– Пейдж! – закричал Саймон. – Подожди! Прошу тебя… Она быстро удалялась. Саймон шагнул вправо и хотел уже бежать за ней, но Аарон сделал то же самое и преградил ему дорогу. – Пейдж уже взрослая, – сказал он. – Ты не имеешь права… Саймон размахнулся и врезал Аарону по морде. Он почувствовал, как под костяшками пальцев нос Аарона проломился, послышался хруст, словно чей-то сапог наступил на птичье гнездо. Струей хлынула кровь. Аарон упал. Двое туристов-финнов дружно завопили. Но Саймону было на них наплевать. Он видел впереди только спину дочери. Вот Пейдж повернула налево и, сойдя с мощеной дорожки, скрылась между деревьями. – Пейдж, подожди! Он хотел перепрыгнуть через лежащего и броситься за ней, но Аарон успел схватить его за ногу. Саймон попытался вырваться, но тут увидел людей, они были исполнены самых благих намерений, хотя и явно озадачены – эти люди приближались, их было много, некоторые снимали происходящее на видео своими долбаными мобильниками. И все кричали на него, требуя, чтобы он оставался на месте. Саймон пнул кого-то, чуть не упал, но освободился. Побежал по дорожке в ту сторону, где скрылась Пейдж. Но было уже поздно. Навалилась толпа. Кто-то попытался схватить Саймона, но он выставил вперед локоть. Человек издал звук, похожий на «уф», и ослабил хватку. Другой обхватил его за пояс. Саймон расцепил его руки, продолжая бежать за дочерью, словно окруженный защитниками нападающий, прорывающийся к линии ворот. Но их было слишком много. – Это моя дочь! – кричал он во весь голос. – Пожалуйста… остановите ее… Но в суматохе его никто не слышал, а возможно, эти люди просто не желали слушать буйного сумасшедшего, которого следовало поскорей повалить на землю и связать. Еще один турист бросился на него. Потом еще один. Уже падая, Саймон поднял голову и увидел, что дочь вернулась и стоит на дорожке. И он грохнулся на землю. Попытался снова встать, но на него обрушился град кулаков. Били долго. Когда все закончилось, три ребра и два пальца оказались сломанными. Плюс сотрясение мозга и двадцать три рваные раны, которые пришлось зашивать. А тогда он ничего не чувствовал, только сердце его рвалось на части. Еще кто-то упал на него и придавил к земле. Потом под аккомпанемент криков и визгов за него взялись полицейские, перевернули его на живот, кто-то уперся коленом ему в позвоночник, заломил руки назад и надел наручники. Он еще раз приподнял голову и увидел Пейдж: она пряталась за деревом, глядя на него широко раскрытыми глазами. – Пейдж! Но она к нему не подошла. А потом и вообще пропала из виду, и Саймон понял, что снова упустил ее. Глава вторая Копы оставили Саймона лежать лицом вниз на асфальте, руки скованы за спиной наручниками. Одна из стражей порядка – чернокожая женщина с бейджиком на груди, на котором было написано «Хейс», – наклонилась к нему и сообщила, что он арестован, а потом изложила его права. Саймон метался и бил ногами, вопил что-то о дочери, умолял хоть кого-нибудь, чтобы остановили ее. Хейс терпеливо продолжала говорить, теперь о его праве до допроса хранить молчание и не давать против себя показаний. Закончив, она выпрямилась и отвернулась. Саймон снова принялся кричать о своей дочери. Никто его не слушал, возможно, потому, что он явно был не в себе, поэтому Саймон попытался успокоиться и говорить как человек благовоспитанный и разумный: – Офицер! Мэм! Сэр! Но на него не обращали внимания, занимались опросом свидетелей. Некоторые туристы демонстрировали полицейским заснятое ими видео инцидента, и Саймон догадывался, что эти материалы не сулят ему ничего хорошего. – Там моя дочь, – снова сказал он. – Я пытался спасти свою дочь. Он похитил ее. Последняя фраза была, вообще-то, не совсем правдой, но он надеялся хоть так привлечь к себе внимание. И разумеется, ничего не добился. Саймон повертел головой, посмотрел налево, направо, ища взглядом Аарона. Но того и след простыл. – Где он? – крикнул Саймон, снова голосом ненормального. Хейс наконец соизволила обратить на него внимание. – Кто? – спросила она. – Аарон. Никакой реакции. – Это парень, которого я ударил. Где он? Ответа не последовало. Горячка его уже почти прошла, и по телу разлилось отвратительное, тошнотворное ощущение боли. Наконец – Саймон понятия не имел, сколько прошло времени, – Хейс и высокий белый полицейский, на бейджике которого было написано «Уайт», подняли его на ноги и потащили к патрульной машине. Сунули на заднее сиденье, Уайт сел за руль, а Хейс рядом с ним. Держа в руке бумажник Саймона, Хейс повернулась к нему: – Итак, что произошло, мистер Грин? – Я разговаривал со своей дочерью. Ее парень встал между нами. Я попытался обойти его… Саймон замолчал. – И что же? – поднажала она. – Вы посадили ее парня? Прошу вас, помогите мне найти мою дочь. – И что же? Саймон, конечно, психанул тогда, но сумасшедшим он не был. – Мы с ним повздорили. – Повздорили? – Да. – А подробнее? – Подробнее о чем? – Из-за чего вы повздорили? – Сначала из-за моей дочери, – попытался объяснить Саймон. – Ее зовут Пейдж Грин. Ее парень – я в этом уверен – удерживает ее против воли, его зовут Аарон Корвал. Я пытался спасти ее. – Мм… хм… – задумчиво протянула Хейс. – Значит, вы ударили бездомного? – Я ударил… – Тут Саймон заставил себя замолчать, он понял, что так будет лучше. – Итак, вы ударили… – снова поднажала Хейс. Саймон продолжал молчать. – Хорошо, так я и думала, – сказала Хейс. – Вы весь в крови. Кровь даже на вашем дорогом галстуке. В «Гермесе», небось, покупали? Это так и было, но Саймон больше ничего не отвечал. Рубашка его была все еще застегнута на все пуговицы, галстук завязан идеальным узлом. – Где моя дочь? – Понятия не имею, – ответила Хейс. – Тогда я больше ничего вам не скажу… пока не поговорю со своим адвокатом. – Как вам будет угодно. Хейс повернулась к нему спиной и больше ничего не сказала. Саймона отвезли в пункт скорой помощи в Маунт-Синай[7] на Западной Пятьдесят девятой улице, неподалеку от Десятой авеню, где его тут же отправили на рентген. Врачиха в шапочке без полей и с виду такая молоденькая, что ее, наверное, не пускают в кино на фильмы категории R, наложила ему на сломанные пальцы шины и зашила раны на голове. Сломанные ребра, как она сказала, «сами срастутся, надо лишь месяца полтора избегать резких движений». Все остальное происходило стремительно, как в абсурдистском фильме: его отвезли в следственный изолятор на Сентер-стрит, 100, сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев, сунули в камеру. Разрешили сделать звонок – ну все как в кино. Саймон хотел позвонить Ингрид, но передумал и позвонил шурину Роберту, ведущему адвокату Манхэттена. – Я немедленно кого-нибудь для тебя найду, – сказал Роберт.