». Винцо Шикула только начал учиться, когда грянула вторая мировая война. В 1944 году вспыхнуло Словацкое национальное восстание, немецкие фашисты ввели свои военные части в Словакию. В повести Винцент Шикула вспоминает о своем горьком детстве, в которое вторглась война и отобрала у словацких детей даже те немногие радости, которые у них были: школу, любимую учительницу, лес и все живое в нем. «В годы войны, — вспоминает писатель, — я ходил в школу и кое-что помню из тех времен. Родился я в большой семье, и мой старший брат, музыкант-солдат, посылал нам свой армейский паек, и это было нам очень кстати, ведь мы часто голодали, мама даже старалась нас укладывать днем спать, чтобы мы есть не просили. Но в дни восстания брат исчез. А вернувшись, должен был скрываться. Я это помню особенно хорошо потому, что мне тогда из-за него сильно досталось. Уж очень мне хотелось похвастаться перед товарищами своим братом-партизаном. Я выбежал на улицу, прихватив тайком шапку, в которой вернулся брат с восстания. А что в этом было плохого? Я не мог понять, почему отец вздул меня за это. Понял я все только тогда, когда к нам во двор пришли немецкие солдаты и увели брата в гестапо…» Война прошла. Словакия стала свободная, народная, социалистическая. Деревенский мальчик Винцо вырос. Во второй повести — «Яичко курочки-невелички» — он уже и сам папа. У него две дочки: Веронка и Агатка. Но как их жизнь не похожа на военное детство их папы! Сколько в ней радости, шалостей, родительской любви и опеки! Живут они в городе и лишь изредка наведываются в деревню к бабушке. Но в папе Веронки и Агатки, которого не покидает память о детстве, по-прежнему сильна любовь ко всем этим лугам и пригоркам, где он вырос и где когда-то пас коз и гусей. И чем сильней его любовь к этим местам, а значит, и ко всей словацкой земле, тем сильней тревога за нее и желание уберечь ее от тех, кто неразумно, а порой и безжалостно губит природу. Об этом сказка «Юрчику привет от Юрчика!» Есть в ней и вставная сказка — о диких гусях и мальчике. Шикуле мил этот страдающий тяжелой болезнью мальчик, потому что он добр и дружит со всеми птицами и даже с негодницей кошкой. Все живое, считает писатель, имеет такое же право жить на земле, как и человек, а любовь к родине нерасторжимо связана с бережным отношением к природе. В людях, в мире Винценту Шикуле всего дороже доброе, чистое, то, что нужно сохранить и передать тем, кто придет вслед за его поколением. «Я верю в добро, оно не умирает, смертна только ненависть. Я часто вспоминаю свою школьную учительницу. Однажды я, деревенский мальчик, сидел пригорюнившись на лавочке. А она, проходя мимо, подняла с земли глиняный цветной шарик — такие мы тогда покупали на городских базарах и ярмарках и играли с ними — и протянула его мне. И мне стало так радостно! Учительницы давно нет, но память о ее добре до сих пор живет в моем сердце. Я рассказываю об этом моим ученикам, а они, возможно, еще кому-то, и так добро ее переживет ее саму. Только добро передается от поколения к поколению…» Вот поэтому Винцент Шикула пишет для детей, для тех, в ком он видит будущее. А это и вы, наши маленькие читатели. Он и вам посвящает свои добрые книжки. И конечно, хорошие, интересные — ведь «шикула» по-словацки значит «умелый человек, мастер»! Н. Шульгина У ПАНА ЛЕСНИЧЕГО НА ШЛЯПЕ КИСТОЧКА СЕНТЯБРЬ Йожко не радовался ни новым башмачкам, ни праздничной одежде. Куда лучше махнуть задворками на Гли́нник, на зеленую траву-мураву, где он пас все лето гусей. Вчера мальчишки нанесли туда прутьев, наломали ольшанику и соорудили большущий шалаш. Над шалашом повесили колокол. Конечно, не взаправдашний колокол, а кусок заржавелого рельса, по которому ударял Виктор. Виктор был «король», потому что Виктор был самый большой, только Виктору и дозволялось ударять в колокол. — Пан король, жалоба! — Какая? — А вот такая… Гуси сидели на берегу ручья, лесничий спал в холодке, на опушке Гра́бовки. Его видели мальчики, что возвращались с дровами из леса. — Голопузые бароны, в лес утащат вас вороны! — так обычно дразнили ребят, которые приносили слишком тонкие хворостинки. Йожко не должен был ходить по дрова, а его братья и сестры — обязательно. Они-то ходили в лес почти каждый день. Тащились по тропинке, сгибаясь под тяжелой вязанкой. Половину дров всегда продавали, а половину припасали на зиму. — Голопузые бароны, в лес утащат вас вороны! — смеялись и над Ножкиными братьями и сестрами. — Гуси где? — спросил Ло́йзо, самый старший Йожкин брат, и остановился на тропинке. — Чего? — Гуси где, спрашиваю. — Гуси? Во-о-н! — ткнул Йожко пальцем в сторону ручья. — Гони их домой! — приказал Лойзо. — Живо за ними да гони их домой. Йожко побежал за гусями. Лойзо ждал его на тропинке. Стоял и смотрел на мальчиков, сидевших у шалаша. Подошел к ним. Оглядел шалаш и дотронулся до колокола. Мальчишки глаз с него не спускали, но ни один не отважился и слова вымолвить. Лойзо большой. Больше, чем Виктор. А вот уже и Йожко тут. Лойзо помог ему с гусями сладить, потому что гусям домой еще не хотелось. А не хотелось им потому, что солнце не зашло. — Лойзо! — Ну чего? — Солнце еще не зашло… Лойзо не отвечал. Стал серьезным. Стал серьезным и Йожко. Гусям домой не хотелось, то и дело приходилось позади них хлопать в ладоши. — Подрежем им крылья, — сказал Лойзо, когда они вошли во двор. — Гусям? — Ага. Подрежем им крылья и посадим в клетки. Завтра начинается сентябрь, некому за гусями ходить. НЕ ПОЙДУ Я В ШКОЛУ… Йожко сидел на лавке у окна, на столе перед ним стояла недоеденная похлебка. Ма́рьенка с Ма́гдой сидели у печи и надевали башмаки. Они без устали повторяли стишок, который выучили еще в прошлом году. Воду девицы качали, Водокачку поломали. А хозяин из окна: «Уж заплатите сполна!» Мама принесла корыто, поставила его посреди горницы, стирать собралась. — Ты чего не ешь? — спросила она, подойдя к малышу. Он поднял голову и захныкал: — Мам, не пойду я в школу… Мама всплеснула руками. — Это почему ж ты не пойдешь? — Чего мне там делать? Не умею ни читать, ни писать. — Научишься. — Как научусь, если не умею? — Вот там и научишься. Мама взяла его за руку и повела по двору вниз. Со двора в канавку, что тянулась по всей улице, стекала навозная жижа. Вдоль канавки росли ромашки и просвирняк. Подсядь Йожко к канавке, у него бы сразу была полная пригоршня зеленых просвирок. На дороге остановилась тетушка Дри́на. Она протянула маме полынь, из полыни варят противный, горький-прегорький чай. — Куда ведешь хлопчика? — спросила тетушка Дрина. — В школу, — ответила мама.