне придется ехать в город и общаться не пойми с кем на весьма щекотливую тему – ведь не Эрмитаж посмотреть меня туда отправляют... Как же я ухитрилась так влипнуть-то? Весь день я прослонялась по дому мрачнее тучи, грызла ноготь большого пальца и все думала и думала. От мыслей хотелось сойти с ума. Снова нагромождать вранье, выдумывать, изворачиваться, выкручиваться. Как я устала... И только страх за мужа заставляет меня подчиняться какому-то неведомому кукловоду. Спать я легла пораньше, сославшись на головную боль, и муж не стал мучить меня разговорами, лег рядом и обнял, убаюкивая, как ребенка. * * * В кафе я выбрала стол ближе к барной стойке, чтобы меня видело как можно больше народа. Не знаю, с какой целью я старалась запомниться большему количеству посетителей и персонала кафе, но сделала для этого все. Я уронила стакан, потребовала заменить скатерть, потом устроила тихий скандал из-за кофе, показавшегося мне холодным, – словом, выступила с показательными упражнениями. Придется оставить официанту чаевые побольше, «во искупление», так сказать. Человек, с которым мне предстояло общаться, явился с опозданием на полчаса, когда я уже собиралась встать и послать всех далеко и грубо. Но, едва я подняла руку, чтобы попросить счет, как за моей спиной раздалось: – Александра? Я обернулась – передо мной стоял дядька одного со мной роста, с отвисшими щеками и заплывшими жиром глазками, с омерзительно выпирающим из-под задравшейся рубахи брюхом и плешивой головой. – Да. И что? – с вызовом ответила я. – А то – не ори, дура, не на рынке! – зашипел вдруг незнакомец. – Ты какого хрена уселась посреди зала? Стола потише не нашла? Сразу бы на барную стойку лезла! А, ну да – ты ж не можешь, хромая ведь, я и забыл совсем, – последнюю фразу он добавил уже с ехидной ухмылочкой, и я испытала жуткое желание врезать ему коленом хромой ноги как раз туда, куда так не любят получать мужчины. А он уже махал официанту: – Эй, обер! Перетащи-ка с этого стола все во-о-он в тот уголок, а мне принеси меню. Мне пришлось проследовать за ним в полутемный угол возле огромных динамиков и порадоваться, что сейчас день, а значит, никто не станет врубать эту «дуру» на всю мощь. Пока человек, назвавшийся Валерой, изучал меню, я изучала его и пыталась придумать, как дать знать Никите и Андрею, оставшимся в джипе, что одному из них неплохо бы войти и посмотреть, с кем я сижу, чтобы запомнить внешность и проследить потом за «клиентом». Выйти в туалет показалось мне наиболее логичным, и я встала, однако Валера, оторвавшись от меню, перехватил мою руку с зажатым телефоном: – Э, нет, подруга. Трубу тут оставь. – Это еще с чего? – С того. Ложи на стол, я сказал! – Клади, – поправила я со злостью, но телефон оставила. – Иди-иди, грамотейка, – хрюкнул Валера. – И долго не сиди там, у меня работа еще. В туалете я едва не разревелась от злости, но тут дверь открылась, и вошла высокая девушка в белой водолазке, короткой клетчатой юбочке и высоких сапогах выше колена. Она встала перед зеркалом и принялась поправлять и без того безупречный макияж. И меня осенило. – Девушка... вы не поможете мне? – вкрадчиво обратилась я к ней, и она обернулась: