— Да… Однако начальник Седая Голова уже давно должен быть здесь. Очень странно, что его нет. — Он прибыл более получаса назад. — Тогда почему его нет на собрании начальников? — Потому… — ответил дон Хосе, подходя к ним, — потому, что я — отец, и счастье вновь найти свою дочь заставило меня на несколько минут обо всем забыть. Теперь я готов вас слушать и действовать как воин. — Начальник мудр, — сказал индеец. И все они сели вокруг костра. Мос-хо-ке вытащил из-за пояса трубку, набил табаком и, взяв уголек из костра, зажег ее; затем в течение нескольких минут он молча курил. Потом Мос-хо-ке вынул трубку изо рта и предложил ее дону Рамону. От дона Рамона трубка перешла по очереди ко всем другим. Все курили, не произнося ни одного слова, пока весь табак не был сожжен. Тогда вождь вытряхнул пепел в огонь, спрятал трубку за пояс и, сложив руки на груди, стал ждать, чтобы к нему обратились. Дон Хосе Морено, индеец по происхождению, уважал все обычаи краснокожих. Взглядом он дал понять своим друзьям, что нельзя выказывать никакого удивления, — наоборот, надо отнестись к этой церемонии очень просто. Дон Хосе в течение нескольких минут тоже не нарушал молчания; казалось, он задумался. Затем он поднял голову и торжественно обратился к индейцу: — Теперь, вождь, скажите, какие новости вы принесли нам об испанском капитане? — Эти новости и хороши и плохи, смотря по тому, как посмотрит мой отец, — поклонившись, ответил индеец. — Воины испанца рыли всю ночь рвы и окопы вокруг лагеря, в середине которого стоит Большой Дом. Человек двадцать лучших стрелков — в засаде; они спрятались на крыше за связками прутьев и за корзинами с землей. Около сорока всадников готовы к вылазке. Кроме того, у испанца есть по крайней мере месячный запас провианта и боевых припасов. Он не только не боится нашей атаки, он ее ждет. Он уверен, что сможет легко разбить ваш отряд. — Значит, у него целая армия, — насмешливо заметил дон Хосе, — если он задумал такие смелые планы! — Испанец потерял больше половины своих солдат во время урагана в пустыне. Но теперь у него гамбусинос — сто двадцать пять человек. Испанский капитан случайно встретил их здесь при поисках клада. Значит, у гачупинов сейчас триста воинов. Они вооружены огнестрельным оружием и умеют с ним обращаться. Испанец заключил союз с племенем ягуаров. Это воинственное и могущественное племя грозного народа апачей. Ягуары стоят лагерем в горах, в двух часах отсюда. Они прибудут в Большой Дом до захода солнца. — Гм! Все это очень серьезно! — сказал дон Рамон. — Очень серьезно, — холодно подтвердил дон Хосе. — Итак, это все силы, которыми располагает капитан? — спросил он у вождя. — Да, все, — ответил тот. Наступило молчание. Четыре человека выжидающе смотрели на старика. Наконец он заговорил. — Приготовьтесь внимательно слушать то, что я вам скажу, — торжественно сказал он, — потому что от исполнения моих приказаний зависит успех нашей экспедиции! — Говорите. — Капитан дон Горацио де Бальбоа стоит во главе двухсот пятидесяти бандитов, гамбусинос и испанцев. Если присоединить сюда три сотни воинов из племени ягуаров, это составит пятьсот пятьдесят человек. Нас — и белых и краснокожих — только двести двадцать человек. Но зато мы все полны решимости и самоотверженности. Капитан же может довериться только небольшому количеству воинов. Большая часть их убежит, когда увидит, что дело становится опасным. Я понимаю, что человек восемьдесят или сто из этих висельников храбры, но только тогда, когда они надеются на богатую добычу. Сражаться во имя славы они не любят. С этими вы легко справитесь. Остаются воины-апачи. Прежде всего неизвестно, придут ли они. Если они и придут, то в последний момент, как хищники, чтобы схватить часть добычи и прикончить побежденного, кто бы он ни был. Итак, по-моему, вот что нужно делать: вы, дон Рамон Очоа, во главе шестидесяти воинов нападете на окопы с фронта. Вы завяжете с гамбусинос ружейную перестрелку и довольно длительную, чтобы они поверили в серьезность атаки. Вы, дон Луис Морен, и вы, дон Энкарнасион Ортис, каждый с двадцатью воинами, будете производить такие же ложные атаки с флангов, но не продвигаясь, однако, настолько, чтобы ввязаться в бой. Вождь оставит здесь десять своих воинов, чтобы охранять и защищать мою дочь. Сорок индейцев под водительством Антилопы будут следить за движением апачей. Шестьдесят воинов под командой дона Кристобаля Нава образуют резерв, который сможет броситься туда, где только будет в этом нужда. Но помните: прежде чем вы все не увидите на крыше Большого Дома знамени независимости Мексики, не идите в наступление! А, увидев знамя, бросайтесь вперед, — и победа будет за нами! — Но вы, дон Хосе… каковы ваши намерения? — спросил дон Энкарнасион Ортис. — Пусть это не беспокоит вас, мой друг, — уклончиво ответил старик. — Я буду на развалинах прежде всех вас. — А Мос-хо-ке? — спросил индеец. — Разве моему отцу Седой Голове нечего приказать своему сыну? — Вы останетесь со мной, вождь, — ответил дон Хосе, сердечно протягивая ему руку. — Мос-хо-ке благодарит своего отца! — с радостной улыбкой ответил индеец. — Я сохранил для вас и для себя, вождь, наиболее трудную и опасную задачу. — Мой отец добр. Мос-хо-ке его благодарит, — повторил вождь. — Теперь, сеньоры, — добавил дон Хосе, обращаясь к молодым людям, — за дело! Да поможет нам бог! Три офицера немедленно поднялись, чтобы стать во главе назначенных им отрядов. Дон Хосе Морено и вождь команчей остались одни. Через несколько минут краснокожие и ранчерос под командой своих начальников покинули лужайку и галопом поскакали в прерию. И только десять воинов-команчей в полном вооружении и военной одежде стояли неподвижно, подобно бронзовым статуям, ожидая повелений дона Хосе Морено и вождя Мос-хо-ке. XXIII. РАЗВЯЗКА Когда лужайка опустела, дон Хосе Морено, оглянувшись вокруг, убедился, что все ранчерос уже далеко. Тогда он наклонился к уху вождя и сказал голосом слабым, как дуновение ветерка, несколько слов; потом поднялся, медленно направился к шатру и скрылся за серапе, заменявшим дверь. Мос-хо-ке знаком подозвал одного из команчей, который тотчас же приблизился и почтительно остановился перед ним. — Пусть мои воины оставят здесь, под охраной часового, своих лошадей! — приказал Мос-хо-ке. — Они им не понадобятся. Индеец передал этот приказ своим товарищам; все быстро спешились и привязали лошадей к стволам деревьев. Один воин с ружьем в руке остался сторожить лошадей. Из шатра вышел дон Хосе. Глаза старика были влажны, лицо бледно. Он только что простился со своей дочерью. Донья Линда, не выдержав, выбежала вслед за ним из шатра и, зарыдав, бросилась опять в его объятия. Дон Хосе Морено, поддавшись чувству отцовской любви, прижал дочь к груди; но через мгновение ласково отстранил ее и сказал задрожавшим от волнения голосом: — Мужайтесь, дитя мое! Бог видит мои мысли! Молитесь обо мне, он услышит вашу молитву! В этот момент воздух огласился ружейными выстрелами. Битва между ранчерос и гамбусинос началась. Дон Хосе быстро подошел к вождю команчей и тихо сказал ему: — Вождь, наступил наконец час, когда я должен вам все сказать. Выслушайте меня: я удержал вас подле себя, потому что люблю вас, хочу доказать мое доверие и вознаградить вас за искреннюю преданность моей семье. Я посвящу вас в тайну, известную лишь мне одному. Мос-хо-ке не сказал ни слова; на его лице, всегда спокойном, отразилось необычайное волнение; нервная дрожь потрясла его, две слезы медленно скатились по щекам. — Во имя неба, что с вами, вождь? — вскричал дон Хосе Морено. Он был удивлен и даже испуган, увидев Мос-хо-ке, всегда спокойного и хладнокровного, в таком взволнованном состоянии. — Мос-хо-ке видит… — ответил индеец задыхающимся голосом, преклонив колено и целуя руку старика, — Мос-хо-ке видит, что его отец Седая Голова — настоящий потомок сыновей Солнца! Слова, которые он произнес, для Мос-хо-ке — самая больная награда за его преданность! А теперь пусть отец мой выслушает одно признание. — Говорите, вождь. Что вы хотели сказать? — Тайну, которую отец мой считает никому не известной, знает еще один человек. — Это правда? — побледнев, вскричал старик. — А вы знаете этого человека? — Да, вождь его знает, отец мой! Этот человек — Мос-хо-ке! — Вы! — с нескрываемой радостью вскричал дон Хосе. — Эта тайна сохранена в вампуме[124], и вожди племени владели ею поочередно. Но пусть мой отец успокоится: он найдет сокровище неприкосновенным. Команчи знают, что оно не принадлежит им, что оно только доверено им. Они бережно охраняли его. — Вождь, вы мудрый человек и верный друг! Вот вам моя рука! Вы не только мой друг, вы мой брат! — А теперь пойдем, мы не можем терять ни одной минуты. — Куда хочет направиться мой отец? — К озеру дель Лагарто, в подземелье, которое так давно таит сокровище императоров инков. — Мос-хо-ке идет вслед за отцом. И они быстро удалились в сопровождении девяти воинов-команчей. С равнины непрерывно доносилась ружейная пальба; время от времени к ней примешивались крики страдания и гнева. — Вождь, — сказал дон Хосе, — я предоставляю вам честь быть нашим проводником. Довольная улыбка промелькнула на строгом лице вождя; вместо ответа он стал во главе группы. Оставив за собой лужайку, они пошли по индейскому способу, то есть гуськом, и, став спиной к саванне, повернули направо. Они углубились в часть леса, такую густую, что могли продвигаться, и то с большими трудностями, только при помощи топоров и ножей. Внезапно перед ними возникла громадная расщелина — два километра в длину и триста метров в ширину; в глубине ее была видна гниющая зеленая вода, на поверхности которой, греясь на солнце, плавали безобразные кайманы, похожие на высохшие стволы деревьев. Это и было озеро дель Лагарто, или Кайман.